Арчибальд Кронин - Мальчик-менестрель
Когда мы минут через двадцать ушли от Фрэнка, я понял, что он произвел на Десмонда сильное впечатление.
— Ну как, понравился тебе Фрэнк?
— Разве такой человек может не понравиться! — сухо улыбнулся Десмонд. — Меня только немного удивил его завтрак.
— Фрэнк сделал мне столько добра, и мне абсолютно все равно, что он ест на завтрак.
Теперь ничего больше не оставалось, только ждать. В те золотые дни было приятно нежиться на солнышке в саду отеля «Беверли-Хиллз», а утром — нырнуть в большой бассейн и пройтись быстрым шагом до ближайшего прибежища верующих. Я постоянно, хотя, увы, напрасно предлагал Десмонду составить мне компанию: он упорно отказывался и лишь угрюмо глядел мне вслед. Он ждал меня, лежа в шезлонге на солнце, и встречал своим обычным мрачным взглядом.
— Ну что, получил отпущение грехов? — ехидно поинтересовался он, когда я как-то раз вернулся позже обычного.
— Нет, Десмонд! Но у меня был длинный и, надеюсь, полезный разговор с отцом Дэвисом.
К счастью, в этот момент принесли завтрак: хрустящий хлеб, завернутый в салфетку, мед, кофе в серебряном термосе и, что самое замечательное, уже разрезанные пополам большие розовые грейпфруты.
На пятый день нашего пребывания в отеле, когда я уже всерьез забеспокоился о счете, нам нанесла короткий, но незабываемый визит Беделия Би, которая упала точно орел с неба и вцепилась когтями в Десмонда. Повиснув у него на руке, она принялась прохаживаться взад-вперед и что-то быстро нашептывать ему на ухо. Десмонду ничего не оставалось, как время от времени согласно кивать. Наконец Беделия вернулась вместе с ним в коттедж, где театральным жестом протянула ему великолепно украшенную карточку.
— Десмонд, смотри не потеряй! Ты хоть и будешь звездой вечера, без этой штуки тебя не пропустят.
— А как насчет пригласительного билета для меня, Делия Би?
— Ну а тебе, Рыжий, приглашение без надобности. Вечеринки у Сэма — важные мероприятия. И писателям туда вход заказан, — добродушно сказала она.
— Да ладно тебе, Ди Би. Я имею полное право посмотреть на веселье. Я буду сидеть тихо-тихо как мышка.
— Мышам тоже вход заказан, Рыжий, — засмеялась она, протягивая мне пригласительный билет. — Думаю, ты заслужил право присутствовать. Но только постарайся одеться поприличнее и даже не вздумай произносить слово «книги», а то тебя живо вышвырнут вон.
После ухода Делии Би мы с Десмондом изучили прекрасно оформленные билеты, представлявшие собой отпечатанные на бумаге с золотым обрезом приглашения на званый вечер, который устраивал Сэм Голдуин в своем доме в Беверли-Хиллз двенадцатого июня.
— Всего каких-то четыре дня осталось! — жизнерадостно воскликнул я; после такого долгого путешествия для меня это был не срок. — Ты уже выбрал, что будешь петь? Полагаю, как всегда, арию Вальтера?
— Боже правый! Неужели я похож на школьника, выучившего одну-единственную паршивую песню?! Нет, я исполню то, что взбредет в мою дурную голову, — сказан Десмонд и, помолчав, добавил: — У меня эта чертова ария уже в печенках сидит, да и у тебя, наверное, тоже. Алек, давай не будем об этом. Просто пойдем, а там видно будет.
И мы строго соблюдали данный нами обет молчания, хотя мысль о важности предстоящего мероприятия тяжелым грузом давила на сердце. И когда наконец знаменательный день настал, мы, следуя указаниям Делии Би, постарались одеться поприличнее. Мне в любом случае не дано выглядеть изысканно элегантным, но Десмонд, чисто выбритый, в темном костюме и во всем том, что полагается к такому костюму, смотрелся потрясающе. Не мужчина, а мечта старлетки. В нем была какая-то особая чувственность, а благодаря хорошим условиям в Беверли-Хиллз вид у него стал вполне цветущим.
Мы уже были совсем готовы, но поскольку согласно строжайшей инструкции Делии Би Десмонд должен был появиться позже других, нам приходилось сидеть и ждать. Десмонд казался спокойным, на лице его застыла ставшая привычной для него маска полного безразличия. Я даже грешным делом подумал, не принял ли он транквилизатор. Но если и так, я его не виню. Ведь это был его момент истины, и от сегодняшнего вечера зависело, что его ждет впереди: триумфальный успех или падение в пропасть. Даже мне, которому была уготована лишь роль зрителя, ожидание давалось с большим трудом.
В половине одиннадцатою, после нескольких фальстартов, мы наконец прошли через холл отеля к ожидающему нас такси. Несколько минут езды — и перед нами возник сверкающий всеми огнями огромный дом. Наше скромное такси вызвало подозрение у дежуривших на входе полицейских, но после проверки пригласительных нас провели в дом, где уже другой полицейский, переодетый дворецким, приняв наши шляпы, проводил нас в гостиную. На пороге мы с Десмондом посмотрели друг другу в глаза и, сделав глубокий вдох, смело шагнули вперед.
Громадная гостиная, ярко освещенная двумя огромными люстрами венецианского стекла, была обставлена и декорирована с роскошью, которую диктуют колоссальные деньги. Вокруг двух роялей фирмы «Стейнвей» в разных концах комнаты группами стояли гости, человек сорок, не меньше, разделившиеся, как это принято в Америке, по половому признаку. Так, стайки нарядно одетых женщин щебетали в одном углу, а мужчины, и среди них хорошо узнаваемые кинозвезды, рассеянно бродили по залу, неосознанно разыгрывая из себя альфа-самцов.
В центре между этих двух групп в окружении близких друзей сидел хозяин всего этого великолепия — несравненный Сэм; рядом с ним стояла парочка суровых мужчин, а еще Делия Би собственной персоной, в полной боевой раскраске и с алым страусиным пером в волосах. За одним из роялей сидел сам Ричард Таубер[94], за другим — к моему величайшему облегчению, Джон Маккормак, рядом с ним на диванчике расположилась его жена Лили. Эти чудесные люди были моими друзьями, и я подсел к Лили, которая приветствовала меня мягкой улыбкой. Я еще не встречал в Голливуде женщины тоньше и милее ее.
— Джон говорит, нас ждет что-то особенное, — шепнула она мне.
Десмонд, одиноко стоявший в дверях, не мог не привлечь всеобщего внимания, и тогда, продемонстрировав отменную выдержку, он обвел глазами комнату и, найдя уголок, где не толпился народ, уселся в позолоченное кресло времен Людовика XVII и принялся рассматривать огромную картину Андрео дель Сартро[95] «Похищение сабинянок». По тому, как Десмонд скептически приподнял левую бровь, я понял, что, по его просвещенному мнению, эта картина отнюдь не кисти великого мастера, а скорее, одного из его учеников, возможно, Джакопо Феллини.
