Эли Фрей - Мой лучший враг
Играли каждый день и по многу раз, и мне кажется, я так отработала движения, что никогда их не забуду. Только когда мы играли в резинку, я замечала, что Стас часто осматривался по сторонам, нет ли кого рядом? Я понимала, что это девчачья игра, и если кто-то из мальчишек увидит его, то могут засмеять. Но игра и мне, и ему понравилась безумно.
Мы пришли к нему домой и стали смотреть «Корабль-призрак». Мама Стаса сделала на завтрак блинчики с малиновым вареньем.
Фильм нам очень понравился. Морскую тематику просто обожали, и привидений тоже. Там было очень много пугающих моментов. Стас сказал мне, что я очень похожа на Кэтти, маленькую девочку-призрака из фильма, только волосы другие. У Кэтти они рыжие, а у меня какие-то непонятные, темно-серые. Такой оттенок в салонах красоты называют «лесной орех», но я бы назвала его просто: цвет мокрой пыли. За «Кэтти» Стас получил по носу. Как же он мог забыть, я же ненавижу девчачьи роли. И сравнение с маленькой доброй девочкой-привидением привело меня в бешенство. После просмотра я была в восторге от Джека, главного злодея, оказавшегося в конце фильма кем-то вроде демона из Преисподней и который всех лихо обманул, притворившись человеком. Чтобы помириться, Стасу пришлось соврать, что он все перепутал, и на Кэтти я не похожа ни капли, и да, он как следует рассмотрел и понял, что у меня есть что-то общее с Джеком. Глаза такие же и так же улыбаюсь. После его слов я сидела довольная, для меня это было самым лучшим комплиментом.
Стас сказал, что я странная, потому что никогда не плакала, когда убивали добрых героев. Зато всегда ревела, если фильм кончался хэппи-эндом и умирали злодеи. И вот теперь, в конце фильма, когда взорвался корабль и взрыв уничтожил моего любимого Джека, я опять пустилась в рев.
– Никогда не видел, чтобы кому-то так было жалко злодеев! – ухмыльнулся он.
Фильм вдохновил нас на еще одну игру. И сразу после просмотра мы понеслись ко мне домой и стащили у бабушки две простыни. У нее их была целая гора, и вряд ли она заметила бы пропажу парочки.
Мы забрались на чердак и принялись колдовать над своими будущими костюмами. Нарисовали красной краской на простынях улыбки, а черной обвели глаза; затем сделали прорези. У нас получились замечательные костюмы привидений, нам тогда казалось, что они очень страшные и все будут нас бояться. К вечеру мы доделали их и, бегая вокруг домов, пытались кого-нибудь напугать. Но, к нашему огорчению, нас никто не боялся. Нам попались соседи из дома номер пятнадцать, я не помнила, как их зовут, пожилая такая пара, бабушка и дед. Мы напали на них сзади и завыли, изображая злобных привидений, но они не испугались, а, наоборот, засмеялись. Потом мы увидели, как возле своей вишни ходит дядя Гена. Но мы не стали его пугать. Однажды за то, что мы оборвали его вишню, он нас здорово потрепал. Потом нам попалась семья Ермаковых, но они тоже засмеялись, даже их маленький сын не испугался.
Мы в расстроенных чувствах забрались на чердак и стали думать, что же мы сделали не так. И наши размышления не прошли даром – в дальнейшем в этом деле мы очень преуспели. Мы стали настоящими фанатами ужастиков и усовершенствовали свою методику «пугания».
На следующий день мы посмотрели «28 дней спустя», и нас перестали вдохновлять привидения. Нашими кумирами отныне стали зомби. Мы стали делать крутые костюмы и научились неплохо гримироваться. Из Стаса вышел отличный актер, даже я так не могла страшно закатывать глаза. А уж какие звуки он издавал! Мне было очень страшно. И людям вокруг тоже. Мы надевали старую простую одежду, мазали ее кетчупом. Пудрили лица мукой, чтобы кожа стала белой-белой, фломастерами рисовали синяки под глазами. Мы шли по дороге шаткой походкой, нетвердо ступая на подкашивающихся ногах. Широко раскрытые глаза, волосы спутаны. С гримом мы старались не переусердствовать. Мы тогда уже поняли, что людей больше пугает естественность, какая она есть, поэтому кетчуповой крови мы добавили себе на одежду совсем чуть-чуть. Мне кажется и без этого нас бы испугались, ведь пугал сам факт того, что в темноте одиноко бродят странные дети.
Вечер выдался прохладный, и я даже накинула куртку. Стас был в одной легкой футболке.
– Тебе не холодно? – спросила я.
– Нет, мне никогда не бывает холодно, ты что, забыла?
Ах, да… Как я могла забыть. Стас никогда не мерзнет. Все ходят в куртках, а он надевает ветровку. Когда все надевают ветровку, он ходит в футболке. Я в шутку как-то сказала, что он живет на другой планете, где всегда теплее на один сезон.
И тут мы увидели вдалеке моего деда, который возвращался с работы. Он шел по дороге, пошатываясь, и держал в руках бутылку, к которой время от времени прикладывался. Мы спрятались в кустах и обдумывали план действий, как бы так получше напугать деда, чтобы он от страха раз и навсегда перестал пить. И когда дед подошел достаточно близко, мы встали на колени и поползли к деду на четвереньках, сопровождая свой выход шипением, рычанием и клацаньем зубов.
– Мать честная, раскудрить твою через коромысло! – завопил дед и то ли побежал, то ли попрыгал прочь. Я никогда не видела, чтобы мой медлительный от старости дед мог так бегать и тем более прыгать. Каждый его удаляющийся прыжок по длине явно превосходил результаты Олимпийских игр, но вряд ли дед мог об этом догадываться.
И дед действительно перестал пить на какое-то время. Стал чаще креститься. И вообще стал почаще уходить в себя и задумываться о разных вещах. Так что наш урок пошел ему только на пользу. Пусть думает, думать – это полезно.
Спустя время, когда разрушилось наше «вместе», я тоже стала задумываться о многом и на многие вещи стала смотреть по-другому. Как бы по-взрослому. Как будто во мне щелкнул какой-то замочек, и некий ранее не работавший механизм вдруг задвигался. И когда наши дороги разошлись, я часто вспоминала улыбку Стаса, того Стаса, который был моим другом. Его светлые волосы, его глаза, наши детские игры. Особенно запомнилась игра в «Брось в окошко». Глупая, детская, но безумно милая игра: «В окошко – улыбку, а из окошка – смех».
Я вспоминала разные детские песенки, которые мы пели, помнила все слова, все до единого. Мы очень любили петь. Пела я лучше, чем Стас, не путалась в словах и хорошо помнила мотив, в отличие от него. Он часто обижался на меня за это – ведь это он обучил меня многим песенкам, и я просто не имела права петь их лучше. Стас хотел сам петь мне их.
Сейчас я согласна на все что угодно, лишь бы тот мальчик из прошлого снова стоял передо мной и пел мне свои песенки. Песенка про овечку. Про котенка и паровозик. Песни Высоцкого, которые любил слушать дед. Дворовые песни, которые пели взрослые мальчишки. Я помню их все. И они все играют в моей голове, как будто там находится встроенный магнитофон. Эти песни говорят мне, что когда-то я была счастлива.
