Андрей Агафонов - Ангелы падали

Во тьме повыцвели цвета,
И у любовницы безликой
Годами пахнет изо рта,
Как будто жеваной гвоздикой.
Она придет еще не раз,
Пока достоин темноты я…
Висят, не скашивая глаз,
Мои домашние святые.
Они бродили без огня…
Они теперь и смотрят ночью,
И вот уже вошли в меня —
И страсти разорвали в клочья.
И я, подобно им, обрел
Самоубийственную силу:
Схватить любую за подол
И между ног найти могилу.
И мне, подобно им, нужна
Теперь нездешняя невеста…
Очнулся — голая стена,
И между ног — пустое место.

Я в положении таком,
Когда любая подойдет,
И надо попросту силком
Тащить ее на койку. Вот
Она пришла ко мне тайком
И попросила закурить,
И в положении таком
Не может больше говорить:
Я сделал пепельницу из
Ее дымящегося рта —
Какой изысканный каприз,
Какая, право, красота…

Боже, хоть вешай топор!.. Я не знал,
Кто в этой комнате воздух пинал:
Стены без мебели, крашеный пол…
Сыростью пахло, когда я зашел.
Нынче прокурено все до костей.
Пепел остался от милых гостей.
Звуки веселья повисли в углах
Ржавою копотью, и в зеркалах
Я растворяюсь… Идущий за мной
Будет потоплен моею волной.

Надо мной висит
Деревянный крест.
Нелегко уйти
Из привычных мест.

Окрестить меня
Женщина спешит:
Нет пути назад,
И карман зашит.

Ну и ладно. Мне,
В общем, наплевать,
Чьи потом еще
Губы целовать.

Ну и ладно. Мне,
В общем, так и так
Не жилось ни с кем —
Без ее креста.

Только вышел я
На последний круг —
И трясется дверь
От моих подруг.

На своем пути
Я оставлю крест…
Нелегко уйти
Из привычных мест.

Если бы зверь во мне
Перевернуться мог,
Выставить напоказ
Незащищенный бок,
Я бы его — ножом!
Я бы его — ногой!
Чтоб говорить потом:
Это не я — другой…

Он ведь и сам не рад,
Что не выходит вон,
Водорослями вен
Заживо оплетен…
В кожу мою зашит,
Кошкой во мне живет:
Дышит моим лицом,
Пищу мою жует…

Искорки–ледышки пляшут
В мутно–желтом… Мотыльки
Тихо крылышками машут
И сгорают от тоски.
От коктейля ледяного
Весь мерцаешь и горишь,
И единственное слово
Раз за разом говоришь:
То, которое однажды
Ты не смог произнести,
И теперь от вечной жажды
Вечно душу не спасти.

Не лишенный нищенского лоска,
Скоротаю годы стариком я,
Слушая, как сыплется известка,
Сыплются асфальтовые комья,
Наслаждаясь призраками воли
В логове холодном, одиноком,
Неподдельно кашляя от боли,
Растирая грудь оподельдоком…

Чему вы молитесь во льду?
Какого Бога воскресили?
Он наведет на вас беду,
Когда пребудет в полной силе,
Он выпьет вас наперечет,
Нутро свое согреет вами —
И маслянисто потечет
Простыми, вечными словами…

Что–то растаяло на вершине,
И берега затопляет Лета.
Мы, пришедшие из пустыни
С сухими глазами, знаем это.
Знаем теперь; мы видели сами
Тела, качавшиеся как люстры,
И стены, облепленные волосами…
Так начался закат Заратустры.

Эдуарду Лимонову

Перчаток выброшено миру
Довольно! — Кто их разберет…
Свою московскую квартиру
Он, верно, бункером зовет.
В конвертах белых рассылает
Инструкции ученикам,
Да вот чернила замерзают,
И очень холодно рукам…

«Если долго смотреть на небо,
Там непременно появятся звезды», —
Он верил в это, ибо нелепо;
Я вторил ему — никогда не поздно
Случайным облаком или Богом
Закрыться от юношеских иллюзий:
Звезды не звезды, у нас под боком
Вечно дремлют какие–то люди…

Звезда над городом его
Горела бледно и тревожно,
И он не вспомнил ничего,
Во что поверить невозможно;
Но, потрясенный широтой
Того, что в небесах и выше, —
Заплакал горьким сиротой
О стенах, комнатах и крыше…

Скажи, ты слышишь голоса,
Тебя клянущие от века
За то, что ты на небеса
Вознес любовь — и человека?
Желая превозмочь тебя,
Летают люди с колоколен
И разбиваются — любя.
Теперь ты счастлив? — Я доволен.

Кто правду нам о горбунах
Расскажет с самого начала?
Я видел в некоторых снах:
Летела стая — и упала.
Померкли огненные лбы,
Погасли восковые лица —
И вот захлопнулись горбы,
И потянулась вереница…

Во благовременьи, полною мерой,
Нас отпускали с молитвой и верой.
Нас отпускали — и падали мы
Били поклоны в разгаре зимы.
Словно креветками, брызгая кровью,
Крылья ломали мы перед Любовью
И замирали на каждом углу,
Жалко и слепо уставясь во мглу.

Грязь пополам со снегом,
Пальцы во льду застыли…
Нас провожали смехом —
Вот уже проводили.
Я захватил на память
Тело, еще живое…
Весело можно падать,
Если падают двое.

Море людей, океан людей!
И те же люди — на берегу.
Какой бы ни был прелюбодей,
Любить так много я не могу.
«Уйдем же отсюда, в горы уйдем
И бросим оттуда камень на пляж!»
Вот так я стал соляным столбом:
Я оглянулся на свой мираж.

Мы еще сойдемся, братья,
За бутылочкой винца
Проклинать свои занятья
И канючить без конца.
Мы еще обсудим виды
На тот свет — и на полу
Позабудем все обиды
В гастрономе на углу.

Лишь тот достоин жизни и
Свободы, кто за них дерется —
А я сложил крыла свои
И все гляжу на дно колодца,
И мне — живому без борьбы —
Земля дошла до подбородка.
Забавно, правда? — у судьбы
Такая легкая походка…

На этом поезде год назад
Я ехал туда, куда…
На этом поезде год назад
Я ехал уже туда…
Куда, без сомнения, год назад
Не ходили еще поезда.

Там было другое — было то,
Чего не забыть никак.
Там было такое, чего забыть
Я не смогу никак —
Почтовый ящик, пустой как сон,
И я — последний бедняк.

Я знал наверное год назад:
Судьба моя решена.
Я знал, наверное, год назад,
Что судьба моя решена…
Меня на перроне встречала она —
Привычная тишина.

Но много за год исколесил
Железных дорог и душ,
Я много за год исколесил
Сердец, и дорог, и душ,
И мне уже не хватает сил
Вернуться в родную глушь.

И я — богат, будто сто воров,
Укравших мою судьбу.
Да, брат, я богат, будто сто воров,
Укравших мою судьбу.
И ты увидишь, как я богат —
В моем жестяном гробу.

Пока мы едем, присядь–ка, брат,
Ведь я тебя не боюсь…
Слышишь, присядь–ка со мною, брат,
Ведь я никого не боюсь —
И я исполню тебе стократ
Железнодорожный блюз.