Илья Эренбург - Падение Парижа
Виньо его прервал. Это был красивый старик с розовым девическим цветом лица и безупречно белыми усами.
– Я говорил генералу Рамилье, что без пополнения моя дивизия не способна даже к обороне. Три дня мы не видели наших самолетов. Вы говорите – их танки оторвались… Что из того? Наши орудия не пробивают брони. Вы это знаете, как и я. Вчера мы потеряли три тысячи двести человек. Солдаты деморализованы. Командиры не выполняют приказаний. Когда видишь, с какой быстротой они продвигаются…
Де Виссе ударил кулаком по столу: полетела на пол пепельница.
– Мы с вами не на заседании! Что это за разговоры?.. «Продвигаются»… Конечно, поскольку они не встречают отпора. И вы мне говорите, что офицеры не выполняют приказаний! Ясно! Кто им подает пример? Вы. Я вам говорю о плане атаки, а вы хнычете. Я вас отдам под суд. Стыдно – с такой биографией ведете себя, как мальчишка.
Де Виссе повторил еще раз задания Одиннадцатой дивизии и ушел. Генерал Виньо сказал своему адъютанту:
– Наступать мы не можем. А кого будут судить, это мы еще посмотрим…
Штаб Одиннадцатой дивизии помещался в большой ферме. Хозяева уехали. По двору бродили куры, озабоченно выискивая завалявшиеся зерна. А среди кур стоял молоденький лейтенант в очках; он был напудрен дорожной пылью. Увидав генерала де Виссе, он взял под козырек и очень быстро заговорил:
– Господин генерал, прикажите перейти в наступление. Иначе солдаты разбегутся… Господин генерал!..
Де Виссе кивнул головой и отвернулся: слова лейтенанта его взволновали.
– В Сорок вторую дивизию.
Повернули к Перонну. Генерал включил радио. Париж передавал фокстроты. Де Виссе повертел стрелкой. Французская передача из Штутгарта: «Остатки голландской армии, еще оказывавшие сопротивление, вчера капитулировали. Наши части заняли город Сен-Кентен и продвигаются на широком фронте между Лиллем и Перонном. С начала наступления мы захватили сто десять тысяч пленных, не считая голландцев, и большое количество снаряжения. По сообщениям швейцарских журналистов, в Париже царит паника. Многие министры уже покинули столицу. Граф Чиано в большой речи, посвященной годовщине пакта, заявил: «Италия не может дольше оставаться в стороне…»
Де Виссе задумался. Может быть, завтра они будут в Перонне. Дело идет к развязке. Чем Вейган лучше Гамелена? Люди разные, но установка у них та же – цепляются за прошлое, не хотят понять, что времена другие… А заправляют бездарные фигляры. Он вспомнил разговор с Тесса – «Военные должны стушеваться»… Немцы могли уже взять Париж… Они хотят уничтожить живую силу. Даст ли что-нибудь завтрашняя операция? Кругом трусы вроде Виньо. А сколько среди них предателей?..
Он повернул стрелку на «Париж». Диктор приподнятым голосом сообщил: «Сегодня Черчилль заявил: «Руководители Франции дали мне торжественное заверение – что бы ни случилось, французы будут сражаться до конца». Де Виссе усмехнулся – кто это ему обещал?.. Может быть, Тесса? Ну да, сказал с пафосом: «Будем сражаться до конца», а сам убежал со своей дамочкой. Как этот префект… Одно ясно: армия должна сражаться до конца. А они не хотят сражаться… О чем мечтают Пикар или Виньо? О капитуляции. Нужно подать пример, умереть на посту… Пусть внуки узнают, что в этот окаянный год были настоящие французы. Де Виссе вспомнил лейтенанта в очках: что-то подступило к горлу. Для себя де Виссе хотел одного – достойной смерти. Машинально повторил слова молитвы, как повторял их ребенком перед трудными экзаменами. Он не заметил, как они въехали в Перонн. Адъютант сказал:
– Странная история – они помещались в школе…
Спросить было некого – городок будто вымер. Наверно, боятся бомбардировок… Вывалившиеся внутренности дома мешали проехать дальше. Генерал вышел; осмотрелся. Из ворот выглянула старуха.
– Бабушка, вы знаете, где здесь живут военные?
Женщина показала на мэрию и заплакала. Де Виссе прошел по пустым комнатам. На полу валялись бумаги, шлемы, подсумки. Он послал адъютанта на розыски, а сам решил подождать; сел на большой стол, покрытый черной клеенкой. Рассеянно поглядел: чье-то метрическое свидетельство. Снова задумался; увидал свой домик в Валянсе. Внучка, его любимица, играет с котенком… Больше он их не увидит… Осталось одно – достойно умереть…
Он с трудом открыл глаза – засыпал от усталости. Перед ним стояли немцы: офицер, несколько солдат. У немецкого полковника был шрам на щеке. Поблескивал монокль. На ломаном французском языке он сказал, нагло осклабясь:
– Если не ошибаюсь, генерал де Виссе? Честь имею засвидетельствовать глубокое уважение…
20
– Была измена… Смерть недостаточное наказание за совершенные ошибки… Помните – наши солдаты умирают на поле битвы… Мы уничтожим трусов и предателей!.. Если Францию может спасти только чудо, я верю в чудо!
Когда Рейно кончил, сенаторы вежливо зааплодировали. Это были старые, опытные политики; они понимали, что кабинет скоро полетит. А Фуже в ложе для депутатов плакал. Журналисты посмеивались, глядя на бородатого мечтателя, который вытирал глаза турецким платком.
Тесса садился в машину, когда его схватил за руку Фуже.
– Мне надо с тобой поговорить. Рейно хорошо сказал: «Была измена»… Смело, откровенно. Удар бича… Теперь надо действовать…
Все последние дни Тесса жил как в лихорадке, переходя от беспечности к глубокому отчаянию. Известия были противоречивыми; одни говорили об удачных контратаках, другие предсказывали падение Парижа. Петен уверял, что армии больше нет; остались отряды, не связанные друг с другом. Мандель доказывал, что можно сопротивляться. Министры то решали покинуть Париж, то заявляли, что ничто не угрожает столице. Тесса потерял сон; не ел. Он чувствовал, что заболевает. С ужасом он посмотрел на Фуже – только его не хватало! А Фуже влез в машину и сразу стал вопить:
– Нужно поднять народное ополчение!
– Поздно. (Тесса уныло высморкался.) Я не мистик – в чудеса я не верю. Вчера они заняли Аррас и Амьен, сегодня вышли к побережью. Армия окружена.
– Там сорок дивизий. Можно прорвать кольцо…
– Кто его прорвет? На бельгийцев не рассчитывай. Король Леопольд – германофил, это все знают. Англичане сегодня отвели две дивизии от Бапома к Дюнкерку. Естественно, что Вейган не захотел встретиться с генералом Гортом. Одним словом, это дело конченое.
– Как ты можешь так рассуждать?.. Рейно только что сказал: «Смерть за малодушие». Тебя первого следует расстрелять!..
Фуже кричал: он обдал Тесса брызгами слюны; борода его подпрыгивала. Тесса миролюбиво ответил:
– Криком не поможешь… Рейно говорил для публики. Послушал бы его дома… Ты честный человек, но фантазер. Я знаю, что ты меня ненавидишь. Напрасно! Когда на тебя напали в Марселе, я был искренне возмущен…
– О чем ты теперь думаешь? Я тебя умоляю – забудь про мелкую политику! Франция умирает. Подымись над склокой, над партиями!
– Фантазер! Больше того – человек прошлого. Семидесятитонные танки. А кто против? Гражданин Фуже. Может быть, ты уничтожишь генерала Клейста «Декларацией прав человека и гражданина»?
– Теперь не время шутить!
– Я не шучу. Я редко говорю так серьезно. Мы отжили, понимаешь? Может быть, Бретейль уцелеет. Но и он стар – ходит в церковь, молится. Грандель, Лаваль, Меже – эти выживут. Ты меня считаешь мерзавцем, хотя мы оба радикалы. Но Дюкана ты уважаешь. И Кашена. Так вот, позволь тебе сказать – это герои прошлого века. В других странах девятнадцатый век умер вовремя – в ту войну. А у нас засиделся. У нас вообще старики не спешат умирать. Петену пошел девятый десяток, а ты его послушай – планы, амбиции… Так вот, прошлый век кончился. Как твой Дессер… Он, кстати, приходил ко мне… Знаешь, что он предлагает? Защищать Париж.
– И он прав. Говорили, что Мадрид не продержится двух дней, а Мадрид держался два года. Вооружите рабочих, и вы увидите чудеса…
Тесса пожал плечами:
– Как с тобой разговаривать? Ты живешь в мире прошлого. Что же, по-твоему, семьдесят дивизий и три тысячи танков остановятся перед баррикадами?.. И потом – нужно сойти с ума, чтобы дать оружие коммунистам! Конечно, ты обрадуешься. Но ты – исключение. Все радикалы завопят. Я уже не говорю о социалистах. А правые?.. Пикар мне как-то сказал, что если рабочие попытаются захватить власть, он откроет фронт.
– Ты должен арестовать его. И Бретейля. Говорил Рейно об измене или не говорил?.. Я хочу, чтобы ты выполнил гражданский долг. Пойми, эти люди тебя ненавидят. Если придет к власти Бретейль, он с тобой не станет церемониться. Для него ты – радикал, масон, ставленник Народного фронта. Погляди, что они пишут…
Фуже протянул Тесса листовку. Тесса сразу увидел свое имя; у него дрожали руки, он сказал: «Трудно читать, трясет…» Но прочитал: «Повесим на фонарях…» Подписано было – «Штаб верных».
Они подъехали к министерству. Тесса слабым голосом сказал:
