Анна Матвеева - Завидное чувство Веры Стениной
— Мама, открывай! — сердилась Лара и колотила в дверь кулачками. — У нас тётя Юля напьянилась!
Валечка вскочил с дивана.
Юлька ещё на пороге сфокусировала взгляд на Вериной груди:
— О, какая декольтешечка! Ты не одна, что ли? Здравствуйте (у нее получилось «зрасвуцы»), молодой человек, — церемонно, насколько могла, сказала пьяная Копипаста. То, что она не узнаёт бывшего мужа, Веру не удивило — она и сама его не узнавала: Валечка стал красного цвета и трепетал, как революционное знамя на ветру.
— Мы не будем вам мешать, — решительно произнесла Юлька и упала. Евгения заплакала, Лара засмеялась: они были как холодная и горячая вода. Холодная вода — вот что было нужно Стениной. Смыть с себя это наваждение, стряхнуть, как пыльные эполеты. Валечка бросился к упавшему телу, точно Вакх — к Ариадне на полотне Тициана, и бережно поднял его.
— Дайте мне вина! — прошептала Юлька, бессмысленно глядя куда-то в потолок. — Освежите меня яблоками!
— Ишь какой! — одобрила Валечку Лара.
— Эта — твоя, — между делом определил Валечка, унося Копипасту в комнату и аккуратно встряхивая её в воздухе, чтобы распределить вес.
— А мы есть хотим, — сообщила дочь.
— Не сомневаюсь. Мойте руки.
— Тётя Вера, а у мамы это пройдёт? — спросила Евгения, все ещё всхлипывая.
— Смотря о чём ты, — злобно ответила Вера, гремя сковородой, как гонгом.
— Как о чём? — удивилась Лара. — Евгения спрашивает, когда у тёти Юли пройдёт это пьянство?
— Завтра, когда проснётесь, всё будет хорошо.
Лара открыла холодильник и глубокомысленно разглядывала его содержимое:
— А котлетики ещё остались?
Вера надеялась, Валечка выйдет из комнаты через минуту и объявит, что ему пора. Так на его месте поступил бы каждый второй и первый встречный. Поэтому она без всякой жалости смотрела, как оседает мука на платье — и пудрит никому не интересное декольте.
— Котлетики! — предвкушала дочка, и даже Евгения нетерпеливо поглядывала в сторону фырчащей сковородки. Летучая мышь сидела за столом вместе с ними, как третья дочка Веры.
«Давно не виделись, — усмехнулась про себя Вера. — Тоже голодная?»
«Ещё бы», — ответила зависть.
Валечка вышел из комнаты через полчаса. «Нагляделся», — страдала Стенина.
— А что-нибудь постное есть? — спросил он у Веры.
— Лапшу будешь?
— Если тебе нетрудно.
— Лапшу никому не трудно.
— А ты кто такой вообще-то? — включилась Лара.
— Валентин Аркадьевич.
Лара хихикнула.
— Что, смешное имя?
— Как для старого дедушки.
— А я и есть старый.
— Нет, тебе ещё долго жить придётся.
— К сожалению. Тебя Лара зовут, да? А ты — Евгения?
Евгения кротко кивнула, залилась тёмным румянцем.
Валечка поискал взглядом икону, но обнаружил только чеканку — выжившую с восьмидесятых выпуклую девушку.
— Девочки, пора спать! — скомандовала Вера. — Завтра вообще-то в школу.
— А почитать на ночь? — строго спросила дочь.
— Давайте я вам лучше расскажу историю, — предложил Валечка.
— Сказку?
— Нет, настоящую историю.
— Давай!
— Вы умывайтесь, зубы чистите, а я съем лапшу — и приду.
Девочки наперегонки помчались в ванную. Лара ныла, что опять куда-то пропала её жёлтая зубная щётка, потом Евгения крикнула, что щётку нашли…
— Ты что, остаёшься? — удивилась Вера.
— Если ты не против.
— Но тебе придётся спать со мной в гостиной. Юльку ты унёс ко мне в комнату, в детской — Лара с Евгенией. — Она не стала упоминать о том, что частенько ночует вместе с девочками — на широком диване вполне хватало места троим.
— А мы не будем спать! — сказал Валечка. — Мы же поговорить хотели, помнишь?
Он снял наручные часы, аккуратно положил их на столик. С раскинутыми, хранящими форму руки ремешками, они были похожи на птицу, застывшую в полёте. Вера зачем-то смотрела на эти часы не отрываясь.
— Ис-то-ри-я! Ис-то-ри-я! — скандировали девочки.
Что это будет за история, Вера догадалась сразу. Конечно, царские останки! Видимо, за всю жизнь с Валечкой так и не произошло ничего более захватывающего.
В детскую она вошла на словах Лары:
— Ну, так пусть бы эволюционеры (так дочь произносила слово «революционеры») одного этого мальчика и убили! Раз он всё равно уже был больной наследник. Зачем же всю семью расстреляли?
— И собачку, — всхлипнула впечатлительная Евгения.
— То, что надо на сон грядущий, — похвалила Валечку Стенина.
Он смутился:
— Прости, я не подумал. Конечно, они ещё маленькие.
— Мы не маленькие, — возмутилась Лара. — Рассказывай, что было дальше.
— Завтра.
— А ты что, останешься у нас ночевать?
— Останусь. Поздно ведь уже. На улице темно и страшно.
— Тогда можешь лечь на бабушкиной софе, — разрешила дочь.
— Лара и правда Регистратура, — сказал Валечка, когда они наконец-то сидели в кухне вдвоём. Вера успела переодеться, закинув злосчастное платье в дальний угол гардероба. Теперь она была в простой серой футболке и джинсах, волосы собрала в хвост — хуже не придумаешь. Какая теперь разница.
— Вера, — Валечка так произнёс её имя, что стало совершенно ясно, какие слова последуют за ним. В принципе можно было ничего и не говорить — ограничиться одним этим обращением. Но он говорил — и при этом держал Стенину за руки и гладил их, как будто уговаривая маленькую девочку не спорить и быть послушной. — Всё равно у нас ничего не получится. Я никогда не женюсь, а эти наши встречи — грех. Большую беду на тебя навлекаю.
Он говорил это, но смотрел на Веру таким взглядом, который начисто опровергал каждое слово. Взгляд его был — любовь.
— Да ты же любишь меня! — воскликнула Вера.
— Стенина, где ты?
Держась за стены, в кухню шла пьяная Копипаста.
— Я долго спала?
— Может, час.
— Ты нас не познакомишь?
Она протянула Валечке руку — привычка, подсмотренная в Париже.
— Вы знакомы, и он даже был твоим мужем.
Юлька отдёрнула руку:
— Валентин? Тебя вообще не узнать! Вот что крест животворящий делает…
— Не богохульствуй, — попросил Валечка.
— Да я в хорошем смысле! Стенина, а можно мне кофе?
— Нельзя. Воды попей, вон кувшин стоит.
— Верка у нас строгая! — сказала Юлька. Она всё никак не могла осознать, что происходит.
— А почему ты у Стениной сидишь? — осенило её наконец.
— Лучше расскажи, почему ты напилась до такого состояния, — напустилась на неё Вера, — да ещё при детях?
