Джон Ирвинг - Свободу медведям
Затем мы выбрались из пихтового леса, осторожно вдыхая в себя резкий ночной аромат. Теперь мы снова могли ориентироваться в пространстве, и внезапно оно наполнилось неясными очертаниями предметов — черным каменным сараем с огромными, покачивающимися на ветру дверьми, треугольными фрагментами окна, которые отразили резкий свет нашей фары; какое-то животное, похожее на сгорбленного медведя — или куст? — метнулось в сторону с дороги, обернувшись на нас очумевшими глазами; фермерский дом вздрагивал во сне, и лаявший пес бросился бежать рядом с нами — глянув через плечо, я видел, как уменьшаются и меркнут в танцующих красных огоньках габаритных огней его глаза. А со стороны долины, что была под нами, маленькие верхушки деревьев торчали, словно разбитый вдоль дороги палаточный лагерь.
— Мне кажется, мы потеряли реку, — сказал Зигги. Он переключил скорость: сменив третью на вторую, дал полный газ. Мы оставляли после себя брызги мягкой черной грязи, и я тесно прижался грудью к его спине; я почувствовал, как он наклонился еще до того, как мотоцикл опрокинуло вниз, и я последовал за ним — точно так же, как если бы был рюкзаком на его спине.
Затем дорога выпала из-под нас, и свет фары устремился прямо в ночь, и на какое-то мгновение показалось, будто мотоцикл несет нас на одном уровне с небом; когда переднее колесо снова коснулось земли, мы на бешеной скорости рванули с холма вниз, на деревянный мост. Зигги нажал на переключение скоростей, но ему все равно пришлось давить на тормоз, руль задрался вверх — наш зверь перескочил через дощатый мост, как если бы был крабом.
— Это река, — сказал Зигги, и мы вернулись обратно, чтобы убедиться в этом.
Он включил фару, направив лучи на реку, но никакой реки там не оказалось. Он выключил мотор, и мы услышали шум реки, мы слышали, как стонут от ветра дощатые планки моста, и мы чувствовали, как брызги воды оседают на его перилах. Но в лучах фары нам было видно лишь узкое ущелье, падающее в темноту; и чахлые ели, цепляясь за стены ущелья, тянули за помощью свои ветки, не осмеливаясь даже оглянуться вниз.
Река выбрала кратчайший путь: она разрезала гору надвое. Какое-то время мы всматривались в пустоту. Завтра утром не будет никакой рыбы, если только перед завтраком мы не бросим вызов ужасающей неопределенности.
Итак, мы отыскали местечко, достаточно плоское, чтобы на нем можно было разложить подстилку, и достаточно удаленное от глубокого ущелья. Было так холодно, что мы судорожно натянули на себя одежду внутри спальных мешков.
— Графф, — сказал Зигги. — Если ты встанешь помочиться, смотри не пойди в эту сторону.
И должно быть, наши мочевые пузыри запомнили, что он сказал, — или слишком долго слушали журчание реки. Потому что нам обоим пришлось встать. О, как холодно и страшно было ступать нагишом по полю!
— Интересно, как сернобык не дает себе замерзнуть? — спросил Зигги.
— Я о нем тоже вспомнил, — отозвался я. — А тебе не приходило в голову, что он чем-то болен?
— О, Графф! — воскликнул Зигги. — Это явный признак брызжущего через край здоровья.
— Должно быть, он чувствует себя уязвимым.
И мы, приплясывая от холода и уязвимости, проделали обратный путь к спальным мешкам. Мешки сохранили тепло наших тел, мы забрались внутрь, ощущая, как вокруг снуют полевые мыши. Ночь выдалась настолько свежей, что мыши тихонько подкрались к нам и прижались к нашим спальным мешкам, чтобы согреться и уснуть.
— Графф, — окликнул меня Зигги, — я тоже об этом думал.
— Очень хорошо, Зиг.
— Нет, правда думал, Графф.
— И что?
— Как ты думаешь, в зоопарке есть ночной сторож — внутри ограды, который не спит всю ночь? И обходит с дозором зоопарк?
— И ведет беседу с сернобыком? — съязвил я. — Пытаясь выведать его мужской секрет?
— Да нет, просто находится внутри… — сказал Зигги. — Ты думаешь, ночью там кто-то есть?
— Само собой, — ответил я.
— Я тоже так думаю, — сказал он.
Я представил себе сторожа, который ворчал на медведей, будил сернобыка, приставая к нему с нескромными вопросами; рано утром сторож скакал по зоопарку, словно обезьяна, — перелетал от клетки к клетке, переговариваясь с животными на их родном языке.
— Графф? — снова окликнул меня Зигги. — Ты помнишь, чтобы хоть одна дверь в помещении для Мелких Млекопитающих была заперта? Было ли там хоть что-то, что напоминало чулан?
— Чулан в инфракрасных лучах?
— Сторож должен иметь возможность где-то отдохнуть, Графф. Он должен иметь место, где он мог бы посидеть, выпить кофе и повесить свои ключи.
— Почему тебя это так волнует, Зигги? — удивился я. — Ты что, замышляешь ограбить зоопарк?
— О, это было бы просто прекрасно, Графф! Вот это было бы зрелище, да? Взять и выпустить их всех на волю!
— Да, еще то зрелище! — согласился я.
И Смешанное Стадо Медведей прошествовало, раскачиваясь, через главные ворота, увлекая за собой будку билетера, в которой тип с зелеными наглазниками карточного игрока умолял о пощаде.
Но я сказал:
— Не считая того, что это зрелище помешает нам вернуться обратно в Вену. А этого я хотел бы меньше всего.
Открыв глаза, я увидел над собой прекрасные бледные звезды; чахлые, отчаявшиеся ели пытались выкарабкаться из ущелья. И Зигги, выпрямившись, сидел рядом.
— А чего бы ты хотел больше всего, Графф? — взглянул он на меня.
— Ты когда-нибудь видел море? — спросил я.
— Только в кино.
— Ты видел «Отсюда к вечности»? — спросил я. — Это американский фильм с Деборой Керр и Бертом Ланкастером. Берт катал Дебору на серфинге.
— Так тебя интересует море, Графф?
— А разве мы до него не доберемся когда-нибудь? — спросил я. — Разобьем лагерь на берегу… где-нибудь в Италии.
— Я тоже видел этот фильм, — сказал Зигги. — Мне показалось, что у них были полные трусы песку.
— И все же я хочу взглянуть на море, — заявил я. — И еще порыбачить где-нибудь в горах.
— И покатать Дебору Керр на серфинге, Графф?
— А почему нет?
— И оттрахать целое стадо деревенских красоток, Графф?
— Ну, не целое…
— Но одну хорошенькую малышку, Графф? Одну, но такую, что заставит тебя забыть обо всем на свете, а?
— Вот это по мне, — признался я.
— Это точно по тебе, Графф, — сказал он. — Ты просто размечтавшийся романтик и недоумок.
— Ну а чего хочешь ты? — спросил я.
— Ты можешь пудрить себе мозги чем угодно, если хочешь, — заявил Зигги и снова улегся на спину, обхватив руками спальный мешок; в бледном свете ночных звезд его обнаженные руки казались не менее бледными. — Этот зоопарк никуда не денется, — вздохнул он.
Я посмотрел на ели в ущелье. Но они еще не выкарабкались из него. Зигги не двигался; его волосы разметались по служившей ему подушкой охотничьей куртке, касаясь светящейся травы. Я был уверен, что он заснул, но не успел я сам погрузиться в сон, как он пробормотал колыбельную:
Фрау Фрейна Гиппел потеряла сковороду.
И ей ни за что ее не сыскать.
У этой фрау зубы растут на заду,
Но герру Гиппелу на это плевать.
Езда в определенном направлении
Утром выпал иней, и трава отражала тысячи различных по форме солнечных призм; луг у края ущелья испещряли лучи, словно это был пол в бальном зале, улавливающий свет замысловатой люстры. Я лежал на боку, разглядывая сквозь заиндевелую траву стену ущелья. Подстилка холодила щеку, а стебли травы казались выше деревьев, между стеблями растаявший иней образовывал лужицы. Я разглядел сверчка, который шел по травинкам как на ходулях, перешагивая через капли воды — настоящие озера для сверчка. Его заиндевелые суставы, казалось, оттаивали, пока он шагал.
Если быть с ним одного роста, то он мог бы показаться ужасным — настоящим гигантским антропоидом, шагающим через джунгли, переступающим через океаны. Я рявкнул на него, и он остановился.
Затем я услышал колокольный звон неподалеку от нас.
— Коровий колокольчик, — сказал Зигги. — Нас сейчас затопчут! Или сметут в ущелье!
— Это церковный колокольчик, — возразил я.
— О, черт побери, — фыркнул он, выглядывая из своего спального мешка.
Но мой сверчок пропал.
— Что ты ищешь, Графф?
— Сверчка.
— Сверчок совершенно безобиден.
— Но этот был настоящим великаном, — возразил я. Однако под подстилкой его не оказалось, поэтому я выбрался из своего мешка и ступил на покрытую инеем траву.
Холодная роса заставила меня приплясывать, а поскольку глубокое ущелье находилось совсем рядом, то мне пришлось больше смотреть под ноги, чем искать сверчка. Зигги спокойно наблюдал за мной, но не долго, он тоже выбрался из мешка и принялся притопывать вокруг подстилки, но совсем не так, как я.
