Кристи Филипс - Письмо Россетти
Алессандра побледнела.
– Так вы что же, просите меня написать донос на людей, которые могут оказаться невиновными?
– Невиновными? Господи, да все они до одного негодяи и мошенники.
Она побледнела еще больше.
– И все равно нельзя обвинять людей, не будучи до конца уверенным, что они совершили преступление.
– Мне всегда казалось, что преданную гражданку Венеции вроде вас, озабоченную безопасностью родной страны, менее всего должны волновать судьбы нескольких испанцев и французов.
– Так и есть. Так оно и есть, но вы просите меня стать причиной смерти людей, которых я не знаю вовсе.
– Стало быть, вы защищаете своего любовника-испанца? Неужто он так хорош в постели?
Она вздрогнула, молчала какое-то время, потом наконец очнулась.
– Вы имеете в виду Бедмара?
– Кого ж еще.
– Я не люблю его, если вы это имели в виду.
– В таком случае предлагаю согласиться и написать письмо. Спасете тем самым свою шкуру, в прямом и переносном смысле слова.
Она дрожала всем телом, даже ухватилась за ручки кресла.
– Я не стану этого делать.
– Я вас заставлю.
Он наклонился, взял ее за руку, больно вывернул запястье. Алессандра вскрикнула от боли.
Он тут же ее отпустил.
– Если вы сломаете мне руку, я ведь не смогу писать, верно?
– Есть и другие части тела, столь же уязвимые.
Она вздрогнула и еще крепче впилась в ручки кресла, пытаясь побороть дрожь, которая сотрясала теперь все ее тело. Потом поднялась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Я не стану этого делать.
“Что ж, посмотрим, – подумал Сильвио. – Посмотрим”.
В центре камеры находилась скамья, и Алессандра сидела на ней, сжавшись в комочек и подобрав ноги. Лужа, образовавшаяся в дальнем конце камеры, находившейся в непосредственной близи от Дворцового канала, все разрасталась, вода покрывала весь пол. Город переживал очередное наводнение. Хотя здание тюрьмы было совсем не старым – его закончили возводить в год рождения Алессандры, – оно уже изрядно обветшало из-за близости к колодцам и каналам, и очень часто полы камер заливала вода. Алессандра знала, что через несколько часов наводнение пойдет на убыль. Однако бодрости духа это не прибавляло – ощущение было такое, словно она находится в черной пустой лодке, медленно идущей на дно.
В камере не было окон, и стояла почти полная тьма. Было одно маленькое окошко в коридоре, но увидеть его она могла, лишь взобравшись на зарешеченную дверь, да и света оно пропускало мало, и был он какой-то сероватый, рассеянный. В каменной стене, против ее камеры, был закреплен маленький фонарь, но и от него проку было немного, он едва освещал коридор. Здесь всегда царила ночь. Она уже перестала понимать, сколько здесь находится, потеряла счет времени. И дневной свет видела совсем недолго – когда ее вели через мост Вздохов на допрос к сенатору Сильвио.
И вдруг Алессандра услышала чьи-то легкие шаги в коридоре, они быстро приближались. Нет, это уж точно не охранник; солдат, стоявший на страже в самом конце коридора, был так огромен, что, казалось, мог заполнить собой весь дверной проем. У двери появилась Бьянка, и Алессандра радостно поднялась ней навстречу.
– Принесла вам еды, подкрепитесь немного, госпожа, – сказала Бьянка и просунула через решетку маленький сверток в салфетке.
– Я не голодна.
– И все равно надо поесть, – нравоучительно заметила Бьянка. Голос ее звучал глухо и печально.
Алессандре было больно видеть, какой похудевшей и измученной выглядит верная ее служанка.
– Как ты, Бьянка?
– Обо мне не беспокойтесь. Мы привезли Нико домой. Я готовлю его в последний путь. – Несколько слезинок покатились по ее щекам.
Алессандра приблизилась к решетке, взяла Бьянку за руку.
– Мне ужасно жаль… Не понимаю, как такое могло произойти.
– Это не ваша вина, госпожа.
– Никогда себе этого не прощу!
– Нико было бы неприятно знать, что вы во всем вините себя. – Бьянка громко шмыгнула носом, вытерла глаза. – А теперь… вы должны поесть.
Алессандра с трудом заставила себя проглотить кусочек жареной рыбы и пшеничной лепешки, которые принесла ей Бьянка. Служанка то и дело косилась на застывшего в конце коридора громилу охранника, видимо, хотела убедиться, что он их не слышит.
– По городу ходит много разных слухов, – прошептала она.
– Расскажи, что за слухи.
– Началось настоящее бегство из города. Таверны и бордели опустели, наемники уходят целыми толпами. Проверяются все иностранцы и те, кто хоть как-то мог быть связан с маркизом. А еще кто-то говорил, что вода в канале Сирот стала красной от крови и что там плавают тела тех, с кем успели расправиться.
– А виконт?
– О нем ни слуху ни духу.
– Вот что, Бьянка. Я знаю, ты всегда любила Паоло. Но как думаешь, может, это он выдал нас маркизу? Как иначе можно объяснить то, что произошло в доме Джованны? Я чувствую, он как-то связан с Бедмаром.
– Паоло? – Бьянка недоверчиво приподняла брови. – Паоло ни за что бы так не поступил, он настоящий венецианец. Он ни за что бы не стал больше работать на посла. – На добром круглом лице служанки возникло жалостливое выражение. – Неужто вы ничего не замечали, госпожа? Ведь Паоло влюблен в вас до безумия. Да он скорее умер бы, чем предал вас. И наверняка тоже оказался бы сейчас в темнице, если б я не заставила его уйти со мной. Напомнила, что вам может понадобиться его помощь, раз Нико больше нет.
Охранник подошел и, башней нависая над Бьянкой, объявил, что время свидания истекло и ей пора уходить. Бьянка сунула ему монетку.
– Еще пять минут, договорились? – спросила она. Охранник кивнул и отошел. – Без свидетелей, – добавила она.
Гигант вернулся на свой пост в конце коридора.
– Ты должна поговорить с сенатором Вальером и епископом, – прошептала Алессандра. – Расскажешь им, где я теперь и что сенатор Сильвио угрожает мне… – Она осеклась и продолжать не стала, не хотелось еще больше огорчать Бьянку. – Ну, просто скажешь, что сенатор Сильвио мне угрожает. Попроси их вступиться, похлопотать за меня. Сделаешь?
– Непременно, госпожа, обязательно! Сейчас же туда и пойду.
– Когда вернешься домой, загляни ко мне в комнату. Там за раскрашенным сундуком найдешь тайник, где я держу деньги. Возьми сколько надо, чтобы устроить Нико хорошие похороны.
Тут Бьянка разрыдалась.
– Перестань, не мучай себя, – сказала Алессандра. – Все как-нибудь образуется.
Охранник снова подошел к Бьянке и увел ее. Алессандра еще долго стояла у зарешеченной двери, слушая удаляющиеся шаги. Она от души надеялась, что последние ее слова хоть немного подбодрили служанку. Сама же не слишком верила в них.
– Ну и глупцом же я был.
Сенатор Сильвио стоял у дверей ее камеры, маленький фонарик высвечивал лишь его силуэт. На секунду Алессандре показалось: он признает, что сделал ошибку, заключив ее в темницу, и теперь извиняется. Но когда она поднялась и приблизилась к двери, сразу поняла, что надежды эти несбыточны. В глазах сенатора под тяжелыми веками читался гнев и крайнее отвращение. И Алессандра тоже почувствовала невыразимое отвращение к этому человеку, как и во время первой их встречи. С этим типом ни за что не договориться. От него веяло смертью, и, несмотря на то что пахло от него ладаном, этот запах не мог замаскировать вонючее его дыхание, вонь разложения.
Он кивнул охраннику.
– Увести ее.
Увести? Но куда?… В Судную камеру шнура, где приговаривают к повешению?…
Дверь со скрипом отворилась, охранник ухватил ее за плечо и вытолкнул из камеры. И потащил по погруженным в полумрак коридорам, вдоль которых тянулись зарешеченные клетки, где стонали и шевелились заключенные. Но вот они свернули за угол, и охранник подвел ее к камере в самом конце. Отпер железную дверь, втолкнул ее внутрь, с лязгом вновь запер дверь на замок.
В камере царила полная тьма. В углу кто-то зашевелился. Алессандра отпрянула к двери. Движение и шорох продолжались, понемногу она успокоилась. Это всего лишь человек. Глаза привыкли к темноте, и теперь она видела – в углу мужчина. Он лежал на узкой койке, отвернувшись лицом к стене. Затем со стоном он перевернулся на другой бок, и Алессандра узнала в нем Антонио.
– Господи Иисусе, – с ужасом прошептала она.
Его лицо походило на кровавую кашу, левый глаз заплыл, на нижней губе корка запекшейся крови, вдоль щеки тянулся глубокий порез. Она бросилась к нему.
– Господи, что же это они с тобой сделали?
После паузы он ответил хриплым шепотом:
– Сам толком не знаю. – Похоже, даже говорить ему было больно. – Потерял счет пинкам и ударам.
– Сесть сможешь?
– Разве что с твоей помощью.
Она помогла ему приподняться на койке, он привалился спиной к стене.
– Думаю, несколько ребер сломаны.
– Что еще?
– Еще запястье. – Лоб его покрывали мелкие капельки пота. – Подай воды, будь добра.
