Бапси Сидхва - Огнепоклонники
Боясь, как бы она не свернула себе шею своими штучками, Фредди старался помалкивать. Когда же ему случалось что-то сказать, Джербану воспринимала каждое слово с подчеркнутой кротостью.
Ее беспощадная кротость и терпеливое мученичество выводили из себя даже Путли.
Козырным тузом Джербану была скорая кончина. Новый возраст приблизил ее к небесам, и близость смерти открыла упоительные возможности для изобретательности Джербану.
Начиналось примерно так:
— Какое это имеет значение, мне уже недолго осталось…
Или так:
— Вот умру — можете делать, что хотите. Вы уже скоро от меня избавитесь. Единственное, чего я желаю, — покоя и уважения к моей старости, пока я жива.
Фредди потрясенно наблюдал это убийственное превращение. Ему казалось, что тяжкий груз с левого плеча перелег на правое.
Было ясно, что Джербану не простила его, но теперь избрала ухищренный и опасный способ изводить зятя. Фредди не мог не выказывать сочувствие и сострадание теще. А Джербану с наслаждением рассуждала о смерти, вгоняя зятя в тоску, понемногу переходившую в суеверный страх.
Прошел месяц, и Фредди начал жалеть о прошлом: визгливая, буйная ведьма была гораздо лучше нынешней слезливой, покорной ханжи.
Глава 5
Парсы не закапывают и не сжигают мертвых — трупы оставляют на возвышениях без крыш, где их расклевывают стервятники. Англичане дали этим необычным кладбищам романтическое название «башен молчания».
Два слова о башнях: круглое строение, облицованный мрамором пологий пол с углублением, напоминающим воронку с отверстием посредине, — туда стекает кровь, ссыпаются высохшие кости. Подземные каналы отводят все это к четырем глубоким колодцам, расположенным довольно далеко от башни. В колодцы насыпаются известь, древесный уголь и сера.
По верхнему краю мраморной воронки идет широкий уступ, на который можно уложить пятьдесят мужских трупов, пониже — уступ для пятидесяти женских трупов, третий уступ предназначен для детей. Стервятники расклевывают труп в несколько мгновений, оставляя голые кости.
Высота башни рассчитана так, что стервятник может перелететь через ее стены, но если попытается подняться с тяжелой ношей в когтях или клюве, то ударится о верхний край.
Никто, кроме смотрителей, не должен видеть кровавое зрелище, которое разыгрывается внутри башни.
Похоронный обряд зороастрийцев сложился в каменистых горных районах Ирана, где не хватало пахотной земли и слишком она ценилась, чтобы использовать ее под кладбища. В тех краях и в те времена обычай был и практичен, и гигиеничен. Но в наши дни парсы разбросаны по всему Индостану; в больших городах — Бомбее или Карачи — выстроено по три-четыре «башни молчания». Ну а парсов, живущих далеко от башен, приходится просто зарывать в землю.
Когда семья только обосновалась в Лахоре, Джербану огорчило отсутствие башни, но огорчило в меру. Однако раз выдуманный возраст трагически приблизил ее к смерти, то возникла настоятельная необходимость позаботиться и об обряде. Теперь Джербану никому не давала житья. Что сделают с ее останками? Не допустит же семья, чтоб ее просто закопали в землю, будто мусульманку или христианку какую-нибудь. Она ни за что не согласится лежать в кишащей червями земле! Притащив Джербану в Лахор, Путли и Фредди обрекли ее душу на вечный адский огонь. Каждый парс знает, что соприкосновение с трупом оскверняет святость земли, и нет спасения душе осквернителя. Умереть ради дочери и внуков Джербану готова, но никто не заставит ее погубить свою душу. Из могилы восстану, обещала она Фредди, и, вся в червях, пойду на поиски ближайшей башни.
Фредди позеленел, представив себе, как жирная, изъеденная червями теща тащится через всю страну, и поклялся, что лично отвезет ее тело за тысячу миль в Карачи и лично доставит его в башню.
Фредди не выносил разговоров на эту тему, но как он ни увиливал, теща с неимоверным упрямством и хитростью возвращалась к ней.
— Помнишь, Путли, как твой отец любил кабачки? — невинно начинала она. — Хотя что ты можешь помнить, тебе восемь лет было, когда он скончался. Красавцем его никто бы не назвал, но какой был человек! Отвезли его тело в Санджан. Какая же там чудная башня! Ах-ах, так и стоит перед глазами, а место какое замечательное!..
Джербану целиком отдавалась сладким воспоминаниям:
— Столько зелени, весь холм зарос манговыми деревьями, эвкалиптами и гуль-мохуром. Просто рай! Самое подходящее место для башни — возвышается там над деревьями, как преддверие небес. А какие стервятники — на каждом дереве сидят, как ангелы, толстые, красивые!
Несчастный Фредди! Сколько бы он ни старался, не в силах был он вообразить стервятников ангелами. Он считал, что теща переходит все границы, особенно за столом, когда от ее сравнений еда оставляла вкус пепла во рту.
С другой стороны, как он мог встать из-за стола и хлопнуть дверью — ведь речь шла о покойном тесте! Путли благоговела перед памятью отца, и Фредди понимал, насколько рискованно проявить к нему неуважение.
— …и напоследок совершил он доброе дело, — продолжала теща, — как и подобает настоящему парсу, который обязан насытить хищных птиц своими бренными останками. Птиц, впрочем, можно и надуть, но бога не надуешь. Как говаривал мой дорогой муж, наша вера зиждется на добрых делах!
Однажды за ужином после тушеной рыбы, пока Путли ходила на кухню за следующим блюдом, Фредди поспешил выступить с заранее приготовленной маленькой речью. С почтительной печалью, не уступавшей тещиной, он задумчиво сказал:
— Я хорошо помню, как умер ваш дорогой муж. Ровно через месяц у меня умерла тетя с материнской стороны, и я приехал в Санджан хоронить ее. Стервятники тогда до того разъелись, что еле летали. Один смотритель мне сказал, что спустя целый месяц после похорон правая нога вашего почтенного мужа все еще торчала в небо — так и не расклевали ее птицы. Что делать, даже стервятники не могут есть без передышки!
Джербану, которая уже наелась рыбы и не очень-то хотела тушеных овощей, вышла из комнаты, хлюпая носом.
— А где мама? — спросила Путли, вернувшаяся с блюдом овощной окры.
— Она, видно, не любит окру, — смиренно ответил Фредди.
Путли без труда догадалась, что дело не в окре. Подав сладкое и убрав со стола после ужина, она попробовала было провести расследование.
Фредди умылся, переоделся в пижаму и спокойно дожидался жену. Скандала он не боялся, потому что знал: время от времени Путли дает ему возможность выпустить пар.
И к Джербану нет-нет да и возвращалась былая воинственность. Фредди и Путли она старалась не задевать, срывая зло или на мальчишке-слуге, или на поденщице, которая приходила по утрам и вечерам чистить нехитро устроенную уборную.
Глава 6
Близилась осень. Жара спала, и Лахор опять заулыбался. Солнце еще жгло, но в домах уже было приятно. Однако эта октябрьская суббота выдалась жаркой. Часам к пяти духота сделалась непереносимой, и Джербану решила позвать слугу, чтобы тот покачал над ней панку, пока она отдыхает. Панка представляла собой легкую деревянную раму такой же длины, что и кровать. Рама прикреплена к потолку, на нее туго натянуто полотно, от рамы идут шнурки, потягивая за которые приводят панку в движение. Мальчишка-слуга усаживался на корточки у стены, тянул за шнурок, панка мерно качалась вверх-вниз, вверх-вниз, разгоняя духоту, пока Джербану не засыпала. Тогда за своей однообразной работой задремывал и мальчишка.
Джербану прошлепала за ним на кухню и застукала мальчишку за курением. В кухне клубился едкий табачный дым.
Джербану схватила мальчишку за уши, те самые, которые она надрала ему за то, что таскал сладости два года назад.
— Путли! — завопила Джербану.
Примчавшаяся Путли засвидетельствовала преступление. Из лавки был вызван Фредди.
Он был возмущен до глубины души. Табак в доме, где постоянно жгут сандал и благовония!
Зороастрийцы поклоняются огню, избранному пророком служить зримым символом веры. Любой огонь — всегда искра Высокого Огня, одушевляющего все живое. Огонь — первопричина вечного света — воплощает в себе не только всю вселенную, но и дух, движущий ею. Нет святотатства страшнее, чем осквернение огня, и ничто не оскверняет огонь больше, чем слюна, плевок, — а что такое курение, как не плевок в огонь? В зороастрийских домах свечи гасят молитвенным прикосновением двух пальцев, в очагах всегда поддерживается огонь: ночами его бережно сохраняют в золе, а по утрам ярко разжигают. Дуть на огонь — грех. Хранители храмового огня приближаются к нему, лишь закрыв повязкой нос и рот, чтоб не осквернить священный Аташ-огонь ни единой капелькой слюны.
Чудовищность злодеяния потрясла всех членов семьи, и каждый — в очередь — отлупил мальчишку. Потом, чтобы успокоиться, Фаредун предложил семье прокатиться в нарядно расписанной тонге, давно заменившей буйволиную упряжку.
