Алексей Леснянский - Ломка
Так часто бывает, что мы, подверженные влиянию со стороны досужими разговорами обывателей, заранее составляем негативное впечатление о людях. А человек многолик: с кем-то добр, с кем-то зол — по ситуации. Может, корни такого восприятия кроются в природе нашей? Мы инстинктивно стремимся разглядеть в окружающих темные стороны, чтобы успеть собрать в комок нервы и воспрепятствовать посягательству на наше эго. Треть жизни мы проводим в таких размышлениях. Радуемся, если наши предположения о людях оправдываются; огорчаемся, если человек оказался не таким уж плохим, каким мы его себе представляли; и часто забываем о том, что надо просто жить. Жить и верить людям, не терзая себя сомнениями по поводу того, что подумают о нас, что ответят; и самим не отыскивать потенциальную подлость в других. В чужую душу не проникнешь, в своей то не каждый разберется.
***
Кусты вишни были посажены квадратно-гнездовым способом на значительном расстоянии друг от друга, чтобы легче было к ним подходить и собирать ягоду. Вишня была единственной культурой, размещенной на приусадебном участке, исходя из негласных понятий о правильности. Все остальное росло в беспорядке, точно семена в унавоженную землю занесло в наглинский сад из дальних краев, и так рыхлая почва зернышкам приглянулась, что здесь они пожелали пустить корешки, пробиться к солнцу, вырасти в деревья и радовать бесцветные глаза дряхлого деда.
Особой гордостью Наглого были яблони, щедро одаривающие старика в пору увядания всего живого — глубокой осенью. Ранней весной дед никогда не формировал крону у садовых деревьев, считая такое занятие преступным насилием над природой, и позволял своим красавицам грушам, невестам-яблоням, скороспелому ранету, неприхотливой сливе расти, как им вздумается. Единственное, чем занимался дед, так это тем, что делал подпорки для обессилевших ветвей, клонившихся от тяжести плодов.
Сад был его детищем, его сыном. Зимой дед валялся на печке, а ранней весной выползал на улицу к своим деревьям и проводил среди них большую часть дня, вяло реагируя на призывы старухи вернуться в дом.
Вишня не плотно облепляла ветки, из-за этого была крупной, мясистой — так и просилась в рот.
— Дед, с какого куста собирать?
— А какой на тебя глядит, сынок, с того и сымай. Я ж не только для себя этот сад устраивал. Всю жизнь мечтал, чтобы люди, ребятишки ко мне приходили, а я бы присел на завалинке да наблюдал бы за ними, сердцем оттаивал. А сейчас они не с прошением приходят, а как разбойники вламываются. Ладно, если бы просто брали, не пакостили. Так нет же — поломают все после себя, порушат, оставляя срам… Времена-а-а, — сокрушался старик.
— Да, дед — варварство.
— А ты чей будешь? — спросил Наглый с любопытством.
— Спасский я, Андрей Ваныча Шатова внук.
— Знаком я с твоим дедом-то. Бригадиром у нас работал. Давно-о-о это было. Дюже строгий Андрей Иванович был. Я тогда спиртяжкой увлекался, так он нас гонял. — Наглый заметил протянутую к нему руку с деньгами. — Спрячь от греха, лучше не раззуживай меня.
— Возьми, дед — пригодятся, — настаивал Андрей, подмигивая.
— Иди ты, — выругался старик и скрылся в ночи.
Набрав полпакета, Андрей вернулся к оставленной им недавно компании. При его появлении разговоры смолкли. Глаза парней и девушек заскользили от его фигуры к пакету. Такого развития событий, судя по всему, не ожидал никто. С мрачным видом Спасский раздал ягоды девушкам.
— Действительно наглинские. Я их ни с чем не перепутаю, — круто причмокивая, заметила Галя Козельцева, веселая девушка с вздернутым носиком
— Поди, со стороны Пархоменко к саду зашел? — недовольно прищурившись, спросил Митька. Его грызла обида из-за того, что из их затеи ничего не вышло, а этот парень смог справиться в одиночку.
— Не темни, говори, как достал, — сказал Данилин.
— Проще не бывает… Попросил! Хороший дед. Зря вы на него бочку катили.
— Ну, Спасский, угодил ты девчонкам. С сегодняшнего дня мы будем звать тебя Спасом.
— Не люблю прозвищ.
— Это не прозвище, а погоняло. А насчет того, что к Наглому мы ни ногой, то с этой минуты так и будет. Белов свое слово держит… А вот по поводу остальной деревни — ничем помочь не могу, — изображая идиота, сказал Митька.
***
Кода однажды Андрей приехал с работы в деревню, бабушка рассказала ему новость, которая повергла его в шок: сгорел от спирта молодой парень.
Водка сгубила многих в Кайбалах, собирая ежегодную дань за пристрастие к дурманящему состоянию, позволяющему забыть об усталости, обязательствах перед близкими, ответственности за поступки, — забыть о самой жизни.
Мать Ивана Потылицына, недавно похоронившая в Краснодаре сестру, поседела от горя. Три ночи подряд она не отходила от своего Ванюши. Целовала его, орошала слезами; материнский ум до последнего отказывался поверить в то, что ее ласковый и работящий мальчик, которого она кормила грудью, отводила за крохотную ручонку в первый класс, провожала в армию, лежит недвижим в деревянном, обитом красной материей гробу, — и никогда, никогда больше не встанет, не пройдется по улице, не попросит у нее совета по какому-нибудь пустяковому вопросу, никогда не подарит ей внуков.
— Баба, до чего докатилась страна?! Люди уходят в вечность, так и не узнав истинного своего предназначения. Водка стала бичом современности.
— Ее всегда пили, сынок. Спокон веку, — грустно заметила бабушка.
— Плевать мне на то, что было, — с негодованием сказал Андрей. — Я сейчас живу и не надо мне говорить, что так было всегда. Можно понять, когда ее пьют по великим праздникам для увеселения, но когда ее пьют потому, что пьют; потому, что устали, заболели дети, кончились деньги, попал в тюрьму сын, не понимает жена. Это кому-нибудь выгодно? Этой страшной жидкостью можно заглушить все: веру в себя, отечество, в лучшую жизнь и свободу.
— Люди сами виноваты.
— Нет. Это, баба, система, — замотав головой, обрубил Андрей. — Она не тело губит, а душу деформирует.
— Странный ты, Андрюшка. Сущий инопланетянин.
— Да, да. Хочешь, чтобы народ замолчал, отупел, стал легко управляем и терпел — дай ему водку и забери просвещение. Тогда он будет топить свое горе в вине и обвинять во всех смертных грехах ближайшее окружение, но у него и мысли не возникнет, что это дьявольская система, которую нам навязали и тут же прикрылись ею со словами: "Народ ни на что не способен. Он ленив, тупоумен, поэтому мы ему ничего не дадим. Пусть сначала изменится". А люди не изменятся, тем более в деревне.
— Андрюшенька, а как же Ельцин? Тот тоже пил, а он оттуда, — сказала бабушка, уперев палец в небо.
— Не надо о десятилетнем национальном позоре.
— А куда от него, позора этого, денешься? Ничего у нас нет, а позор есть. На всех общий.
***
Ваню хоронили на деревенском кладбище всем селом. Вереница машин растянулась на сотни метров. Ко дню похорон у матери не осталось слез. Когда в гроб готовились забивать гвозди, она кинулась на шею к сыну и рвала на себе волосы, сетуя на горькую судьбу за то, что не дала ей пережить родное дитя. В такие минуты на планету опускается ад. Лишь первые комки земли упали в могилу, зарыдал отец. Крупные мужские слезы выпали из глаз, больше не стесняясь людей, не скрывая боли.
Андрей присутствовал на похоронах. Ваню он при жизни не знал и, приехав на кладбище, хотел не попрощаться с усопшим, а посмотреть на живых: изменятся ли люди из-за случившегося?
Он стоял в сторонке, в одиночестве переживая за мать и отца умершего парня.
— "Нет, не вижу понимания. Не дошли до глубинного смысла, не поняли", — сверлила мозг одна и та же мысль.
— Надо поговорить, городской, — тронув Андрея за плечо, сказал Митька.
— Слушаю.
— Он был моим другом. Я рос с ним с детства, за одной партой сидел, и все в один момент ушло.
— Не объясняй. Я все понимаю.
— А ты смог бы по…
— Даже и не сомневайся. Я к этому давно готов. Готов настолько, что ты даже не представляешь насколько, — захлебываясь, проговорил Андрей.
— Но ты ведь не знаешь, о чем я хочу тебя попросить.
— Да, не имею ни малейшего понятия, — сказал Андрей, посмотрев на своего собеседника испытывающим взглядом. — Но полжизни бы отдал, если бы ты намекал на спиртовиков.
— Опа? — искренне удивился Митька. — Ну ты, в натуре, даешь. В точку попал. — Он быстро отвел глаза и злобно посмотрел в сторону. — На их совести смерть парня. Месть гадам.
— Не говори так. Возмездие — вот подходящее слово… Здесь не самое подходящее место. Давай встретимся сегодня в семь часов на берегу за Малым мостом. Там все и обсудим.
— Лады. Только обязательно приди.
***
Когда в условленное время Андрей пришел на встречу с Беловым, то оказалось, что тот там не один. Бригада в составе шести человек, рассевшись в кружок на траве, терпеливо ожидала Спасского.
— Здорово, пацаны.
