Эрик Сигал - Однокурсники
Он замолчал и разрыдался.
Вначале Джейсон оцепенел.
— Не может быть, — шепотом сказал он себе. — Этого просто не может быть… Неужели это происходит на самом деле?
За двадцать шесть безоблачных лет своей жизни он никогда не сталкивался ни с чем, что даже отдаленно походило бы на трагедию. И вот теперь он сражен пулей в самое сердце.
— Ева говорит, она была очень смелой, Джейсон. Она закрыла своим телом гранату, чтобы защитить детей.
Джейсон не знал, что сказать. Или думать. Или делать. Он чувствовал, что слезы вот-вот хлынут из глаз. И гнев разорвет его изнутри. А пока он просто застыл от шока. Потом спохватился — надо же что-то сказать ее брату.
— Антон, — тихо произнес он, — у меня нет слов, чтобы выразить свое соболезнование. Мне очень жаль.
— И ты прими наше соболезнование, Джейсон, — ответил он. — Вы с Фанни так сильно любили друг друга.
А затем он прибавил еле слышным голосом:
— Мы подумали, может, тебе захочется приехать на похороны.
Похороны. О боже! Эта мысль отозвалась тупой болью. Еще одна суровая реальность, заставляющая понять, что Фанни и в самом деле мертва. Он никогда больше не услышит ее голоса. Никогда не увидит ее живой.
Но ему ведь задали вопрос. Хочет ли он присутствовать на церемонии, во время которой тело его возлюбленной опустят в землю и закопают?
— Да, Антон. Да, конечно, — ответил он слабым, еле слышным голосом. — Когда панихида?
— Вообще-то предполагалось, что сразу, как только мы все доберемся туда. Но конечно, если ты приедешь, мы тебя подождем.
— Я не понял, — сказал Джейсон. — Разве похороны не в Голландии?
— Нет, — сказал Антон. — Наша семья решила иначе. Ты же знаешь, мы люди религиозные и питаем сильные чувства ко всему, что связано со Священным Писанием и Святой землей. И раз уж Фанни умерла… там, мы подумали, надо похоронить ее на протестантском кладбище в Иерусалиме.
— О!
— Может, тебе слишком далеко ехать? — мягко произнес Антон.
— Не говори глупостей, — тихо ответил Джейсон. — Я обзвоню все авиакомпании, как только они откроются, и вылечу первым же самолетом. Я обязательно позвоню вам и сообщу, когда прибывает мой рейс.
С тех пор как они познакомились с Фанни, он всегда держал свой паспорт под рукой, на тот случай, если разлука вдруг станет совсем нестерпимой. Чтобы он смог только собрать чемодан, узнать, когда рейс, и ехать.
В то утро у него был экзамен, на который ушло несколько недель подготовки, а поскольку рейс в Израиль отправлялся из аэропорта Айдлуайлд вечером, то он бы успел его сдать.
Но теперь это не имело никакого значения. Ему было совершенно на все наплевать.
Он пошел в туристическое агентство, которое находилось на площади, взял билет и, коротая остаток дня, бесцельно бродил по Кембриджу. Ярко светило солнце, и беззаботные студенты весело смеялись, направляясь к реке на пикник.
Этот смех вызывал у него тихую ярость. Как могут они улыбаться и гулять по улицам, будто ничего не произошло, словно жизнь со вчерашнего дня ничуть не изменилась? Как смеет это проклятое солнце так ярко светить? Весь мир вокруг должен застыть на месте и рыдать!
В четыре он вылетел из Бостона, в нью-йоркском Айдлуайлде у него была пересадка, и он прошел пешком через зал туда, где проходила регистрация на рейс авиакомпании «Эль-Аль». Родители встретили его там.
Его мать плакала.
— Джейсон, это так ужасно…
— Мы можем чем-нибудь помочь? — спросил отец.
— Не думаю, — ответил Джейсон растерянно.
К ним подошел невысокий молодой человек с черными вьющимися волосами, в рубашке с короткими рукавами, с рацией в руке, и произнес с легким акцентом:
— Вы все трое пассажиры?
— Нет, — ответил Джейсон, — только я.
— В таком случае остальным, боюсь, придется отойти, — вежливо сказал он. — Здесь разрешено находиться только пассажирам. В целях безопасности.
Это огорчило старшего Гилберта.
— Посмотри на этот терминал, — пожаловался он, неохотно отходя оттуда. — Повсюду полицейские, и по крайней мере человек десять типов вроде того парня. Наверное, это самая опасная авиакомпания в мире.
Не успел Джейсон ответить, как сотрудник службы безопасности обернулся к его отцу и сказал, обращаясь непосредственно к нему:
— Простите, но я считаю, что наша авиакомпания самая безопасная в мире, ибо мы предпринимаем все возможные меры предосторожности.
— А вы всегда подслушиваете чужие разговоры? — повышенным тоном спросил отец Джейсона.
— Только когда я на службе, сэр. Это часть моей работы.
Возмущенный мистер Гилберт повернулся к сыну и произнес:
— Обещай мне, что обратно полетишь американскими авиалиниями.
— Папа, пожалуйста, оставьте меня одного.
— Да, сын, — сказал негромко отец. — Конечно.
Они обняли Джейсона и быстро ушли.
Джейсон вздыхал, наблюдая за тем, как две женщины, сотрудницы службы безопасности, осторожно вынимают и кладут на стол содержимое его небольшой дорожной сумки — три рубашки, несколько комплектов нижнего белья, два галстука и туалетный набор — и тщательно все изучают. Одна из них даже проверила тюбики с зубной пастой и кремом для бритья.
Наконец они сложили все обратно — гораздо более аккуратно, чем это делал он сам.
— А теперь я могу идти? — спросил он, стараясь не проявлять своего нетерпения.
— Да, сэр, — ответила молодая женщина, — вот сюда, в эту кабинку. Для личного досмотра.
Полет был долгим, а в самолете находилось много народу. Дети гонялись друг за другом по проходам. Бородатые мужчины, в основном пожилые и несколько молодых, расхаживали по салону туда и обратно — несомненно, каждый из них размышлял над каким-то жизненно важным местом в Талмуде или над очередным отрывком из Пророков.
Непонятно почему, но Джейсон тоже встал с места и стал ходить вместе с ними. Удивительно, до чего разные лица встречались у пассажиров. Помимо стереотипных старцев, словно сошедших со страниц Ветхого Завета, здесь были также загорелые и мускулистые парни. Он догадался, что многие из этих молодых людей спортивного вида, в рубашках с короткими рукавами, — охранники. Попадались в салоне и чернокожие лица, как у обыкновенных негров, которых он немало видел на своем веку. (Потом он узнал, что это йеменцы.) Но больше всего он поразился, узнав в некоторых людях самого себя. Здесь и там сидели светловолосые и голубоглазые пассажиры и бойко переговаривались между собой на иврите.
Они все выглядели по-разному. И в то же время все они были евреями. И он был одним из них.
