Ксения Велембовская - Дама с биографией
Вернулась она не менее царственной походкой, держа в вытянутых руках, будто это бесценный старинный манускрипт, прозрачную голубую папку с какими-то бумагами, взмахом головы приказала расчистить место на столе, опустилась на стул, как на трон, и гордо тряхнула двойным подбородком.
— Ты думаешь, зачем я так настойчиво заманивала тебя три дня подряд? Выпить, покалякать за жизнь? Обижаешь! Короче, закрой глаза и открой рот. Хотя рот можешь не открывать, а то потом долго не закроешь. Давай-давай!
Когда по ее команде Люся открыла глаза, то, как и предполагала, ничего такого уж особенного не увидела.
— И что?
— Как что?! Кто это на фотографии?
— Ляля, а кто же еще!
Нонка зарделась от удовольствия, очевидно, именно такого ответа и ожидая.
— Ляля? Ты уверена? — азартно переспросила она и протянула ксерокопию фотографии, которую до этого прижимала к груди, словно боялась выпустить из рук, чтобы не испортить затеянную игру. — Ну-ка, разуй глаза!
Красивая черноокая девушка при ближайшем рассмотрении действительно оказалась не Лялькой в одной из ее костюмных ролей, как подумалось в первый момент. Особа в маленькой, изящной шляпке до бровей, с большим воротником белой блузки, выпущенным поверх темного жакета и застегнутым старинной брошью, была старше Ляльки, как-то значительнее и, безусловно, принадлежала к другой эпохе. Но сходство было настолько поразительным, что у Люси холодок пробежал по спине.
— Батюшки… Кто же это?
Архивистка молча протянула следующую бумагу — жирную, со смазанным краем ксерокопию документа под названием «Опросный лист», с той же самой, но мелкой, паспортной, фотографией в левом углу. Нонка пересняла ее, увеличила и показала в первую очередь, рассчитывая, что портрет без текста произведет гораздо больший эффект. Так и случилось: на маленьком фото особа в шляпке уже меньше походила на Лялю. И все-таки сходство было удивительным.
Согласно «Опросному листу», проще говоря — анкете, девушку звали Екатерина Васильевна Михальцева, принадлежала она к дворянскому сословию и в тысяча девятьсот девятнадцатом году собиралась выехать в Америку через пограничный пункт Архангельск, то есть драпануть из большевистской России куда подальше.
— Что у тебя там еще? Давай не томи. Признаться, ты меня жутко заинтриговала.
Из ксерокопий трехстраничного «Опросного листа» выяснилось, что Екатерина Михальцева, в девичестве Калпашникова, и в самом деле ровесница Ляльки нынешней. Что ж, времечко было такое, особенно для барышень из дворянского сословия, что поневоле повзрослеешь. Как и Лялька, она родилась в Москве. На этом совпадения закончились. После замужества Екатерина перебралась в столицу Российской империи. Мужа звали не Ростиславом, а Николаем, и у них был сын Сергей, девятьсот восьмого года рождения.
Люся еще раз вгляделась в фото, и рука сама потянулась к бутылке: Лялькин двойник, да и только!
— Твое здоровье, Нонна Юрьевна!
— И тебе не болеть.
— Ух, хорошо пошло!.. Растолкуй, что все это значит? Где ты это нашла?
Закусив рюмашку виноградиной, Нонка приосанилась и впервые за весь вечер начала солировать:
— По вашему поручению я уже полгода рою землю в поисках дворянских корней господ Кашириных. Но таковых пока не обнаружено. Оба моих фигуранта не оправдали возлагаемых на них надежд. Однако я с ними настолько сроднилась, что не могла не проследить их дальнейшую судьбу, узнать, как говорится, чем сердце успокоилось. Большевик Иван Каширин, стрелявший в кронштадтских матросиков, ушел под лед…
— Это ты мне уже рассказывала…
— Не перебивай, а то укушу! — пообещала, клацнув зубами, Заболоцкая. — Другой Иван Каширин, жандарм, тоже как в воду канул. Ну, думаю, мент поганый, я от тебя так просто не отстану! И стала просматривать дела тех, кто после октябрьского переворота посчитал за лучшее смотаться за кордон. У нас в архиве есть такие материалы. Пути, чтобы смыться, существовали разные: через Владивосток, пешком через финскую границу или по Черному морю вместе с Белой гвардией, что нам гениально описал Михаил Афанасьевич. В общем, перерыла все что можно, и, представляешь, ни-че-го!
На лице исследовательницы было написано горькое разочарование, и Люся опять не удержалась:
— Ну и плюнула бы на это дело. Перебьются Каширины и без дворянских корней.
— Да помолчи ты! Дай рассказать, в конце концов! — взъярилась Нонка. — Я, как ты понимаешь, не историк, а с Гражданской войной у меня вообще всегда был большой напряг. Я никогда не могла запомнить, где бился за правое дело Деникин, где Юденич, где Краснов, где Колчак и хрен его знает откуда взявшийся Чехословацкий корпус. Теперь, слава богу, разобралась. Ночью разбуди — все отрапортую на пять с плюсом… За это, пожалуй, надо выпить!
Промочив горло, Нонка принялась вещать дальше.
— Есть у нас на работе один дед восьмидесяти лет, на полставки, который знает все, что ни спросишь. Он-то меня и просветил насчет Архангельска. Оказывается, с августа восемнадцатого по февраль двадцатого там существовала так называемая Северная Россия под контролем войск Антанты и Белой армии. С временным правительством, в большинстве своем состоявшем из эсеров, во главе с Чайковским… Но это не суть важно. Это я тоже в порядке твоего просвещения. В Архангельск перебрались иностранные посольства, и там они выдавали визы желающим выехать в Европу и Америку. Не всем, конечно, а тем, кто имел для этого основания. Например, по вызову родственников, как наша Екатерина Михальцева!
Последнюю фразу Нонка произнесла с пафосом и замолчала на высокой ноте, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Извиняюсь, теперь я не по́няла. А в чем фишка-то? При чем здесь Каширины? — осторожно спросила Люся, не совсем уверенная, что говорить ей уже разрешается, и все-таки никак не ожидая, что докладчица подскочит как ужаленная и начнет орать:
— Что ты мне все талдычишь про своих Кашириных?! Хер с ними и с их псевдодворянскими корнями! У тебя теперь есть собственные корни! Офигеть, какие дворянские! И по линии бабки, и по линии деда. Николай Михальцев тоже был из потомственных, я это выяснила!
— О чем ты? Растолкуй популярно. И кончай орать, у меня уже уши заложило.
Прошло немало времени, прежде чем до Люси дошло, что пытается ей доказать, подсовывая под нос бумаги с «неоспоримыми фактами», якобы полностью подтверждающими ее версию, чумовая Заболоцкая… Ну и фантазия у нашей архивистки! Надо же выдумать такое!
— Что ты, Люська, ржешь? Я ей бабушку нашла, а она ржет! — разозлилась Нонка, правильно сообразив, что смех вызывает даже не ее смехотворная версия, а она сама — неофитка, которая, как курица с яйцом, носится со своим первым архивным расследованием и упорно не желает признать, что все это полная лажа.
