Дженнифер Доннелли - Революция
Очередь движется, и я вместе с ней. Музыка прекращается. Еще несколько минут — и я у окошка кассы. Достаю деньги, но тут охранник говорит, что с гитарой на башню нельзя. Нужно ее оставить, если я собираюсь подниматься. Я спрашиваю, где камера хранения. Он отвечает, что это не аэропорт и камер здесь нет. И машет рукой, чтобы я отошла от кассы. Люди начинают ворчать. Мимо меня проталкивается какая-то парочка.
И тут раздается голос:
— Анди! Ну надо же!
Я оборачиваюсь. Ко мне подбегает Виржиль. Он запыхался. Неподалеку стоят Жюль, еще двое парней и девушка, смотрят на нас.
— Привет! — говорит Виржиль.
— Привет, — отзываюсь я.
— Ты вроде вчера должна была улететь? Как тебя вообще сюда занесло? Решила заделаться туристкой?
Я выдавливаю из себя улыбку и не отвечаю на первые два вопроса.
— Да, сегодня я туристка. А ты что здесь делаешь? У тебя же смена.
— He-а, понедельник — выходной.
— Мадемуазель, прошу, не задерживайте очередь, — говорит охранник.
Я отхожу. Меня трясет. Мне неуютно.
— А мы тут только что играли, — продолжает Виржиль.
— Так это были вы? — удивляюсь я. — Здорово. Особенно валторна крутая.
— Спасибо. Жаль, что туристы другого мнения, какие-то они сегодня вялые. Мы страшно замерзли, как раз собираемся сваливать.
У нас сейчас концерт будет — играем на одной тусе, за деньги. Поехали с нами? Выручку делим на всех. Хотя какая там выручка, когда нас всего три калеки… Вот если ты согласишься — другое дело, тогда мы столько бабок понасшибаем…
— Виржиль, идем уже! — кричит кто-то из его друзей.
— Сейчас! — отзывается он и вопросительно смотрит на меня.
Не хочу никуда ехать, не хочу даже разговаривать. Хочу подняться на башню. Немедленно.
— Возьми, ладно? — Я протягиваю ему гитару. — Наверх с ней нельзя, а тут оставить негде.
— Слушай, не могу, мне надо бежать.
— Ничего, я же не прошу меня дожидаться. Возьмешь с собой.
— А как тебе ее потом вернуть?
— Не знаю. Как-нибудь, какая разница.
Я стараюсь смотреть вдаль, мимо него, но он встает прямо передо мной. Он больше не улыбается.
— Ты что, спятила?
Ему снова кричат:
— Чувак, ну хорош тормозить! Опоздаем!
Виржиль хочет сказать мне что-то еще, но тут его друзья обступают нас, и ему приходится всех знакомить. Константин — тощий, в мятой футболке и с ослепительно белыми зубами. Харон, парень с валторной. Хадижа, красавица, которую я видела у Реми. И Жюль, которого я уже знаю. Я машинально бормочу приветствия. Тоска сжирает меня заживо.
— Ну, идем или как? — спрашивает Харон.
— Подожди ты, — говорит Виржиль и опять смотрит на меня.
— На сегодня все! — объявляет охранник. — Мы закрываемся.
Я резко разворачиваюсь, но охранник уже перекрыл проход к лифту.
— Нет! Стойте! — Всучив гитару Виржилю, я бегу к кассе, просовываю деньги в окошко и умоляю: — Пожалуйста!
— Мы закрываемся, — повторяет кассир.
Я смотрю на часы.
— Но сейчас только одиннадцать! У вас на табличке написано — до одиннадцати сорока пяти.
— Совершенно верно, но лифт закрывается в одиннадцать.
— Пожалуйста, пустите меня, — прошу я, снова протягивая деньги.
— Извините, — говорит он, и окошко захлопывается.
С деньгами в кулаке я бегу к лифту и умоляю охранника меня пропустить. Он поднимает руку, как дорожный полицейский, и закрывает передо мной дверь.
— Но мне очень, очень нужно туда попасть! — беспомощно твержу я и сую ему деньги. Люди в лифте смотрят на меня удивленно. Охранник отстраняет мои дрожащие руки с мятыми купюрами. Я начинаю реветь.
— Ну, будет вам, — теряется охранник. — Башня никуда не денется. Приходите завтра.
Но я не могу ждать до завтра. Тоска невыносима. И она делается все сильнее. Охранник нажимает на кнопку, и лифт уезжает. Меня трясет от рыданий. Я опускаюсь на колени и начинаю биться головой о железную перегородку.
— Прекратите сейчас же, или я вызову полицию, — предупреждает охранник.
Кто-то берет меня за плечи. Это Виржиль. Он заставляет меня встать и уводит от лифта. Его друзья озадаченно переглядываются.
Константин берет брошюрку со стойки у кассы и, неуверенно улыбаясь, протягивает мне.
— В Лувре тоже интересно, — говорит он. — Там куча картин.
Харон подхватывает:
— Сакре-Кёр еще стоит посмотреть!
Жюль говорит:
— Можно съездить на площадь Вогезов.
Хадижа добавляет:
— А если любишь шопинг, сходи в «Бон Марше», там клевая ювелирка.
Я смеюсь, но смех получается невеселым и слегка безумным.
— Спасибо за советы, — говорю я. — Обязательно все посмотрю. Приятно было познакомиться. Извините, что устроила тут цирк. Я пойду.
Виржиль хватает меня за локоть.
— Ни фига. Ты идешь с нами.
Беспокойство в его глазах растет. Пытаюсь отделаться улыбкой, но она получается жалкой.
— Да все в порядке. Нет, правда. Мне уже лучше. Я просто, знаешь, ну… кофе перепила.
Я снова порываюсь уйти, но он не отпускает мою руку.
— Слушай, концерт нельзя отменить, потому что всем жутко нужны деньги, — он кивает на друзей. — То есть остаться я с тобой не могу. Так что или ты с нами, или никак.
— Я никак.
Он качает головой и чертыхается. В его теплых глазах играет досада. Он наклоняется ко мне и шипит:
— Если не пойдешь сама, потащу тебя на руках. Ты этого хочешь?
Я молчу, но перестаю вырываться.
Константин смотрит на меня, затем переводит взгляд на Виржиля.
— Ну что, мы идем наконец? — спрашивает он.
Виржиль вытирает мне слезы рукавом.
— Идем, Тино, — отзывается он. — Мы идем.
/ Чистилище /
Я видел на воротах много сот,
Дождем ниспавших с неба, стражу входа,
Твердивших: «Кто он, что сюда идет,
Не мертвый, в царство мертвого народа?»
62
— Так где выступаем-то? — спрашивает Жюль. Мы подходим к станции метро.
— На Пляже, — отвечает Виржиль.
Харон разочарованно вздыхает. Константин сплевывает.
— Кошмарное место, — ворчит Хадижа. — Ненавижу его.
Я сперва молчу, потому что нет сил говорить. Просто тащусь за ними в изнеможении. Но потом вспоминаю, что Виржиль рассказывал мне про Пляж. Это в катакомбах.
— Они закрываются в четыре, — говорю я. — Там на табличке написано.
— Кто закрывается в четыре? — не понимает Виржиль.
— Катакомбы. Я же была там на экскурсии.
