Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
Роль кошки исполнена, и Коля сел на кровать. Закурил.
— Покури, покури, — сказал цыган, — сейчас будет тюремный бокс. Смех, готовься!
Смеху на руки заместо боксерских перчаток намотали полотенца и полотенцем же завязали глаза. То же сделали и Коле.
Их вывели на середину камеры, покрутили в разные стороны, и Миша, стукнув ложкой по кровати, объявил:
— Гонг!
Противники сходились, вернее, расходились в разные стороны, и Миша крикнул:
— Атака! Бейте друг друга!
Они начали лупить по воздуху, стоя друг к другу спиной.
— Так, — подсказывал Миша, — определяйте, где находитесь. Пробуйте сойтись.
Смех махал сзади, потом, резко развернувшись, пошел на него с вытянутой левой рукой, держа правую наготове.
Он шел на Петрова, держа руки полусогнутыми. Они встретились и замахали руками. Несколько ударов Коля пропустил, но потом, присев и снова встав, ударил Смеха раз в лицо и два раза по корпусу.
— Разойтись! — услышали они команду и отошли друг от друга.
— Сходитесь.
Они сошлись, и замелькали кулаки, обмотанные полотенцами. Коля получил несколько ударов в грудь, потом в лицо и понял — удары наносятся с большой точностью. Он сдернул полотенце и увидел Смеха с развязанными глазами. — Хорош! — сказал Миша. — Сейчас будет еще одна игра, — он посмотрел испытывающе на Колю, — парашютист.
Ребята отодвинули стол к трубам и поставили на него табурет.
— Ты должен с табуретки, — Миша показал рукой, — прыгнуть вниз головой.
— Нет, — возразил Коля, — вниз головой прыгать не буду. Прыгнуть просто — могу.
— Нет, — заорали на него, — ты должен прыгнуть вниз головой!
— Ты что, боишься? — спросил Миша. — Я думал, ты смелый.
Коля молчал. Он боялся сломать шею.
— Если не прыгнешь, получишь морковок и банок в два раза больше, чем вчера. И еще кое-что придумаем, — сказал цыган.
— Ладно, согласен, — сказал Коля.
Он решил прыгнуть с вытянутыми вперед руками.
Ему завязали глаза, и он встал на стол, потом на ощупь ступил на табурет.
— Приготовиться! — сказал цыган. — Считаю до трех, и прыгай. Раз, два, три!
Коля нырнул вниз головой с вытянутыми вперед руками. Он ожидал удара о жесткий пол, но упал на мягкое одеяло — его за четыре конца держали парни. Они заржали.
— Ну что, надо сказать — парашютист ты неплохой, — подбодрил его Миша, хлопнув ладошкой по шее.
Открылась кормушка, и звонкий девичий голос сказал:
— Газеты.
Ребята ломанулись к кормушке взглянуть на тюремного почтальона. Девушка подала газеты, и сеанс окончен.
— Ух ты! — сказал Михаил.
— Да-а, — протянул Колин тезка.
— Полжизни б отдал, — даже не заикнувшись, с восторгом сказал цыган. — Не знаю, сколько дадут, но пусть бы еще год добавили. — Он тяжело вздохнул и от бессилия, что это лишь мечты, потер ладонь с ладонью.
Парни просмотрели газеты, но читать стал один Петров.
После обеда Колю повели снимать отпечатки пальцев. Это называлось играть на пианино. Потом сфотографировали на личное дело и закрыли в камеру.
Вечером он рассказывал кинофильмы. Когда все уснули, почувствовал облегчение. Как хорошо одному! «Сколько буду с ними сидеть? Когда заберут на этап?» Ему захотелось поплакать. Может, станет легче. Но не было слез.
Вторая ночь, как и первая, прошла в кошмарных снах.
На следующий день после завтрака был обход врача. Он проводился через день. Заключенные выходили в коридор. Врач давал таблетки. Попасть в больницу невозможно. Косить — бесполезно. Врач и на больных, и на здоровых смотрела одинаково — они для нее заключенные.
— Есть больные? — спросил надзиратель, широко распахнув дверь.
Парни увидели полнеющую молодую женщину в белом халате и в белом колпаке. Пышногрудую, привлекательную.
— Нет больных, что ли? — переспросил надзиратель.
— Есть! — заорал цыган и выскочил в коридор.
Через минуту вернулся, неся в руке две таблетки.
— Ну что? — спросил Миша. — Не обтрухался?
Цыган от удовольствия закрыл глаза, открыл и с сожалением сказал:
— Да, неплохо бы. Полжизни б отдал.
— Ну и отдавай, — вставил Миша, — а завтра помри.
Ребята засмеялись.
И тут они рассказали Петрову, — а это рассказывали всем новичкам-малолеткам, — как ее однажды чуть не изнасиловали. Возможно, это пустили тюремную «парашу».
Был очередной медосмотр. Надзиратель открыл камеру, и малолетки выходили к врачу. Но тут в дверь коридора постучали, и надзиратель ушел. Парни, не долго думая, затащили врачиху в камеру и захлопнули дверь. Каждому хотелось быть первым. Они отталкивали друг друга, но тут надзиратель подоспел. За попытку всем добавили срок.
— Газеты, — послышался ласковый голос.
Этот голос для малолеток как отдушина. Надзиратели и хозобслуга, открывая кормушки, кричали. А у почтальона крика не получалось. Говорили: она дочь начальника тюрьмы.
— Федя, — смеялся Миша, — женись на ней — и начальник тебя освободит.
2
И потянулись для Коли невыносимо длинные дни, наполненные издевательством и унижением. Мучил его цыган. То он выкручивал руки, то ставил кырочки и тромбоны, то наносил серию ударов в корпус. Ответить Коля не мог, чувствовал за собой грех — случай с парашей.
Если Коля днем засыпал, между пальцев ног вставляли обрывок газеты и поджигали. Пальцы начинало жечь, он махал во сне ногами, пока не просыпался. Это называлось велосипед. Был еще самосвал. Над спящим на первом ярусе привязывали на тряпке кружку с водой и закручивали. Раскрутившись, кружка опрокидывалась и обливала сонного водой. Такие игры начальство не запрещало, потому что спать днем в тюрьме не полагалось.
Еще спящему приставляли горящий окурок к ногтю большого пальца ноги. Через несколько секунд ноготь начинало нестерпимо жечь. Игры в основном делали Петрову, иногда Смеху и реже — Васе и Колиному тезке. Мише и цыгану не делали вовсе. Боялись получить в лоб.
Днями малолетки лежали на кроватях, прислушиваясь к звукам в коридоре. Они всегда угадывали, кто открывал кормушку. Знали по времени, кто должен прийти.
И еще было занятие в камере, развеивающее малолеток, это — тюремный телефон. Если по трубам отопления раздавался стук, несколько парней прижимали ухо к горячей трубе или к перевернутой вверх дном кружке. Слышимость отличная — лучше, чем в городской телефонной сети.
Вечерами зеки по трубам устраивали концерты. Пели песни, читали стихи, рассказывали анекдоты.
