Герман Кох - Летний домик с бассейном
— В конце концов я решил, что ты должен узнать. Возможно, с опозданием, но я и сам узнал не так давно. Если точно, несколько недель назад.
Долю секунды я думал, что он хочет рассказать мне что-то о Юдит: например, что ему известно про нас, что она во всем ему призналась и теперь он желает нам счастья. Но в следующий миг до меня дошло, что он отчетливо сказал: о твоей дочери. О Юлии.
— Алекс умолял меня молчать. Знал, что мне осталось недолго, потому и рассказал. Ему надо было высказаться, он говорил, что, если продолжит молчать, сойдет с ума. Его мать ничего не знает. Знает только он. И Юлия.
Я вспомнил ту ночь на пляже. Поведение Алекса, когда он столкнулся со мной и Юдит у второго пляжного центра. Он что-то утаивает, подумал я тогда. Рассказал нам не все.
— Помнишь слесаря, который заходил к нам раза два чистить резервуар на крыше? Когда вода перестала течь?
Вероятно, я заморгал или в моих глазах читалось недоумение, потому что Ралф сказал:
— Слесарь. Из квартирной конторы. Малорослый такой. Под тридцать или чуть старше тридцати…
— Да, припоминаю… слесарь… чинил водопровод… И что?
Ралф с трудом набрал в легкие воздуху, звук был такой, словно опустошали надувной матрас.
— Юлия назначила ему свидание в тот вечер. Слесарю. Не знаю, когда они уговорились, вероятно, когда он к нам заходил. Или, может, в деревне, а то и на пляже. Как бы то ни было, в ночь на праздник середины лета у них был уговор встретиться у второго пляжного центра. Алекс пытался ее отговорить, не доверял он этому парню. Ну, то есть Алекс очень обиделся, что ей, как видно, мало его самого. Она сказала Алексу, что считает его ребенком, а ей больше нравятся взрослые парни. Так вот, в тот вечер… в ту ночь… Алекс все ж таки пошел с ней. Не слишком доверял этому малому, как я уже сказал. А после случилось то, что случилось. Этот тип угрожал Алексу, Марк. Угрожал разделаться с Алексом, если тот хоть словечко скажет родителям. Ох, если бы я тогда знал… Эта сволочь вообще бы вякнуть не посмела!
— Но… но как Юлия…
— Погоди, я еще не закончил. Юлия договорилась с Алексом, что они ничего не скажут. Вернее, он дал ей слово, что будет молчать. Тогда, на пляже. После того, как это случилось.
— Но я нашел ее… когда я ее нашел…
— Она до смерти стыдилась, решила, что сама во всем виновата. Думала, что вы с Каролиной сочтете ее полной дурой и больше никогда не станете ей доверять. Никогда и никуда больше не отпустите ее одну. Поэтому она сделала вид, что потеряла сознание. И сказала вам, что ничего не помнит.
Полчаса спустя мы с Юдит стояли в коридоре. Алекс и Томас ушли в больничный кафетерий. Юдит только что сказала, что очень рада, что я присутствовал при этом. А я сказал, что Ралф «ушел красиво».
Потом появился доктор Маасланд со своими разговорами о биопсии, которая в больницу не поступала. Спросил у Юдит разрешения на вскрытие.
— Все-таки очень странно, — сказала Юдит, когда доктор Маасланд ушел. — Ты правда не помнишь, как оно было? Я вот помню, ты сказал, из больницы сообщили, что ничего серьезного нет.
— Действительно странно, — отозвался я. — Этот наглый тип ведет себя так, будто я потерял анализ, тогда как, возможно, им не мешало бы самим как следует поискать.
— Но ты ведь только что сказал, что не помнишь. Почему ты так сказал, Марк? Совершенно не понимаю. Мне показалось, тут что-то другое. О чем он с тобой говорил? Тоже об этом?
— Послушай меня внимательно, Юдит. Думаю, нам с тобой лучше всего некоторое время не встречаться. А может быть, и не некоторое время. Скорее, долгое время. До сих пор я тебя поддерживал, но теперь мне пора более-менее привести в порядок собственную жизнь. Слишком много всего произошло. Ты обо всем об этом вообще понятия не имеешь. И сейчас я никак не могу держать тебя рядом.
49
Через два дня мне позвонил доктор Маасланд. У меня в кабинете как раз сидела пациентка. Писательница, которая по причине неумеренного употребления красного вина выглядела лет на двадцать старше, чем на самом деле, — даже на обработанном в фотошопе портрете с задней страницы обложки последней ее книги она все равно выглядела лет на восемнадцать старше.
— Я могу перезвонить вам чуть позже? — спросил я. — У меня тут пациентка.
— Боюсь, что нет, доктор Шлоссер. Дело слишком серьезное.
В последние годы лицо писательницы стало стареть быстрее. Красное вино сушит кожу изнутри. Тут как с понижением уровня грунтовых вод. Влага уходит под кожу. И кожа сохнет. Умирает. Животные ищут места, где больше воды. Растения чахнут и умирают. Солнце и ветер гуляют на свободе. Земля трескается. Эрозия. Мелкий песок сошлифовывает поверхность еще больше.
— Вы сумели отыскать биопсию? — спросил я у доктора Маасланда. — Ту, что я вам направлял. Странно все-таки, что подобные вещи приходится разыскивать.
Но том конце линии послышался вздох. Так вздыхают специалисты, когда вынуждены растолковывать домашнему врачу какую-то сложность. Которую простой домашний врач не уразумеет.
— До этого у нас руки еще не дошли, да и дело сейчас не в этом. Вчера мы произвели вскрытие тела господина Мейера и пришли к однозначному выводу, что некто, очевидно вы, доктор Шлоссер, брал биопсию из бедра господина Мейера.
— Так я же и говорил об этом все время.
— Позвольте мне закончить, доктор Шлоссер. Речь о том, что было изъято слишком много ткани. Со слишком большого участка. Хотя каждый врач обязан знать, что, во-первых, при малейшем подозрении на такое серьезное заболевание лучше вообще ничего не изымать. Сначала необходимо посмотреть, сколько в крови белых кровяных телец, и лишь после этого можно взять биопсию. Это знает каждый первокурсник, доктор Шлоссер.
— Я полагал, что имею дело с жировиком, — сказал я. — Учитывая привычки господина Мейера касательно еды, это было вполне вероятно.
— Ваша жесткая манера резать, весьма вероятно, привела к тому, что злокачественные клетки попали в кровоток. И с той минуты шансы у господина Мейера свелись к нулю. Я незамедлительно уведомил об этом соответствующие инстанции. Обычная процедура потребовала бы недель и месяцев, однако, принимая во внимание серьезность дела и тот факт, что на карту поставлено и доброе имя нашей больницы, они нашли возможность рассмотреть дело как можно скорее.
— Они?
— Медицинская дисциплинарная коллегия. Вас ждут там в следующий вторник, в девять утра.
Я улыбнулся писательнице, которая начала выказывать признаки нетерпения и заерзала в кресле.
— Вторник на следующей неделе… — сказал я. — Но в пятницу похороны. Я думал…
