Десять поколений - Арфуди Белла
Ари удивлялся красоте горных склонов вокруг. Дом был построен практически на камнях. По соседству стояли еще несколько одиноких домов, но в целом это явно была малочисленная деревня. Едва ли здесь живет три десятка жителей.
– Как они на такой почве что-то выращивают?
– С трудом, Ари-джан, с трудом.
Машина остановилась прямо у ворот дома. Когда-то они были покрашены красной краской, на солнце она выгорела и стала местами оранжевой. Дядя Мсто постучал по воротам своим могучим кулаком, выкрикивая имена хозяев:
– Амиран! Хато! Мы приехали. Встречайте гостей.
Залаяла собака, почуявшая что-то неладное. Ее гавканье разнеслось по всей улице, заставив соседей высунуть головы из окон.
– Бегу, Мсто-джан, – послышался женский голос. – Вы как раз к обеду.
Это была женщина лет пятидесяти пяти, в длинном домашнем платье и с платком на голове. Узел от платка находился прямо посередине ее широкого лба. Увидев Ари, она расцвела в улыбке, обнажившей ее ровные белые зубы – редкость для жителей селений.
– Это Ари? Сын Шивана? – Получив подтверждение от кивнувшего дяди Мсто, она бросилась обнимать Ари и целовать его лицо. – Как же ты изменился! Последний раз, когда тебя видела, ты еще в школу не ходил. Но ты, наверное, меня и не помнишь.
Ари пожал плечами, не зная, что ей сказать и как реагировать на такой теплый прием и поток незнакомых армянских слов. Нужно ли ему ее обнять и поцеловать или хватит короткого приветствия? В итоге, последовав примеру дяди Мсто, слегка приобнял женщину и вежливо поздоровался с ней на русском языке.
– Совсем армянский не знаешь? – спросила Хато. – Или хотя бы немного понимаешь?
– Совсем не говорю. – Губы Ари скривились в извиняющейся улыбке. Он привык как будто бы просить прощения за то, что слишком отошел от корней. Даже на родном езидском он изъяснялся с большим количеством ошибок и вставок русских слов. Сказалось отсутствие практики после отъезда в Америку.
– Ну ничего, главное, чтобы езидский знал. Без родного языка нельзя. Сколькими бы иностранными языками ты ни владел, без родного ты всегда потерян.
– На родном я говорю, – сказал Ари на езидском.
– Молодец, Ари-джан, – похвалила его Хато на русском с сильным акцентом.
Она провела гостей в небольшую гостиную. Комната была выкрашена белой краской. Как часто бывает в Армении, обоев на стенах не было. В углу комнаты стоял старинный буфет из красного дерева с красивыми ножками в виде лап то ли льва, то ли еще какого-то животного. На полках буфета стояла хрустальная посуда: вазы, бокалы, графины. Напротив шкафа на стене висели длинные часы с маятником. Судя по цвету и узору на них, они шли в комплекте с буфетом. Эти два предмета резко выделялись на фоне остальных, как гости из прошлого. Остатки былой роскоши, привезенные когда-то предками из Турции. Ари задумался о том, как эти вещи уцелели и не оказались проданными в голодные годы еще в начале Советского Союза, а затем после его развала.
– Прошу за стол. – Хато указала на стул для него. – Я приготовила сегодня хашламу и зеленую фасоль, сейчас как раз сезон. Надеюсь, Ари-джан, ты такое любишь.
– Очень люблю, самая вкусная еда для меня. – Ари улыбнулся в ответ.
На столе, помимо вареного мяса и зеленой стручковой фасоли, тушенной с чесноком и зеленью, был поднос с домашней брынзой, тарелки с соленьями, свежими овощами, корзинка с матнакашем [12] и большой графин с окрошкой.
– Как я удивилась твоему приезду, Ари-джан. – Хато погладила его по руке. – Но одновременно так обрадовалась. Жаль, что мы встречаемся без твоего отца, хороший был человек.
– Ари у нас едет в большое путешествие. – Дядя Мсто говорил, не забывая набивать желудок. – Армения – это только начало. Дальше мы едем в Грузию.
– Вай! У нас там столько родственников. Он, наверное, и с ними толком незнаком.
– Познакомится! Для того и едем. Будем приобщать племянника к истории семьи.
– Я в этом вам главная помощница, надо было сразу сказать. Ты же знаешь, сколько у меня старых фотографий. Я как большой советский архив. – Хато засмеялась своей, как ей показалось, удачной шутке.
– Знаю, Хато-джан, покажи Ари старые альбомы. Может, вспомнит кого.
Покончив с обедом буквально за полчаса, все переместились за маленький столик у дивана. Хато принесла горький черный кофе, который Ари терпеть не мог, но старательно пил маленькими глотками, закусывая конфетами из хрустальной вазы, стоявшей на столике.
Хато достала старые альбомы. Прямоугольные и покрытые какой-то красной мягкой тканью с ворсинками, они напоминали Ари те, что были у них дома. Отец привез их после очередной поездки в Армению. Говорил, что таких сейчас уже не делают, а жаль: какая это красота.
Помогая Хато переворачивать желтовато-серые страницы, дядя Мсто удивлялся тому, какие у нее сохранились кадры:
– У тебя даже остались фотографии бабушки с дедушкой!
– Это еще что! У меня есть одна фотография прадеда.
Перелистнув еще пару страниц, Хато ткнула пальцем в карточку, которая явно пережила многое. По краям она рассыпалась и выцвела. С нее на Ари глядело черно-белое изображение его предка. Молодой мужчина лет тридцати пяти с густыми усами и серьезным взглядом смотрел прямо в камеру. В его высоких скулах и миндалевидном разрезе глаз Ари с удивлением находил сходство с человеком, которого каждое утро видел в зеркале. Прародитель был таким далеким, но его черты оживали в потомках.
– Как же наш Ари на него похож! – удивлялась Хато, качая головой. – Ну просто одно лицо, только усов не хватает. Сейчас наши вообще усы носить перестали, а раньше представить без них мужчину было нельзя. Усы – это честь мужчины.
– Как его звали? – Ари придвинул альбом чуть ближе к себе, стараясь детально рассмотреть мужчину на фотографии.
– Это Джангир-ага. Он и основал это селение, когда приехал сюда после турецкой резни. Из всей их большой семьи выжили только двое: он да его младший брат, который учился в Берлине. Встретились они уже в Грузии. Потом Джангир-ага перебрался сюда, а его брат остался в тогдашнем Тифлисе.
– Что стало с его братом?
– Он женился на местной езидке, завел с ней десятерых детей и умер вполне довольным жизнью человеком в девяносто лет. Часть его внуков и их детей до сих пор живут в Тбилиси. В советское время мы с твоим отцом каждое лето ездили туда, ведь твоя бабушка тоже из тех мест.
– Да, я знаю, что бабушка жила в Тбилиси до того, как вышла замуж за деда, но не знал, что отец проводил там столько времени. Наверное, поэтому он туда с мамой переехал после свадьбы.
– Твоему отцу безумно нравилась Грузия, хотя он и родился в Армении. Но когда Союз развалился, то все резко изменилось. Шиван и в Армении после этого долго не жил, сразу перебрался с вами в Москву. Твоя мать очень этого не хотела, но она не могла пойти против воли мужа, да и сама видела, какая разруха вокруг началась.
– Не знал, что она не хотела уезжать. – Ари почувствовал, как в нем в очередной раз разгорается злость на отца.
– Она была теплолюбивым цветком. – Хато взяла в руки картонную коробку и вытащила из нее свадебную фотографию родителей Ари. Точно такая же лежала у них в московской квартире. – Посмотри, какая она была красавица! Жаль, такая молодая ушла.
На фотографии Тара не улыбалась, но ее глаза были полны жизни. Они словно вглядывались в будущее, которое должно было быть ярким, но оказалось для нее тусклым и коротким. Тяжелые кудри матери были убраны под белую шляпу, окаймленную по краям цветами. В руках у нее был букет из алых гвоздик на длинных стеблях. Рядом с ней стоял Шиван. Его лицо было серьезным, словно он готовился сдать важный экзамен. Под пиджаком виднелись надетые крест-накрест красная и зеленая ленты. Их надевают до сих пор – Ари вспомнил, что видел такие ленты на свадьбе у двоюродной сестры.
– Хороший был день, – продолжала Хато, улыбаясь собственным воспоминаниям. – Сначала мы поехали за невестой в Ереван. Раньше же все делали две свадьбы: одну в доме невесты, затем вторую у жениха. Сейчас, конечно, такое себе мало кто может позволить. Когда забрали твою маму, я ее увидела впервые. До того даже не знала, кого наш Шиван выбрал, мы хоть и двоюродные брат с сестрой, да только он всегда такой тихий и скрытный был, лишнего слова никому не скажет. Увидела я, значит, ее и обомлела. Такого белого лица с ярким румянцем в жизни не видала. Как настоящая пери [13]. Она ни разу не подняла взгляд, все время смотрела себе под ноги и придерживала одной рукой платье, чтобы не запуталось в ногах. Оно явно было ей великовато, в те времена сложно было их достать. Обычно платье одалживали кому-то на свадьбу – и носили его десятки невест.
