Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
Вечерами зеки по трубам устраивали концерты. Пели песни, читали стихи, рассказывали анекдоты.
Когда и это надоедало, парни принимались долбить отверстие в стене около трубы в соседнюю камеру. Им хотелось поговорить с соседями без всякого тюремного телефона. Продолбив стену приблизительно на полметра — насколько хватало стальной пластины, оторванной от кровати, — они остановились. Дальше долбить нечем.
Тогда решили той же пластиной отогнуть жалюзи, чтобы видеть тюремный двор и пускать коня. Конь на жаргоне обозначал вот что. В окно сквозь решетку и жалюзи пропускали веревку и опускали ее. Камера, что была внизу, эту веревку принимала. Тоже через окно. Привязывали к веревке курево и поднимали вверх. Так камере с камерой можно было делиться куревом и едой.
К малолеткам заглянул старший воспитатель, майор Замараев. Обвел всех смеющимся взглядом. Ребята поздоровались. Замараев — в черном овчинном полушубке, валенках, в форменной шапке с кокардой. Лицо от мороза раскраснелось.
— Так, значит, новичок, — сказал он, разглядывая Колю. — Как фамилия?
— Петров.
— По какой статье?
— По сто сорок четвертой.
— Откуда к нам?
— Из Заводоуковского района.
Майор, посмеиваясь, скользнул взглядом по камере, будто чего-то выискивая.
— Кто сегодня дневальный?
— Я, — ответил Коля.
— Пол мыл?
— Мыл.
— А почему он грязный?
Коля промолчал.
— На столе пепел, на полу окурок. — Майор показал пальцем на чинарик.
Окурок бросили на пол после того, как Коля помыл пол.
— Один рябчик, — и майор поднял палец вверх.
Коля смотрел на старшего воспитателя.
— Не знаешь, что такое рябчик?
— Нет.
— Это значит — еще раз дневальным, вне очереди. Теперь ясно?
— Ясно.
— Прописку сделали?
Коля молчал. Ребята заулыбались.
— Сделали, товарищ майор, — ответил цыган.
— Кырочки получил?
— Получил, — теперь ответил Коля.
— Какую кличку дали?
— Камбала, — ответил Миша.
Майор улыбнулся.
— Вопросы есть? — Только теперь воспитатель стал серьезным.
— Нет, — ответили ребята.
Майор ушел.
— Вот так, Камбала, от Рябчика рябчик получил. Для начала неплохо. Завтра будешь опять дневальным, — сказал Миша.
Оказывается, у старшего воспитателя кличка Рябчик.
Камеру повели к Куму. Так в тюрьмах и зонах зовут оперуполномоченных. Коля лихорадочно соображал, спускаясь по витой лестнице, какой выкинуть у Кума номер. Решил рассмешить ребят и шутовской ролью поднять себя.
Кабинет Кума в одноэтажном здании, рядом — комнаты для допросов. В одну ребят и закрыли. В ней — стол, и с противоположных сторон от него к полу прибито по табурету. Один для следователя, другой — для заключенного…
Миша и цыган сели на табуреты, остальные притулились к стенам и вполголоса разговаривали.
К Куму малолеток привели для беседы: если есть нераскрытые преступления, чтобы рассказывали, а он составит явку с повинной.
— Ребята, — обратился Коля к пацанам, — я притворюсь дураком, а вы подтвердите, что у меня не все дома.
Ребята засмеялись, предвкушая прикол, весело глядя на Петрова. Они не сомневались, что он исполнит роль дурака.
— Давай, Камбала, делай, — вставая с табурета и закуривая, одобрил Миша.
К Куму Коля пошел третьим. Отворив дверь и держась за ручку, стал шаркать у порога ногами, будто вытирая о тряпку. Но тряпки не было. Сняв шапку, переступил порог и затворил дверь. Щурясь от яркого освещения, сказал:
— Здрасте. Вы меня звали? — и часто-часто заморгал.
— Садись. — Кум мотнул головой в сторону стула, стоящего перед ним.
В кабинете несколько стульев, и Катя сел на один из них.
— Нет-нет, вот на этот, — быстро сказал Кум, жестом показывая на стул, на который надо сесть.
— А-а-а, — протянул Коля, вставая со стула и пересаживаясь. — На этот так на этот.
Кум внимательно рассматривал Петрова, стараясь понять, что за подследственный сидит перед ним. А Коля, окинув взглядом располневшего Кума — ему было лет тридцать пять, — достал из коробка спичку и стал выковыривать грязь из-под ногтей, а потом начал ковырять этой же спичкой в зубах.
Понаблюдав за Петровым, Кум спросил, откуда он и за что попал.
Коля был немногословен.
— Вот тебя посадили за воровство, — начал Кум, — может, у тебя есть еще кражи, о которых органы милиции не знают. Давай по-хорошему, расскажи, если есть. Я составлю явку с повинной. Если преступления несерьезные, тебе за них срок не дадут. Они пройдут по делу, и все. Материальный ущерб возместить придется, зато совесть будет чиста.
Кум говорил, внимательно наблюдая за Петровым. А когда кончил, то Коля, подумав немного, сказал:
— Говорите, срок не дадут. Вот дурак, почему не совершил хотя бы еще одну кражу. А сейчас бы рассказал, а вы бы повинную состряпали, и мне бы срок не дали.
— Нет, ты меня неправильно понял. За преступления, которые ты совершил, сажать тебя или освобождать, будет решать суд. Я говорю, если ты добровольно расскажешь о нераскрытых кражах, тебе за это срок не дадут.
— А-а-а, понял-понял. Я-то думал, если хоть в одной краже признаюсь, меня вообще освободят. Не-е-ет, тогда зачем признаваться, да еще денежный ущерб возмещать.
— Значит, у тебя есть нераскрытые кражи, раз так говоришь. Давай, рассказывай. — Кум взял авторучку. — Я запишу, может, и ущерб возмещать не придется.
— Надо подумать, — Коля давно заметил на столе пачку «Казбека».— Да, надо подумать. Я волнуюсь. Вдруг не вспомню. Не дадите закурить?
— Закуривайте, — добродушно сказал Кум и открыл перед ним пачку.
Вместо одной Коля взял две папиросы и одну сунул в карман. Прикурив, затянулся, сдвинул брови и чуть погодя сказал:
— Да, одну вспомнил, — и посмотрел на Кума.
— Рассказывай.
— Прошлым летом я полмешка овса с поля тяпнул.
— Да нет, — перебил его Кум, — я не о таких кражах спрашиваю.
— А-а-а, понял-понял, — Коля снова затянулся, — вам убийства, изнасилования надо?
— Да не обязательно убийства. Кражи, кражи, я говорю.
— Ну а убийства, изнасилования можно?
— Ты что, и о таких преступлениях знаешь? Был участником?
Коля задумался, глотнул дыма, почесал за ухом и сказал:
— Был участником и сам совершал. Вы повинную точно сварганите?
— Точно. Это моя работа. Говори, — и Кум взял авторучку.
— Прошлым летом мы чужих кроликов убивали и в лесу жарили. Вкусные, черти. А есть еще и изнасилование. Курицу, — Коля сделал паузу, — я того.
