Алексей Слаповский - У нас убивают по вторникам
— Вот, блин, дали заданьице. Жену он любит. Я тоже мужа люблю — ну и что? Неужели перед смертью не хочется чего-нибудь такого, чего не было?
— Почему же не было? Было.
— С такой женщиной, как я? — сомневается София.
— При чем тут — как вы, не как вы. По любви было. А если хоть раз было по любви, умереть не страшно.
София долго смотрит на Быстрова, пытаясь понять, что он сказал. Потом вдруг набрасывает на себя простыню.
— А по любви — это как? — спрашивает она. — Ну, то есть, какие ощущения? Оргазм какой-то другой? Или что-то еще?
— Это на уровне души.
— Будто если выпить? — угадывает София.
— Нет.
— Ну — нанюхаться?
— Чего.
— Морочишь мне голову! — с досадой говорит София. И вдруг начинает хлюпать.
— Я, может, тоже хочу с собой покончить!
— Что мешает?
— Как что? Чувство долга.
— Перед мужем, детьми? — теперь черед Быстрова угадывать.
— Какой муж, какие, блин, еще дети? Вот перед этим чувство долга! — София сбрасывает с себя простыню. — Ты подумай, как я могу это уничтожить? Оно людям служить должно! Ну и мне тоже!
Слова странные, конечно, но поза Софии на этот раз так бесхитростна, так невинно откровенна, что Быстров невольно чувствует прилив мужской силы.
— А ты знаешь, я, пожалуй. — склоняется он над Софией.
Та немедленно вскакивает и начинает одеваться.
— В чем дело? — удивлен Быстров.
— Методика! Теперь ты меня будешь хотеть со страшной силой. Будешь искать, уговаривать, упрашивать. Тебе будет не до самоубийства. Вот телефон, — она оставляет визитку на ночном столике.
И напоследок страстно целует Быстрова.
— Это чтобы тебя больше разобрало.
Она выходит. Быстров смотрит на визитку и рвет ее в мелкие клочки.
Только сейчас он замечает, что в углу комнаты сидит человек в штатском.
— Ну и дурак же ты, — говорит человек.
— Хуже. Я как раз слишком умный, — не соглашается Быстров.
Так прошли день и вечер и наступила ночь.
Быстров лежит в постели со Светланой.
В углу спальни клюет носом человек в штатском.
— Черт знает что, — говорит Светлана. — Теперь я знаю, что чувствуют звери в зоопарке.
— При чем тут звери? — возражает Быстров. — Звери не понимают. А люди понимают и все равно лезут в клетки. Реалити-шоу всякие. Что их, нарочно загоняют?
— Я не хочу жить в реалити-шоу. Зачем ты придумал это самоубийство?
— Я не придумал. У меня нет другого выхода. Я не хочу жить в вечном унижении.
— Тебе все равно не дадут этого сделать. Может, признаешь свою вину?
— Мне нечего признавать. Если тебе плохо, можешь от меня уйти.
Светлана целует мужа в плечо.
— Ты же знаешь, что я тебя люблю. Просто — сплошные неудобства. И дочь страдает.
В соседней комнате страдает дочь. Она даже стонет. На пару с молодым человеком в штатском. То есть сейчас он не в штатском.
Светлана ворочается, достает из тумбочки таблетки. Человек в штатском, тут же встрепенувшись, подходит. Протягивает руку:
— Позвольте.
— Это снотворное!
Штатский вертит упаковку. Достает одну таблетку, дает Светлане. Подносит стакан воды — запить. Следит за тем, как Светлана глотает таблетку. Прячет упаковку в карман, садится в свой угол.
Утро. Быстров бежит по парку. За ним трусят двое сопровождающих. Быстров оглядывается, усмехается и прибавляет скорость. Бежит изо всех сил. Сопровождающие, запыхавшись, не отстают.
— Чего это с ним? — спрашивает один.
— Черт его знает. Понял! — вдруг озаряет другого.
— Что?
— Он так себя хочет до смерти довести! Самоубийство при помощи бега!
— Хитрый, зараза!
Они догоняют, один мчится наперерез. Вылетев из кустов, оказывается на пути Быстрова, останавливает его.
— Потише, пожалуйста!
Быстров возвращается к дому. Там журналисты с камерами, микрофонами, блокнотами. Вот один из них приближается.
— Вы обещали интервью дать, я вам звонил, — говорит он Быстрову.
— Две минуты! — предупреждает сопровождающий и зорко смотрит на журналиста.
Журналист делает знак оператору, тот наставляет камеру, журналист поднимает микрофон:
— Скажите, ваше заявление о самоубийстве — это не блеф? Есть такое мнение.
— Молодой человек, — веско отвечает Быстров, — я не слесарь Вася Пупкин. Люди моего положения так не блефуют.
— Ну, блефуют и покруче.
— Но не я. Да и зачем мне блефовать?
— Внимание прессы, слава.
— Кому нужна предсмертная слава?
— Не скажите, — возражает журналист. — Недавно случилась история.
Он рассказывает, а мы видим эту историю:
— Молодой человек, назовем его Костя, начитался о вас, насмотрелся по телевизору.
(Худой и бледный юноша Костя видит портреты Быстрова в газетах и по телевизору.)
— А была у него девушка. Ну, как была: влюблен он в нее был, а она нос воротила.
(Костя что-то горячо говорит юной красавице, а та воротит нос.)
— Зато у нее все стены оклеены разными знаменитостями.
(Действительно стены оклеены знаменитостями, то есть их фотографиями. Красавица сдувает с них пыль, а некоторые целует.)
— И она сказала ему: ты мне нравишься, Костя, но полюбить тебя и выйти за тебя замуж я могу только в том случае, если о тебе будут писать в газетах и показывать по телевизору.
(Красавица говорит Косте:
— Ты мне нравишься, Костя, но полюбить тебя и выйти за тебя замуж я могу только том случае, если о тебе будут писать в газетах и показывать по телевизору.)
— Костя думал, думал, думал, — продолжает журналист, — ничего не мог придумать. Талантов у него нет, заслужить славу долгим и упорным трудом проблематично, а главное, пока заслужишь, на пенсию пора, какое уж тут жениться. Тут-то как раз он и узнает о вашем поступке. И приходит ему в голову идея.
(Косте приходит в голову идея. Я понимаю, что это не киношная ремарка. Как это показать? А не знаю. Пусть режиссер и актер думают, как это показать, у них такая профессия.)
— Пошел Костя в супермаркет. Встал перед камерой слежения.
(Костя стоит в супермаркете перед камерой слежения.)
— Поднес к виску травматический пистолет, который он купил накануне.
(Костя подносит к виску пистолет.)
— И крикнул: меня покажут по всем каналам, я стану знаменит! И ты никуда не денешься, полюбишь меня и выйдешь за меня замуж!
(Костя кричит, но его слов не слышно: камера не записывает звука. Костя стреляет и падает.)
— На другой день это действительно показали по всем каналам: очень уж эффектные кадры.
(Чередуются три канала и три ведущих: показывают одно и то же. Ах, дескать, какой ужас. Это как рушащиеся в Нью-Йорке здания показывали бесконечное число раз. Ах, как ужасно. Гибнут люди. Летят из окон. Посмотрите еще раз, как это страшно. И еще раз. И еще. Страшно, не правда ли? Кто не видел, показываем еще раз. После репортажа смотрите фильм «Титаник», там тоже все очень интересно.)
— Видела эти кадры и девушка. Но Костя оказался прав только наполовину. Да, она полюбила Костю, хоть и посмертно, а вот выйти замуж за него не могла. По понятным причинам. Не рассчитал парень.
— К чему вы мне это рассказываете? — сухо спрашивает Быстров.
— Просто к слову пришлось. Не дадите автограф? Журналист достает блокнот и ручку. Сопровождающий насторожился, но не усмотрел ничего
криминального.
Журналист шепчет:
— Оставьте ручку у себя. Наконечник смазан токсином ботулизма. Мгновенная смерть. Только подождите, пока мы отойдем.
Журналист берет блокнот, отходит, делает знак оператору.
Они приготовились снимать.
Быстров держит ручку в опущенной руке, спрятав ее в кулак.
Идет к двери подъезда. Оператор наставил камеру.
Быстров оглядывается. Видит усмехающегося журналиста. Тот провоцирует его усмешкой. И Быстров поднимает руку — непроизвольное движение, хотя можно было сделать все незаметно. Человек в штатском тут же подскакивает, выхватывает ручку. Озирается. Журналиста и оператора след простыл.
Человек в штатском осматривает ручку. Пробует что-то написать у себя на ладони. И падает.
Умирая, шепчет:
— Так я и думал. Токсин ботулизма. Черт, вот досада.
Быстров — у батюшки Иннокентия в пустом храме. Естественно, один из сопровождающих находится тут же.
— Великий грех ты задумал, сын мой, — увещевает батюшка. — Опомнись!
— Если я сам себя не убью, они меня все равно убьют.
— На все божья воля. Может, еще и не убьют.
— Убьют. Я их понял. Как только поймут, что я передумал, тут же и убьют.
— А ты передумал?
— Нет. Пока нет. Не вижу выхода, батюшка.
— В спасении выход. В спасении души.
— Знаете, у меня такое чувство, что я не себя убиваю, а кого-то другого.
— Это кого же?
— Не знаю. Я с ним еще плохо знаком. Батюшка не знает, чем утешить Быстрова. Тот выходит, опустив плечи.
