Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
— Ты хочешь знать мое имя, но, к сожалению, я не могу тебе ничего сказать. Тебя я знаю очень хорошо, и ты меня тоже. Но я не знаю, кто я.
В темноте я покачал головой.
— Не понимаю, о чем ты. Хватит загадок. Говори проще, мне нужно что-то конкретное — то, за что можно ухватиться, потрогать руками. Лом, чтобы взламывать дверь. Вот что мне надо.
Женщина тяжело вздохнула, и этот вздох, казалось, исходил из самой глубины ее сердца.
— Тору Окада, отгадай, как меня зовут. Впрочем, нет. Не нужно ничего отгадывать. Ведь имя мое ты уже знаешь. Надо только вспомнить. Вспомнишь мое имя — тогда я смогу выйти отсюда. И сумею помочь тебе отыскать жену, твою Кумико. Если хочешь найти ее, любым путем выясни мое имя. Это и будет лом, о котором ты говорил. У тебя совсем нет времени, чтобы сидеть и ничего не делать. С каждым упущенным днем Кумико все больше отдаляется от тебя.
Я поставил стакан с виски на пол.
— Скажи, где мы хотя бы находимся. И давно ты здесь? Что ты здесь делаешь?
— Тебе пора уходить, — неожиданно заявила женщина, будто придя в себя. — Если он застанет тебя здесь, будет плохо. Он еще опаснее, чем ты думаешь. И может тебя убить. Правда. Он и на такое способен.
— Кто это — он?
Женщина не отвечала, а я не знал, как себя вести. Все, приехали. Дальше дороги нет. В комнате повисла гробовая тишина — такая, что стало трудно дышать. Голова горела. Может, из-за пыльцы? Ее крошечные крупинки, смешавшись с воздухом, пробирались внутрь, душили.
— Ну что, Тору Окада? — снова заговорила женщина. Теперь ее голос звучал иначе. Он поменялся мгновенно и теперь как бы слился с вязким воздухом комнаты. — Опять, наверное, хочешь меня потрогать? Тела моего хочешь? Всю зацеловать? Ты же знаешь — со мной можно все, что только захочется. Я тебе ни в чем не откажу. Жена… твоя Кумико… такого не умеет. А я все могу. Будешь на седьмом небе от счастья, на всю жизнь запомнишь… Если ты…
Внезапно раздался стук в дверь. Резкий и отчетливый, будто вколачивали гвоздь во что-то твердое, он зловеще прозвучал во мраке.
Возникшая из темноты рука схватила меня за запястье.
— Сюда, быстро, — прошептала женщина. Снова постучали — два раза, с одинаковой силой. Тут я вспомнил, что, войдя, не запер за собой дверь.
— Ну, давай же. Тебе надо уходить отсюда. Есть только один выход, — шептала женщина.
Я двигался за нею, словно на буксире, ничего не видя вокруг. Кто-то медленно поворачивал дверную ручку — от этого звука мороз побежал у меня по коже. В тот миг, когда черноту комнаты прорезала полоса света, ворвавшаяся из коридора, мы вломились прямо в стену. Она напомнила мне гигантское, холодное и вязкое желе. Чтобы эта масса не попала в рот, пришлось крепко стиснуть зубы. И тут до меня дошло: я же иду сквозь стену! Я прохожу стену насквозь, чтобы перенестись отсюда в какое-то другое место. И это меня нисколько не удивляет, как будто так и надо.
Я почувствовал у себя во рту язык невидимой женщины. Теплый и мягкий, он двигался, обвивался вокруг моего языка. Я вдыхал тяжелый аромат цветочных лепестков. Внутри, где-то в паху, зародилось слабое желание. Крепко зажмурившись, я поборол его и тут же ощутил, как сильно горит правая щека. Странно! Боли не было — только жжение. Откуда этот жар? Его источник где-то вовне или он закипает внутри меня? Не знаю. Но скоро все это исчезло: и язык, и запах цветов, и вожделение, и жжение на щеке. Я прошел сквозь стену и, открыв глаза, оказался по другую сторону — на дне глубокого колодца.
9. Колодец и звезды
Куда исчезла лестница
Перевалило за пять — небо уже посветлело, но я по-прежнему ясно различал над головой массу звезд. Все было, как говорил лейтенант Мамия: когда сидишь на дне колодца, звезды видны даже днем. Они излучали слабый свет, как редкие самоцветы в красивой оправе, — кусочек неба в форме четкой половинки луны.
В пятом или шестом классе мы с приятелями как-то взобрались на гору и разбили палатку. Тогда-то я и увидел в первый раз мириады звезд. Чувство было такое, будто небосвод вот-вот не выдержит их тяжести, расколется и рухнет на землю. Раньше, да и потом тоже, я никогда не видел такого потрясающего звездного неба. Все уснули, а ко мне сон никак не приходил. Выбравшись из палатки, я лег на спину и стал разглядывать это великолепие. Время от времени бездонную высь ярко прочерчивали падающие звезды. Я смотрел, и постепенно мне становилось страшно. Небо! Какое необъятное и глубокое! Огромное и чужое, оно давило, окружало, охватывало со всех сторон. Раньше мне казалось, что у нас под ногами прочный монолит, который всегда был и всегда будет. Вернее, я никогда об этом не задумывался. А на самом деле Земля — просто-напросто каменная глыба, плавающая в каком-то закоулке космоса, мимолетное видение в масштабах Вселенной. Случится что-нибудь с космической энергией, мгновенная световая вспышка — и завтра от этой штуки вместе со всеми нами и следа не останется. При взгляде на это усыпанное звездами небо захватывало дух, и я никак не мог прийти в себя от собственной ничтожности и зыбкости существования.
Глядеть на рассвете на звезды со дна колодца — совсем не то, что с вершины горы, где над тобой бескрайняя звездная сфера. Здесь я ощущал, будто все мое существо крепко связано с этими звездами особыми нитями, протянувшимися через тесное окошко. Между нами возникло что-то вроде интимной близости: из мрака колодца, в котором я сидел, звезды открывались только мне одному и никому больше. Нечто особенное в них наделяло меня ответной силой и теплом.
Время шло, небо все больше насыщалось ярким светом летнего утра, и звезды одна за другой стали меркнуть. Они медленно растворялись в полной тишине, а я не отводя глаз наблюдал за ними. Но все звезды с небосвода летнее солнце так и не стерло — несколько самых ярких упорно не хотели гаснуть. К моей большой радости — ведь кроме изредка проплывавших в вышине облаков я со своего места мог видеть только звезды.
Во сне у меня выступила испарина, и теперь капельки пота стали остывать и холодить кожу. По телу пробежала дрожь. Пот напомнил о непроглядном мраке гостиничного номера и женщине из телефона. В ушах все еще звучали ее слова — буквально каждое слово — и стук в дверь; оставался и густой загадочный цветочный аромат. И Нобору Ватая продолжал вещать с телеэкрана. Время шло, а эти ощущения не отступали и совсем не теряли четкости. Потому что это был не сон, подсказывала память.
Я проснулся, а правая щека по-прежнему горела. Теперь к жжению примешивалась еще и слабая боль, точно по коже провели наждачной бумагой. Я надавил на заросшую щетиной щеку, но жжение и боль не проходили. В кромешной темноте колодца, конечно, невозможно было понять, что случилось со щекой.
