Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
И над всем этим звучали призывы, наставления и приговор пастора. Он-то не обращал внимания на то, что делает Бог.
Припадок случился, когда Карна опустилась на колени, чтобы причаститься Святых Даров. Хуже уже ничего не могло быть. Вдобавок папа все еще сердился на нее за то, что она остригла волосы.
Очнулась она в ризнице. Но она не описалась, и папа больше не сердился. Потом пастор забыл про нее. Так что она, собственно, не заключила договора с Богом, как все остальные конфирманты.
Карну волновало, что ее конфирмация была ненастоящая и что все про это забыли.
В конце концов она не выдержала и спросила у папы, не нужно ли ей конфирмоваться.
— Но ведь ты уже конфирмовалась! — воскликнул он.
Карна не была в этом уверена, и папа обещал поговорить с пастором. Но пастор куда-то уехал по делам службы. А пробст сказал папе, что в церковных книгах записано, что Карна Грёнэльв конфирмовалась в третье воскресенье июля 1886 года.
В это трудно было поверить. Почему в церковных книгах записано, что она конфирмовалась, если это неправда?
— Важно только то, что записано в книгах, — сказал папа.
— Внешняя сторона не имеет значения, самое важное — твои мысли. Ведь ты пришла в церковь, чтобы конфирмоваться, — утешила ее Анна.
— Почему вы говорите, будто причаститься Святых Даров — это внешняя сторона? Разве это не определено Богом?
— Нет. Это придумали люди, чтобы в приходе знали, кто уже стал взрослым. Насколько я знаю, так постановили отцы церкви, — сказал папа.
Карна поднялась в свою комнату и села читать. Но ответа на свой вопрос она не нашла.
В конце концов Анна договорилась с пробстом, и он конфирмовал Карну в пустой каменной церкви в присутствии папы, Анны и бабушки.
Чувствуя, что Святой Дух вот-вот поглотит ее, как в прошлый раз, Карна подняла глаза на правый боковой алтарь.
Тогда святая Анна спустилась вниз и подошла к ней с большой книгой в руках. Стоя на коленях, Карна чувствовала ее дыхание.
— Отрекаешься ли ты от дьявола и всех поступков его и от всего дьявольского? — мягко спросил пробст.
— Да, — ответила Карна под шелест плаща святой Анны.
— Веришь ли ты в Отца, Сына и Духа Святого?
— Да, — прошептала Карна.
Святой Анне показалось, что Карна говорит слишком тихо, и она громко повторила:
— Да!
— Обещаешь ли ты соблюдать до последнего часа обеты, данные Богу? — спросил пробст.
— Да, она обещает! — ответила святая Анна.
Каменные стены откликнулись эхом, и крыша исчезла.
Карна все еще стояла на коленях, однако припадка у нее не было.
— Дай мне свою руку в знак этого, — добродушно сказал пробст.
Но рука, взявшая ее руку, принадлежала не пробсту, а святой Анне. И последние слова тоже произнесла она:
— … крепость в вере ради спасения души твоей. Аминь.
Вспоминая потом свою конфирмацию, Карна почти ничего не могла вспомнить. И церковь, и гости как будто стерлись из памяти. Лишь папина речь постоянно слышалась ей, когда она ложилась спать.
Папа красиво сказал о ней и даже назвал ее даром. Но он сказал также и о пяти женщинах, которые сослужили неоценимую службу и Карне, и ему. Это были Олине, Стине, Ханна, бабушка и Анна.
Когда он говорил о них, он смотрел на Анну, бабушку и Карну. Но, благодаря Ханну, которая все эти годы была любящей крестной матерью Карны, и рассказывая, как Ханна приехала в Берген, чтобы встретить их из Копенгагена, он все время смотрел в свою тарелку.
Глава 11
Дина устроила вечер и концерт для состоятельных людей Страндстедета. Вопреки своему правилу не смешивать дела и праздники, она объявила на вечере, что они с Вилфредом Олаисеном собираются расширить верфь и построить новый слип на ее участке рядом с канатной дорогой. Слип будет готов к следующей весне и даст новые рабочие места. И добавила, что чувствует себя увереннее с таким компаньоном, как председатель.
Редактор и телеграфист обратились в слух.
Дина умолчала о том, что Вилфред Олаисен взял новый заем под заклад своего дома, чтобы участвовать в этом строительстве.
Но управляющий банком знал об этом.
Это не помешало Олаисену быть героем вечера. Он встал, поблагодарил Дину за оказанное ему доверие и выразил уверенность, что их сотрудничество послужит всем на благо. Он владеет большей частью верфи, она — слипа.
— И было бы естественно соединить все вместе, — улыбнулся он.
Ханна и Вениамин избегали друг друга. Он давно научился понимать ее быстрые взгляды при встречах. В тот вечер она как будто не видела его.
Анна собиралась еще одну зиму заниматься с Карной, а там они решат, как быть дальше. У Карны было достаточно времени, чтобы играть, петь и биться в припадках до того, как ее отошлют из дома, чтобы она кем-то стала.
С капелланом она учила латынь. Это был добродушный человек, который делал только то, за что ему платили. Вениамин утверждал, что Карна знает уже куда больше, чем он сам в ее возрасте.
Но Карна не очень верила ему. Он говорил, не думая и не придавая значения словам. Порой Карне казалось, что он так добр и с ней, и с Анной только потому, что всегда думает о чем-то другом.
Бабушка и папа часто говорили о том, что правлению управы и комитету по здоровью следует сделать в Страндстедете. Иногда в этих разговорах принимала участие и Анна, ее интересовали дела школьного комитета.
Папа принимал в кабинете своих пациентов, плавал к больным на острова, ездил к ним по южной дороге или посещал какие-то собрания в «Гранде». Он редко рассказывал, что там было. Случалось, после таких встреч от него пахло сигарами и пуншем.
Политика. Это было новым словом в их жизни. За этим словом скрывалось все, что делалось за пределами докторского дома.
Анна много играла с Диной. Они устраивали открытые домашние концерты. Иногда в них участвовала и Карна. Но чаще она оставалась дома.
Однажды зимой Карна встретила на почте Ханну. С ней был ее младший сын. Он упал, ушибся, и она утешала его.
— Побудь с ним, пока я отлучусь по делу? — попросила Ханна, когда малыш успокоился.
Карна не сумела отказаться. Она посадила малыша на плечи и стала играть с ним в лошадку. Вскоре вернулась Ханна, и они вместе начали подниматься на холм.
У дома доктора Конрад не захотел отпускать Карну, и она повезла его дальше на санках.
Ханна молча шла за ними.
Столбы ворот у Олаисена чуть не доверху были занесены снегом, но дорожки аккуратно расчищены. У доктора дорожки расчищали не часто.
Анна забывала просить помощника пекаря убирать снег, и папа спокойно перепрыгивал через сугробы.
— Хочешь посмотреть, какое я шью платье? — предложила Ханна.
Карна неуверенно согласилась.
В доме было красиво. Сара приготовила им какао и все время улыбалась. Ханна тоже раза два улыбнулась.
И тогда кухня как будто освещалась солнцем.
Вскоре после того бабушка и Анна уехали на пароходе в Тромсё на скрипичный концерт. Карне пришлось остаться дома и заниматься.
Она быстро справилась с уроками и ждала папу. Дома было пусто и тихо, у служанки был выходной.
Карна зажгла фонарь и пошла к Ханне и Саре — она знала, что Олаисен с «Лебедем» ушел на север. С Олаисеном она предпочитала встречаться только в присутствии бабушки.
Было уже поздно, и шел густой снег. Шагов не было слышно. Все блестело, как шелк.
По старой привычке Карна пошла с черного хода. Она уже хотела постучать, как услыхала в сенях тихие голоса.
У нее забилось сердце. Голова налилась странной тяжестью. Не раздумывая, она сбежала с крыльца и спряталась за углом дома.
Через несколько минут из дома вышел папа. Он тоже воспользовался черным ходом.
Карна ждала, пока он скроется в темноте. Почему она спряталась за углом? Почему не подошла к нему, не взяла за руку и не пошла с ним домой? Почему не смогла заставить себя постучать к Ханне? Не важно, в парадную дверь или с черного хода.
Дома она тихо прошмыгнула в прихожую. Но папа услыхал, что она пришла, и позвал ее в гостиную.
— Где ты была так поздно?
— Гуляла, на улице так хорошо. — Она нехотя вошла в комнату.
— Ты не должна гулять одна в темноте.
Папа читал газету, но, заговорив с Карной, убрал ее. Он улыбался. Словно ничего особенного не произошло. Она невольно вспомнила все случаи, когда у него было такое же выражение лица в разговорах с ней или с Анной.
Она могла бы сказать ему, что пошла к Ханне посмотреть, что она шьет, и видела, как он вышел оттуда с черного хода. Почему с черного хода, могла бы спросить она.
Вместо этого она пожелала ему доброй ночи. И когда он по обыкновению подставил ей щеку, ей захотелось плакать. Она быстро коснулась губами его щеки.
