Джойс Оутс - Блондинка. Том II
— Мы потянем. Мы трое.
Норма Джин рассматривала очередную зигзагообразную трещину в каменной стене дома, украшенной изысканной мексиканской мозаикой. В трещине кишели мелкие черные муравьи.
Имение получило название «Кипарисы» за то, что вокруг дома вместо пальм были посажены итальянские кипарисы. Лишь несколько деревьев сохранили изящные скульптурные формы, большинство согнулись и искривились от непрерывно дующих ветров и походили на скорченные в адских муках создания. Казалось, так и видишь, как они корчатся в этих самых муках. Гномы, эльфы, злые феи. Впрочем, Румпельштильсхен вовсе не был злым гномом, напротив, он очень любил Норму Джин, был ее лучшим другом. Он любил ее такой, какая она есть. О, если б она вышла замуж за мистера Шинна! Тогда бы он не умер. Тогда бы сейчас она носила в себе ребенка И.Э. Шинна, и у нее был бы прекрасный собственный дом, и весь Голливуд уважал бы ее, даже боссы со Студии. (Но Исаак ее предал, несмотря на все его разговоры о любви. Ничего не оставил ей по завещанию. Ни пенни! Мало того, заставил подписать контракт на целых семь фильмов, чем превратил практически в рабыню Студии.)
Теда Бара ввела их в дом. Показала парадный вестибюль. Прямо как в музее: мраморный пол, канделябры, сверкающие медью и хрусталем, шелковые обои, высокие зеркала, вделанные в деревянные панели на стенах, витая лестница, ведущая наверх. Гостиная показалась мрачной и такой огромной, что Норме Джин пришлось сощуриться, чтобы разглядеть дальнюю ее сторону. Мебель была затянута в белые чехлы, паркетный пол ничем не прикрыт. Над гигантским камином висели на стене скрещенные шпаги. Рядом красовались железные рыцарские доспехи, похоже, что средневековые. Касс присвистнул:
— Прямо как у Д.У. Гриффита![6] В одном из его поганых эпических фильмов!
Овальные зеркала в позолоченных рамах филигранной работы отражали другие овальные зеркала в таких же рамах, создавая странный эффект бесконечности пространства, и сердце у Нормы Джин затрепетало.
Здесь гнездится безумие. Сюда нельзя входить!
Но поздно, обратного пути уже нет. Касс и Эдди Дж. страшно на нее рассердились бы.
Нынешним владельцем этой собственности являлся Банк южной Калифорнии. В «Кипарисах» вот уже несколько лет никто не жил, не считая людей, снимавших особняк на короткие сроки. Предыдущей владелицей являлась красавица актриса тридцатых. Актрисой она была никудышной, снималась в мелких ролях, зато пережила своего мужа, богатого продюсера, на несколько десятилетий. Эта женщина являлась своего рода местной легендой. Своих детей у нее не было, зато она усыновила целую кучу ребятишек сирот, в том числе и несколько мексиканцев. Двое ребятишек умерли по «естественным причинам», другие куда-то исчезли или просто сбежали. Помимо них, дом бывшей актрисы населяла целая толпа «родственников» и «помощников», которые беззастенчиво грабили и обманывали ее. Ходили злобные сплетни, будто женщина эта была пьяницей, наркоманкой, несколько раз пыталась совершить самоубийство. И несмотря на все это, давала огромные суммы на разного рода благотворительность, в том числе оказывала финансовую поддержку Сестрам вечного милосердия, католическому ордену экстремального толка, члены которого постоянно постились, молились и хранили обет молчания.
Норме Джин не хотелось слушать эти россказни. Она знала, сколь обманчивыми порой они могут оказаться. «Даже начав с правды, люди могут потом завраться». Сердечко Нормы Джин просто разрывалось от тоски и чувства глубочайшей несправедливости всего этого. От жестоких вещей, что говорили о несчастной женщине, которая жила в этом огромном доме и была найдена мертвой в спальне своим дворецким. Судебный пристав заключил, что смерть наступила естественным путем и была вызвана недоеданием, барбитуратами и пристрастием к спиртному. Норма Джин прошептала:
— Это нечестно. Стервятники проклятые!
А впереди шествовала на высоких шпильках Теда Бара, болтала и смеялась с мужчинами. Ничего, пусть потешатся. Пусть хоть на время представят, что это они готовы арендовать «Кипарисы». Теда Бара обернулась и заметила Норме Джин:
— Фантастический дом, не правда ли, дорогая? Такой оригинальный и занятный. Ваши друзья говорили мне, будто бы вы трое ищете уединения? Так вот, это идеальное место, уверяю вас!
Обход помещений занял немалое время. Норма Джин начала уставать. Этот дом! Жалкие остатки былого величия!.. Восемь спален, десять ванных комнат, несколько гостиных, огромная столовая, под потолком которой висели хрустальные люстры, непрестанно вибрирующие и позванивающие, точно потолок этот содрогался. «Комната для завтраков», где за стол можно было усадить сразу две дюжины гостей. И все время приходилось то спускаться, то подниматься по каким-то узеньким лестницам. В «комнате для отдыха» с видом на бассейн разместились бар с продолговатой изогнутой стойкой, обитые кожей кабинки, площадка для танцев и проигрыватель-автомат. Норма Джин прямиком отправилась к автомату, но оказалось, что он не только отключен, но и в нем нет пластинок.
— Черт! Нет на свете печальнее зрелища, чем отключенный проигрыватель!
Она помрачнела. Ей так хотелось поставить какую-нибудь пластинку и потанцевать. К примеру, джиттербаг. О, она вот уже сто лет не танцевала джиттербаг! И еще — хулу.[7] Ей всегда так нравилось танцевать хула-хула, лет в четырнадцать она была настоящей чемпионкой по части исполнения этого танца. Теперь же ей двадцать семь, и она беременна. И немного физкультуры не повредит. Так почему бы и не потанцевать? Если «Мэрилин» согласится сниматься в «Джентльмены предпочитают блондинок» — а она не согласится — там ей придется танцевать, как девушке из шоу, в дорогих шикарных костюмах. И танцы эти будут тщательно отрепетированными хореографическими номерами, как у Фреда Астера и Джинджер Роджерс. Словом, сплошная чепуха и выпендреж, совсем не те танцы, которые так любила Норма Джин.
— Первое, что мы сделаем, переехав сюда, Норма, это подключим проигрыватель, — обещал ей Эдди Дж.
Неужели они все уже решили? Даже не посоветовавшись с ней?..
А Теда Бара продолжала экскурсию. Болтала, смеялась и флиртовала с мужчинами. Которые в стильных, но помятых и не слишком чистых костюмах выглядели в точности теми, кем являлись, — отверженными сыновьями королей Голливуда. Норма Джин плелась сзади, сердито прикусив нижнюю губку. О, она не доверяла своим любовникам! И ребенок им тоже не доверял.
Актер — это прежде всего инстинкт.
Нет инстинкта, нет и актера.
Норма Джин силилась вспомнить необычайно живой и тревожный сон, приснившийся ей сегодня ночью. Она прижимала младенца к разбухшим ноющим грудям, хотела накормить его, но тут в комнате появился некто и набросился на ее ребенка… Норма Джин кричала: нет! нет! но цепкие пальцы не отпускали ребенка, и единственный способ спастись был проснуться.
— Норма Джин, — вежливо обратилась к ней женщина-риэлтор, — вы, кажется, чем-то недовольны? Я думала, что, когда проведу вас по всем этим… — Норма Джин заслонила глаза ладонью. Сколько же туг зеркал! Это просто невозможно! Овальные зеркала, прямоугольные и многоугольные, высокие вертикальные зеркала, зеркальные панели почти на каждой стене в этом доме. Одна из ванных на первом этаже была вся в зеркалах, от пола до потолка, и на стыках они были скреплены цинковыми перегородками! В какую бы комнату ты ни входил, вместе с тобой входило и твое отражение, и лицо твое принимало угрожающие размеры, точно воздушный шар, а глаза смотрели в глаза. В малиновом тюрбане и темных очках Норма Джин походила на полногрудую длинноногую девушку-старлетку из «Дороги в Рио», на которую так плотоядно косился Боб Хоуп. И Норма Джин подумала, что, родись она в этом доме, ни за что бы не обзавелась Волшебным Другом. Волшебство и друг — это предполагает тайну. Но если живешь с Волшебным Другом непрерывно, ощущение тайны и ее прелести теряется.
Должно быть, Касс прочел ее мысли. Сказал, что, если она хочет, они снимут большую часть зеркал.
— Близнецы могут обойтись и без зеркал, поскольку мы и без них «отражаем» друг друга, верно?
— Не знаю, Касс. Я хочу домой.
Она любила его и в то же время не доверяла ему. Она не доверяла ни одному из мужчин, которых любила. Один из них был отцом ребенка. А может, они оба были отцами ее ребенка?
Сегодня, уже не впервые, затронули они вопрос страховки, а теперь предлагают еще написать и завещания. Может, считают, что она умрет родами? Может, они надеются, что она наконец умрет? (Но ведь оба они любили ее! Она это знала!) Ах, был бы жив мистер Шинн, она бы непременно побежала к нему посоветоваться. Еще одно «может быть»: этот Бывший Спортсмен, который захотел с ней «встречаться».
