Алексей Колышевский - Патриот. Жестокий роман о национальной идее
Их встреча закончилась лишь спустя четыре часа, когда Гера уже мысленно продумал, как его станут арестовывать, как станут допрашивать и водворят в колонию «Белый лебедь», посадив в камеру к битцевскому маньяку или еще к какому-нибудь упырю, осужденному на пожизненное заключение. А так как больше ни о чем думать он уже не мог, то страшный цикл мыслей арест-допрос-тюрьма по мере окончания возобновлялся в голове Геры снова и снова, и к исходу четвертого часа он почувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Вывел его из штопора телефонный звонок, как раз тогда, когда он, пилот собственного пикирующего к земле рассудка, отчетливо видел каменные россыпи безумия, приготовившись разбиться о них вдребезги. Вопреки его ожиданиям это позвонила не Таня, а генерал Петя.
— Гера Викторович? Это ничего, что я тебя по батюшке называю?
— Здравствуйте, Петр. Слава богу!
— Тпру! Что это вы всех подряд славить взялись: и ты, и шеф твой? Вы определитесь как-то. — Генерал Петя был не в духе, и в голосе его, пусть и искаженном телефонными помехами, все же чувствовались нотки раздражения. — Ладно. Ты скажи, как у тебя дела-то? Я слышал, что Рогачев тебе секвестр учинил?
— Есть такое дело. — Гера немного успокоился, надеясь, что, может быть, пронесло, — у меня теперь «ЖЖ» забрали. Теперь там Кира всем распоряжаться станет. Мне ей сегодня дела надо было начать передавать.
— Ну и как? — отчего-то усмехнувшись, спросил генерал Петя. — Начал уже передавать-то?
— Нет. Передавать некому. Киры с утра на работе нету.
— О как! А где ж она?
— А я откуда знаю? Мы же с ней больше вместе не живем. Должна была с утра быть на работе, секретарша ее по всем телефонам разыскивает целый день, и все без толку.
— Может, не там она ее разыскивает? Может, надо где-нибудь в другом месте поискать, где телефон не работает?
— Н-не з-знаю… — Гера почувствовал на своих запястьях стальные браслеты наручников, и язык его ворочался с трудом, — мож-жет быть.
— Ты вот что. Сиди на месте, я сейчас к тебе заеду. Поговорить надо. Не знает он, хэх!
…Генерал Петя отправил секретаршу Геры домой:
— Иди, милая, отдохни. Сегодня понедельник, отдохнуть не мешает, целая неделя впереди.
И закрыл приемную. Изнутри. На ключ.
То же самое проделал с дверью кабинета Геры и, лишь убедившись в том, что их никто не может слышать, произнес:
— Дела у тебя, Гера, плохи. Рогачев против тебя прямо как бык против красной тряпки. Хочет весь твой холдинг по частям растащить и раздать кому ни попадя. Четыре часа с ним препирался, уговаривал тебя не трогать.
«Черт. Неужели пронесет! Может, он все-таки ничего не знает?» Гера выдавил из себя жалкое подобие улыбки и спросил:
— Ну и чем у вас дело закончилось?
— Чем, говоришь, дело закончилось? — Генерал Петя вдруг сделался очень серьезным и с таким выражением, словно он читал «Евгения Онегина» со сцены, продекламировал:
Встретились два друга на вокзале,
Видимо, не виделись давно.
Долго обнимались, целовались,
Пока хуй не встал у одного.
Гера некоторое время сидел и безмолвно, вытаращив глаза, смотрел на генерала Петю. И генерал также молча и притом нахмурившись смотрел на Геру. Затем в кабинете взорвалась стомегатонная смеховая бомба. Гера хохотал до изнеможения, сидя в кресле и дрыгая ногами, а генерал Петя рокотал настоящим боевым басом:
— Их-хы-хы-хы-ух! Это мне, га-га-га, это мне Змей днями рассказал. Вот у них там, в Питере, поэзия-то как цветет! Недаром ведь город Пушкина!
Наконец смех иссяк, Гера промокнул платком слезящиеся глаза:
— Петр, еще один такой заход, и у меня от смеха выломается челюсть. Есть буду как космонавт, из тюбика.
Генерал Петя попросил себе «чего-нибудь». Гера достал коньяк, коробку шоколада «Линдт», увидев которую генерал Петя скривился:
— Убери ты его на хрен. Я о шоколаде! Терпеть не могу. От него задница может слипнуться. Ну, так, где Брикер-то в результате?
От такого резкого перехода у Геры невольно затряслись руки, что не ускользнуло от внимательного взора Пети. Он взял со стола налитую Герой рюмку:
— Твое здоровье, Германн. Ответишь старику на вопрос-то?
— Да откуда мне знать! Я же говорю: искали ее весь день, звонили. Да вот и сейчас можно попробовать. Вот я, — Гера взял телефонную трубку, — наберу сейчас ее номер…
— Да ладно, — генерал Петя махнул рукой, — меня, как ты сам, быть может, понимаешь, во всей этой истории интересует, не появится ли она вновь, и притом совершенно внезапно, когда ее уже и искать никто не станет. Или, скажем, не она, а какие-нибудь ее запчасти.
— Да что это вы такое, Петр, говорите? Какие такие запчасти?
— Какие? Ну, скажем, части разрубленного тела, какие-нибудь там… Мало ли. Не под коньяк же мне о таких подробностях рассказывать.
Гера очень старался держать себя в руках. Но у него, водившего, бывало, за нос отпетых дельцов и пройдох, не получалось «войти в образ» именно сейчас. От генерала Пети словно шли рентгеновские лучи, и казалось, что он знает все ответы на поставленные вопросы. Высшая школа допросного мастерства была пройдена генералом Петей еще до того, как Гера появился на свет, и если бы Петя написал мемуары, а в мемуарах рассказал о тех, с кем ему пришлось вот так же побеседовать «по душам», то новейшую историю пришлось бы переписывать, если и не целиком, то уж, по крайней мере, поставить с ног на голову содержимое ее основных глав. Генерал Петя был сыном целой эпохи и участвовал в ее послойном, словно у сталактита, росте самым деятельным образом. Однако Гера все же нашел в себе силы не начать каяться во всем и лишь развел руками, мол, не знаю я ничего.
— Да что с ней такого могло бы приключиться? Может, загуляла… Может, она у Рогачева дома! Откуда мы знаем? Он мне что-то ни разу за сегодняшний день не позвонил, хотя повод есть. Согласитесь?
— И не позвонит. У него сейчас других забот добавилось.
— В смысле? Каких?
— Нас с ним вызывали «туда». — Генерал Петя поискал на стене портрет и, не найдя его, так удивился, что даже переспросил: — А где?
— Что?
— Портрет?
— Какой?
— Не «какой»? А «чей»?
— А у меня и не было. — Гера выглядел пристыженным и даже слегка покраснел.
— Плохо. Очень плохо. Как же мне из тебя государственника сделать, если у тебя на стене нету портрета? Ладно. Так вот, вызвали нас «туда» и поставили задачу… Ты помнишь, о чем ты вещал на моем сабантуе?
— Ну, разумеется.
— А вот скажи мне на милость: ты это от сердца говорил или потому, что человек этот, который запаздывал, а потом все-таки появился, рядом сидел? Только честно говори, мне врак твоих не надо.