Наталья Нестерова - Двое, не считая призраков
Катя верила и закричала, как последний раз в жизни:
— Не-е-ет!
В этот момент Антон переобувался в прихожей.
Он испробовал все: уговаривал, целовал, поил водой, хлопал по щекам, тряс за плечи. Катя дрожать перестала, но, по-прежнему каменно безучастная, не моргая, смотрела в одну точку. Антон думал, что никогда не опустится до такой низости, чтобы кричать на Катю. Но через несколько минут безуспешных попыток он вопил во все горло:
— Говори! Не молчи! Что случилось? Я тебе приказываю! Говори что угодно, хоть алфавит. Ты помнишь алфавит? Начали: а, б…
Бесполезно, Катя оставалась безучастной, словно заколдованная прикосновением волшебной палочки злодея-колдуна.
Крик не помог, оставалось пустить в ход шантаж и угрозы. Антон знал совершенно четко, что Катю надо растормошить, чего бы это ни стоило. Он сходил на кухню и вернулся с большими ножницами.
Показал Кате свою ладонь с растопыренными пальцами, для этого ему пришлось ловить фокус ее взгляда:
— Это моя рука, на ней пять пальцев. А это кухонные ножницы, помнишь, я их купил у коробейников, чтобы резать курицу? Видишь? Сейчас я буду отрезать себе по пальцу, пока ты не заговоришь. Поняла? Ну что, начали? Кровищи будет, конечно, но мне плевать, у меня две руки и две ноги, двадцать пальцев. Молчи, если тебе их не жалко!
Он раздвинул ножницы и вложил между лезвиями мизинец. Был полон решимости нажать на лезвия, но Катя проговорила:
— Не надо!
И закрыла глаза, обмякла.
— Что не надо? Говори! Дьявол тебя задери, говори!
— Прости меня! — прошептала Катя.
— За что?
Нечеловеческим усилием воли Катя взяла себя в руки, глубоко вздохнула, открыла глаза. Слова выдавливала с трудом:
— Прости, пожалуйста, что влюбился в нездоровую девушку. Тебе придется вызвать врача, отвезти меня в клинику.
— Врача? Отлично! Какого профиля? Что у тебя болит?
— Ничего не болит. Врач психиатр, клиника для душевнобольных. Над сумасшедшими часто смеются, но это вовсе не весело — сходить с ума.
— Верно, я был на грани. Посмотри на меня, обхохочешься. Катя, что произошло? Почему ты решила, что у тебя нарушения психики? В скобках замечу, что обычные умалишенные считают себя полностью здоровыми.
— У меня были галлюцинации. Очень натуральные, явственные и кошмарные, некрофильские.
— Приплыли! — в досаде стукнул Антон по столу кулаком. — Кого ты видела? Маму?
— Нет. Старичка, Харитона Романовича.
— Ты его раньше знала?
— Нет.
— Давно он умер?
— Двадцать лет назад. Какое это имеет значение? Пытаешься внушить мне, что ничего ужасного не произошло? Спасибо, конечно, только…
— Отвечай на мои вопросы, пожалуйста! Чего хотел Харитон Романович?
— Какая разница? Я не желаю вспоминать свой бред! Он… он… голову закручивал, как болт…
Катя совершила попытку снова впасть в ступор: расширила глаза, уставилась в одну точку. Но Антон был начеку:
— Не смей отключаться! Самое лучшее тебе сейчас поплакать. Давай порыдаем, а? Господи, воля твоя, думал ли я, что стану уговаривать тебя пустить слезу? Все с ног на голову!
— Плакать не хочется, — вздохнула Катя. — Это так ужасно, что даже нет слез. Мне себя очень жалко, а еще больше — тебя и тех минут, которые мы бы прожили вместе, праздников и будней. Наверное, я была слишком счастлива, чтобы не съехать с ума.
— Девочка моя! Тебе совершенно не в чем винить себя. Дело обстоит… проще и сложнее… с точки зрения здравого смысла абсурдно, но этот абсурд тебе придется принять за реальность.
— Думаешь, меня вылечат?
— Да, через полчаса. И эскулапом выступлю я сам, но вначале мне надо выпить немного коньяка. Тебе не предлагаю спиртное, только молоко или сок. Потом объясню почему.
— Надо пол подтереть, — неуверенно проговорила Катя и показала на лужу.
Отлично, подумал Антон. Мелкие хозяйственные заботы отлично привязывают к жизни.
Помощи Кате он не предложил, пусть сама шваброй орудует в терапевтических целях.
Проснулась бабушка, ее покормили, сводили в туалет. Катя действовала как автомат, не увидела, что Антон дал бабушке двойную норму «лекарства», чтобы не мешала и крепко спала.
Они сидели на кухне. Катя мерзла, надела два спортивных костюма. Антон тянул коньяк, предупредил:
— Сразу договоримся, что ни ты, ни я не сумасшедшие, никто никого не заразил. Шизофрения и паранойя не педикулез, со вшами не передаются.
Ментально мы совершенно здоровы, хотя последнее замечание похоже на уверения психа. Просто слушай меня и не делай выводов, пока. История началась несколько месяцев назад. Я возвращался вечером домой. Шел дождь, я сокрушался, что новые ботинки пропадут. У парадного гуляла соседка, мы поздоровались. Я зашел в подъезд и вспомнил, что соседка давно умерла. Решил, что обознался. Но дома меня ждали открытия, одно чуднее другого.
Антон не стал рассказывать, как в панике звонил Лене, умолял приехать. Сразу перешел к явлению родителей, своему потрясению и аналогичным Катиным подозрениям в сумасшествии, которые постепенно отбросил. Антон подробно описал свою странную жизнь с усопшими мамой и папой, как помогал челобитчикам с того света в незаконченных земных делах… Он говорил долго, Катя не перебивала. Когда он замолчал, Катя призналась:
— Если бы все это я услышала от другого человека, не от тебя, я бы решила, что он…
— Мы договорились, — напомнил Антон, — здесь шизофреников нет.
— Но ведь этого не может быть! — воскликнула Катя.
— Согласен, не может. Но есть!
— Ты знаешь объяснение?
Не знаю. Я прокрутил массу теорий, от психоэкспериментов над людьми до пересечения параллельных действительностей. Ни одна из гипотез не подтвердилась, хотя я выспрашивал покойников при каждой возможности. Они давят на то, что живые не способны понять законов функционирования того мира, да и самих законов как бы нет. И решительно настаивают, что для нас очень вредна излишняя любознательность. Отец на том свете беседовал с Ферма и другими великими математиками, но ни на чуть-чуть не приоткрыл мне ни одной научной тайны. Итак: меньше знаем, дольше живем. По этой причине я не хочу делиться с тобой тем немногим, что удалось выяснить, полной картины все равно нет. Но я знаю твердо! Слушай меня внимательно! Общаться с покойниками в нашей воле. Если мы этого не пожелаем, они насильно заявляться не будут. У меня сердце разрывалось, когда я просил родителей больше не приходить и не присылать никого из мертвецов, потому что хочу жить нормальной человеческой жизнью.
— Значит, и моя мама может прийти ко мне? Не во сне, а… как тот старик.
— Катя, твоя мама умерла! Заруби себе на носу! — повысил голос Антон. — Не хотел тебе говорить… но она… я с ней виделся, той ночью в вашем псевдо-Версале.
