Таня Валько - Арабская дочь
— Что-то вы какие-то вялые сегодня, — со скрытой издевкой говорит он, обращаясь к Хамиду. — Я слышал, что вчера в отеле была очень шумная вечеринка. Эти иностранцы не могут ни к чему относиться с уважением! — повышает он голос от охватившего его возмущения. — Ведь они здесь только гости, причем нежелательные, поэтому должны придерживаться правил и законов нашей страны, правда?
— Да, конечно, — подтверждает Хамид и опускает глаза.
— А ты, молодой человек, почему не носишь тобу? — спрашивает гид с вызовом. — Стыдишься своего происхождения?
— Я йеменец, — врет Хамид и не краснеет.
— Бен Ладен? Ты думаешь, что с дураком разговариваешь? — задиристо произносит гид и расправляет плечи.
— Мой дед со стороны отца почти век тому назад приехал из Йемена в Саудовскую Аравию! — Житель Рияда наклоняется над деревенщиной-недомерком, как будто хочет вбить его в землю. — Моя мать тоже оттуда. И запомни, никто не будет указывать мне, как я должен одеваться на экскурсию по пустыне!
Хамид уже кричит, и его слова, эхом отражаясь от скал ущелья, повторяются вновь.
— Едем в отель. Меня тошнит от этого таскания по пескам, — говорит он, обращаясь к жене и усаживаясь в автомобиль.
— Я не понимаю, почему вы так нервничаете? — Местный попечитель утратил уверенность и стучит в закрытое окно машины. — Я приглашаю вас ко мне на ферму, дочь приготовила угощение.
— Да? — Хамид, стиснув зубы, открывает окно.
— Эй, не будем злиться, — улыбается хитрый лис. — Все хотят увидеть, как здесь живется.
Он показывает пальцем на два других автомобиля и сидящих в них удивленных иностранцев, которые ничего не поняли из ссоры, потому что собеседники говорили на арабском языке, но, по крайней мере, сообразили, что это не дружеская болтовня.
— По дороге остановимся у дворца княгини, который она здесь себе строит. Эдакий маленький домик лесника. — Гид, видя нерешительность в глазах Хамида, бежит к машине и отправляется на дальнейший осмотр, чтобы тот не успел отказаться.
Стены большого строения, расположенного тут же, при выезде на асфальтированную дорогу, выделяются белизной на фоне бордово-черных в это время дня склонов горы, у подножия которой их возводили. Издалека дворец кажется маленьким белым бараком, но по мере приближения к нему все видят, насколько он большой и роскошный. Высокая, до четырех метров, ограда еще не закончена. Автомобили въезжают через проем, оставленный для ворот. Подъезд завален мусором, строевым лесом и брошенной утварью, а дом выглядит страшно: пустые черные дыры вместо дверей и окон.
— А тут безопасно? — взволнованно спрашивает немка.
— Это же вторжение на чужую территорию, лучше уж возвратиться, — поддакивает ее муж.
— Благодаря вам мы нарушаем право, которого в других вопросах вы так сурово придерживаетесь, — злорадно подытоживает Хамид.
— А что в этом интересного? — говорит Марыся. — Это ведь просто руины.
— Так, собственно, распоряжается деньгами наше правительство, — с горечью произносит гид. — Начали строительство, может, лет пять назад, потом что-то кому-то привиделось, и бросили все к черту. А за эти сотни тысяч риалов можно было бы построить пять мечетей или отдать их на паломников в Мекку.
— Это же чье-то частное строительство, и он делает с ним все, что хочет, — возражает Хамид. — Ведь это не больница, не школа, на которые тратятся деньги из государственного кармана. Не исключено, что собственник лишился своего имущества, или у него не за что закончить проект, или, может, даже умер.
— Мы как птицы-могильщики! — выкрикивает молодая француженка.
— Кладбищенские гиены, — вставляет Марыся и показывает на маячащее во мраке самое высокое, одиноко стоящее надгробье: — И до некрополя рукой подать.
— А нам это надо?! И куда, к черту, подевалась наша охрана?
Туристы начинают впадать в панику.
— Едем уже в город! — с этими словами все как по команде бегут к автомобилям и за минуту покидают грустный вымерший дворец.
— Открывайте! Немедленно! — По коридорам отеля разносятся крики, слышен топот подбитых ботинок, потом раздается стук кулаком в дверь.
— Что происходит? Террористы? Нас хотят выкрасть? — Марыся, перепугавшись, садится на кровати и чувствует, как от страха у нее начинают стучать зубы. — Будут мучить? Насиловать?
Голос у нее срывается, и она уже готова расплакаться.
— Сейчас же одевайся, — говорит Хамид и впрыгивает в джинсы. — Если найдут тебя в этой ночной рубашке, то наверняка не отпустят.
Дверь открывается, и в комнату вваливаются двое молодых мужчин из местной полиции. Это те самые милые парни, которые сопровождали их последние два дня.
— К стене, руки и ноги расставить! — Они уже не такие дружелюбные, как пару часов тому назад. — Оружие? Алкоголь? Наркотики? — спрашивают у Хамида и, не дожидаясь ответа, надевают на него наручники.
— Что это значит?! — Марыся бросается на ближайшего полицейского. — Оставьте моего мужа! В чем он виноват?
— А ты, негодница, лучше надень абаю и закрой лицо! — И молодой женщине отпускают оплеуху.
— Сержант, что вы делаете?! — В комнату, из которой слышен визг на пол-отеля, врывается старший полицейский.
— Вы сказали арестовать подозрительных…
— Дебилы! Глупые монголы! Сыновья осла! — С этими словами капитан собственноручно снимает с Хамида наручники. — Что подозрительного в том, чтобы спать ночью с собственной женой? Этого человека мы возьмем в участок только как свидетеля, может, он что-то заметил.
— А что случилось? — спрашивает, нервничая, Хамид.
— Об этом поговорим в другом месте. Госпожа, saida, пройдите в столовую, в сектор для женщин. Скорее.
Марыся покорно опускает голову и со слезами на глазах быстрым шагом выходит из комнаты. Хамид в сопровождении двух самых ретивых полицейских направляется к выходу. Через минуту садится на заднее сиденье полицейской машины, которая тут же уезжает.
Как для маленького городка, участок в Мадаин-Салех довольно большой. В приемной полно нервных полицейских, которые суетливо носятся от ресепшн к бюро и на улицу.
— Садись и жди, — говорит человек в форме. — Сейчас ни у кого нет времени на опрос свидетелей.
— Так я мог бы остаться в отеле с женой, — отвечает в бешенстве Хамид. — Никуда бы не убежал.
— Хочешь провести это время не зря? — полицейский наклоняется над ним и орет ему прямо в лицо, обдавая несвежим дыханием.
На эти слова риядец садится и, выпрямившись, словно приклеивается к спинке. Он вперяет взгляд в грязный пол и старается ни на кого не смотреть. Именно в этот момент на участке происходит какое-то замешательство.
