Эдвард Эбби - Банда гаечного ключа
Смит вылез посмотреть на окрестности. Посмотрел, вернулся за руль, снова поехал. Хейдьюк ехал близко от него на пониженной передаче. Они ехали в поисках места для убежища. Вертолет, видимо приземлившийся на дороге и выключивший огни, больше был не виден.
Хорошо, подумал Хейдьюк. Они ждут нас там. Ладно. Пусть подождут. Он открыл еще один «Шлиц». Когда ты без «Шлица», ты без «Шлица». Впереди длинный марш без жидкости, когда нарастают камни в почках, которые невозможно растворить пеной от пота и дорожной водой.
Что еще? Он быстро прикидывал в уме. Что тащить: рюкзаки, пистолет и двадцать боевых патронов, снайперский прицел, карабины, веревка, крепеж… что еще? что еще? Сейчас нельзя забывать ничего важного. Все должно быть с отличием, любой ценой. Что еще?
Смит снова затормозил. Снова Хейдьюк ткнулся ему в бампер. Не глуша двигатель он вылез, подошел к худощавой руке, висящей со стороны водителя из окна. Шесть глаз и огонек сигары смотрели на него в темноте кабины пикапа.
— Ну?
Смит показал.
— Прямо там внизу, старина.
Хейдьюк посмотрел вниз, куда показывал Смит. Ущелье разрезало скалу, может десять а может и тридцать футов глубиной, трудно сказать в лунном свете. Песчаное дно. Много кустов — можжевельник, полынь, карликовый дуб. Отвесная стена с той стороны, закругленный склон с этой. Может получиться, подумал Хейдьюк, может быть.
— Ты думаешь, мы можем спрятать их там внизу?
— Ага.
Пауза. В тишине они слышали только… тишину. Никаких огней не было видно. Все джипы, «Блейзеры», грузовики, вертолеты стояли и не работали. Команда в этот раз уже не даст так просто себя обмануть. Там, в темноте, в этих тенях под стеной плато ждали поисковики-спасатели. Или не ждали.
Возможно уже послали группу добровольцев в обе стороны дороги, и они смотрят, ищут.
— Слишком тихо, — сказала Бонни.
— Они примерно в миле от нас, — сказал Хейдьюк.
— Ты надеешься.
— Я надеюсь.
— Мы надеемся, — сказал Док, красный огонек вспыхнул.
— Окей, — сказал Хейдьюк, — давайте опустим их в ущелье. Хотите, чтобы я вас спустил?
— Нет, — сказал Смит, — нельзя заводить мотор, они могут нас услышать. Я съеду на тормозах.
— Тормози ручным тормозом.
— Слишком круто, можно сорваться.
— Тормозные фонари зажгутся, — сказал Хейдьюк, — разбей их.
Сделано. Смит спустил пикап вниз, двадцать футов до песчаного дна, и пристроил его в тень дубов и можжевельника. Хейдьюк сделал то же с джипом. Неясный свет падал на стену наверху, свисающую округлость камня в пятнах окислов марганца и железа, но внизу под отвесом была темнота. Они развернули маскировочную сеть, натянули ее над деревьями и привязали, спрятав пикап и джип от наблюдения с воздуха. Хейдьюк сложил в коробку запасное оружие и спрятал в гроте в стене, над линией подъема воды. Потоп? Песок был сухим, как пудра, скала была безводной. Однако, это место, где течет вода.
— Нам ужасно не повезет, если это место затопит, — сказал Хейдьюк.
— Мы понесем потери, — сказал Смит, — и жаль, что у нас нет времени найти место получше. Ясно, что дождь собирается.
— Сейчас довольно ясно.
— Видите кольцо вокруг луны? Завтра вы увидите сплошную облачность, а послезавтра будет дождь.
— Это что, прогноз погоды? — спросила Бонни.
— Ну, — уклончиво ответил Смит, — как ты могла заметить, есть две вещи от которых человек не может зависеть. Одна из них это погода, и я не могу сказать, какая вторая.
Три низких совиных крика раздались от Дока, который стоял на карауле.
— Надо идти, — сказал Джордж, взваливая рюкзак на спину и застегивая поясной ремень.
Хейдьюк закинул ружье на спину и рюкзак сверху. Ружье легкое, переламывающаяся спортивная модель, но оно делала груз неудобным, вклиниваясь между ключицей и рамой рюкзака. Он мог бы взять его на плечо, но сейчас ему нужны были свободными обе руки, чтобы карабкаться по песчанику. Он думал: Готов, я надеюсь, если человек вообще может быть к чему-то готовым.
Подкрепление подъехало к Команде. Еще три пары фар приехали с юга. Шины у них были в порядке. Остальные машины были закрыты, невидимы, их экипажи были не видны. То же самое с вертолетом.
— Я думаю, они рассредоточиваются, — сказал Смит, — нам лучше держаться этого ущелья и потом повернуть на север, одной группой, если вы пойдете за мной. Ступайте по камням и не оставляйте следов, и все будет в порядке, по крайней мере пока под ногами будет скала, а на всем пути будет разная земля. А?
— Я сказала, — сказала Бонни, — как далеко до Мейз?
— Недалеко. Смотри не уколись о кактус, милая.
— Это сколько?
— Ну, Бонни, мы сейчас в двух — трех милях от поворота.
— Ты имеешь в виду поворот на Мейз?
— Да.
— Ладно. Какое расстояние от поворота до Мейз, сколько миль?
— Приличный конец пешком, но сейчас красивая ночь.
— Какое расстояние?
— Мейз, это приличная по площади территория, и если ты имеешь в виду его ближайший пункт и дальний конец, то будет очень серьезная разница. И это без учета спусков и подъемов.
— Каких спусков и подъемов?
— Склоны каньонов.
— О чем именно ты говоришь?
— Я имею в виду, в основном это неровная местность, иногда ты стоишь на ровной поверхности, но чаще ты либо спускаешься, либо поднимаешься. Ты можешь упереться в стену или быть окруженной стенами, что очень часто случается. Это означает, что обычно длинный путь вокруг и есть самый короткий. Обычно, это единственный путь.
— Как далеко, скажи пожалуйста.
— Идешь десять миль, чтобы пройти одну, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Сколько?
— Тридцать пять миль до Лизард Рок. Там мы спрятали немного воды. Мы может быть срежем часть дистанции, но я не знаю таких путей. Это сложная территория, и никогда не знаешь, что ты найдешь.
— Так мы сегодня туда не доберемся?
— Не будем и пытаться.
Хейдьюк, замыкающий группу, остановился, чтобы снять рюкзак и перевесить ружье. В рюкзаке он нет еду, шесть кварт воды, амуницию и еще много чего. Плюс ружье на плече, патронташ и револьвер, нож в ножнах на поясе. Полная выкладка и это тяжело, но он слишком упрям, чтобы хоть что-то оставить.
Они шли след в след в неясном свете луны, ступая по камням, по краю обрыва, тянувшегося справа от них. Смит часто останавливался, чтобы послушать и посмотреть, затем снова шел. Никакого признака врагов вокруг, тем не менее, враги были где-то там, в тени стапятидесятифутовых скал, среди шуршащего можжевельника.
Голова Бонни была полна вопросов. Кто прилетел на вертолете — полиция, шериф, служба парка, другие члены поисково-спасательной команды? Если мы не доберемся до Мейз сегодня, что мы будем делать когда взойдет солнце? Еще я голодна и мои ноги начинают натираться, и кто положил чугун в мой рюкзак?
— Я проголодалась, — сказала она.
Смит остановился и цыкнул на нее. Он прошептал:
— Здесь вокруг люди, Бонни. Мы приближаемся. Потерпи минутку.
Он положил свой рюкзак и пошел, как фантом, тень, через море завороженных дюн в сторону дороги. Бонни смотрела на его тощую фигуру, удаляющуюся в лунный свет, теряющуюся в лунном свете, исчезнувшую совсем. То его видно, то нет. Редкий стал Отсутствующим. Бонни и остальные сняли рюкзаки. Она расстегнула боковой карман и достала мешочек с ее личной смесью из изюма, орехов, ММ'с, подсолнечных семечек. Док жевал травинку. Хейдьюк стоял и смотрел, глядя на Смита. Он снял ружье, ослабил резиновую накладку на своем ботинке.
— Зачем ружье? — прошептала Бонни.
— Это? — Хейдьюк уставился на нее, — это ружье, — он улыбнулся. — Это мое оружие.
— Не груби.
— А ты не задавай дурацких вопросов.
— Зачем ты взял это ружье?
Док вмешался, чтобы успокоить их.
— Ну, ну, перестаньте.
Минуту или около того они стояли тихо, прислушиваясь. С неопределенного расстояния раздался крик совы. Один крик. Большой совы. Они услышали второй крик.
— Два крика? — сказала Бонни. — Что это значит, я забыла.
— Подожди.
С далекого расстояния, или не очень далекого, но с другой стороны донесся крик еще одной совы. Вторая сова крикнула три раза. Это означало опасность, внимание; тревога, нужна помощь. Или на совином языке: я знаю, что ты здесь, маленький кролик, под кустом, и мы оба знаем, что я тебя поймаю.
Иди сюда.
Который из криков был настоящий? Какая сова фальшивая? Ни одна? Обе? У них не было плана по поводу настоящих сов.
Послышался легкий шум шагов по скале, Редкий Гость появился из лунного света, глаза его сияли, зубы и уши, кожа и волосы, часто дыша, он тихо сказал:
