Дэвид Николс - Мы
Для меня пляж всегда был враждебной средой. Грязный песок, слишком яркое солнце, чтобы читать, слишком жарко и неудобно, чтобы спать, пугающее отсутствие тени, ну и к тому же явная нехватка более-менее сносных общественных туалетов, если, конечно, не брать в расчет море, хотя большинство купающихся именно так и делают. Если на пляже негде яблоку упасть, то любой самый лазурный океан становится похожим на ванну, в которой до вас кто-то мылся, причем на этом пляже и впрямь яблоку негде было упасть, а бетон, выхлопные газы и подъемные краны над головой придавали ему сходство с неряшливой строительной площадкой. Молодая Барселона была красивой, мускулистой, наглой и загорелой, а еще здесь оказалось достаточно голых грудей, хотя мы оба, Алби и я, устроили целое дело, чтобы не устраивать из этого целого дела.
– Совсем не похоже на Уолберсвик, – заметил я, воплощенное хладнокровие, когда рядом расположилась компания полуголых девиц, и мы дружно согласились, что да, это совсем не похоже на Уолберсвик.
Мои спортивные штаны-мутанты были благополучно оставлены в Мадриде, но мне срочно нужно было придать себе пляжный вид, поэтому я расшнуровал ботинки, выполнил ряд телодвижений, необходимых для того, чтобы натянуть под полотенцем свои отвратительные плавки, – очень сложная процедура, вроде того, как завязывать надутый шарик, – а затем с некоторым смущением улегся на горячий песок. При всем своем энтузиазме по поводу моря Алби явно не горел желанием идти купаться, но полуденное солнце жарило почище любого гриля. Солнце все сильнее припекало голову, и, когда стало совсем невтерпеж, я сел, сбрызнул череп солнцезащитной жидкостью и сказал:
– Эгг, можно взять твои очки для плавания?
165. Pelagia noctiluca
Вода у самого берега была мутной от лосьона для загара и жирной, как кухонная раковина после воскресного барбекю, а людей набилось как сельдей в бочке; они неподвижно стояли, подбоченившись, с озабоченным видом, словно забыли, куда положили ключи. Между ног сновала мелкая рыбешка, с тусклой чешуей и явно токсичная, ведь одному Богу известно, чем она там питается. Но чуть подальше, на глубине, вода была прозрачной и голубой, и я наконец-то начал получать удовольствие от жизни. Надев очки Алби, я нырнул, и остатки вчерашнего вермута моментально выветрились. Я хороший, уверенный в себе пловец и очень скоро оказался в воде совершенно один, с удовольствием оглядываясь на город с его телевышками, подъемными кранами, фуникулером и горами в сизой дымке вдали. Нет, это ж надо – исколесить, облазить всю Европу и только сейчас добраться до моря! Отсюда Барселона казалась красивой, нарядной, очень современной, и я уже мысленно прикидывал, как буду осматривать ее вместе с сыном. По крайней мере, сейчас, затерявшийся среди тел на пляже, он был в полной безопасности. Путешествие приблизилось к своему логическому концу, через два-три дня я вернусь к Конни, и худо-бедно все прояснится. Ладно, сейчас лучше об этом не думать.
То, что случилось потом, окутано туманом, хотя я отчетливо помню боль в стопе, настолько острую, будто меня полоснули ножом. Мне следовало сразу понять, в чем дело, но поначалу я решил, что наступил на острый осколок, и только погрузив голову в воду и обнаружив, что песчаное дно далеко, очень далеко внизу, а вокруг розовые и голубые облака медуз – рой, лучшего слова и не подберешь, – я понял, в какую передрягу попал. Я попытался нормализовать дыхание и убедить себя, что если выбрать удачный момент, то проплыть через это минное поле и добраться до берега не составит особого труда. Но неужели их действительно так много? Сделав глубокий вдох, я еще раз ушел под воду, но тут же выплыл на поверхность, жадно ловя ртом воздух. Я словно был единственным очевидцем нашествия пришельцев, их высадки на берег, и находился в глубоком тылу, впечатление это еще больше усилила острая боль в пояснице, как от удара хлыста. Я завел руку за спину, нащупал что-то мягкое, похожее на размокшее бумажное полотенце, и моментально получил очередной удар хлыстом, на сей раз по запястью. Пулей выскочив наверх, я обследовал рану, которая уже начала густо розоветь, на коже явственно проступили следы от щупальцев. Я выругался и застыл на месте, но в результате снова ушел под воду солдатиком, точно поплавок от удочки, сделав вдох вместо выдоха, когда увидел одно из этих отвратительных существ буквально в дюйме от лица, точно оно намеренно меня запугивало. Как это ни абсурдно, я ткнул прямо в него кулаком, потому что ничто не причиняет медузе таких душевных страданий, ничто так не задевает ее чувства собственного достоинства, как хороший удар по морде. Избежав очередного ожога, я отпрянул и попытался удержаться на поверхности, делая лягушачьи движения руками и ногами. Затем огляделся по сторонам. Ближайший пловец был ярдах в пятидесяти от меня, но он тоже, насколько я заметил, взвизгнул от боли и начал энергично грести в сторону берега. Выходит, я остался совсем один.
Я открыл было рот, чтобы закричать. Возможно, мне следовало позвать на помощь, но слово «помощь» застряло у меня в горле. И внезапно показалось мне каким-то дурацким. «Помогите!» Но кто, в самом деле, кричит «Помогите!»? Какое затертое выражение! И в любом случае как сказать «помогите» – по-испански или надо говорить по-каталански? И будет ли хоть какой-нибудь толк от «aidez-moi!»? Интересно, а когда тонут французы, они не чувствуют себя по-идиотски, крича «aidez-moi!»? И даже если кто-нибудь паче чаяния и услышит, как он сможет мне помочь, если я нахожусь в столь плотном кольце? Им наверняка придется извлекать меня с помощью вертолета, а с моих бледных ног будут свисать желейной массой эти монстры. «Простите! – вот что надо кричать. – Простите. Простите, что оказался таким проклятым кретином!»
Я посмотрел в сторону берега, пытаясь отыскать глазами Алби, но я слишком далеко заплыл. Я беспомощно болтался в воде, страдая от упорной боли в ноге, спине и руке, а затем снова ушел под воду, на этот раз мои глаза были крепко зажмурены, поскольку я даже не хотел знать, что там вокруг меня творится, и вот очередной удар хлыста, теперь уже по плечу, и я подумал: боже мой, я умру прямо здесь, я сейчас утону, скончаюсь от анафилактического шока от бесчисленных ожогов и тихо уйду на дно. Я был уверен, что умру, уверен как никогда, и даже рассмеялся про себя, ужасно нелепая смерть, возможно, это даже попадет в британские газеты, а затем вспомнил о своих купальных трусах телесного цвета, с объемом талии 30 дюймов, тогда как в принципе он должен быть 34 дюйма, может быть даже 36, и я взмолился: Господи, пожалуйста, не дай им найти мое мертвое тело в трусах с талией 30 дюймов, не хочу, чтобы Конни при опознании увидела меня в этих детских плавках. Да, это мой муж, но плавки, плавки определенно принадлежат кому-то другому. «Господи Исусе! – воскликнул я и снова расхохотался булькающим смехом. – Господи Исусе, Конни, прости меня». Я вызвал в воображении ее лицо, то, о котором я всегда думал, – лицо на фотографии; это звучит сентиментально, понимаю, но, по-моему, в подобные минуты можно позволить себе быть сентиментальным. Вот такие дела. Я подумал о Конни, и об Алби тоже, о нашей маленькой семье, а затем сделал еще один вдох и из последних сил поплыл к берегу, стараясь скользить по поверхности воды.
166. Medusa, medusa
Из воды я выходил еще менее элегантно, чем входил, спотыкаясь на неверных ногах, словно жертва кораблекрушения, а затем продвигаясь на четвереньках промеж играющих в волейбол. В панике я неправильно определил направление и выбрался на сушу примерно в ста метрах от Алби, и некому было помочь мне подняться или хотя бы спросить, что случилось. Итак, пока я, стоя на коленях, пытался отдышаться, над моей головой туда-сюда летал мяч.
Когда я наконец вернул себе способность нормально идти, то отправился на поиски Алби. Солнце немилосердно палило и, словно сквозь увеличительное стекло, насквозь прожигало голову. Вода, по крайней мере, хоть как-то освежала, а тут я почувствовал, будто меня поджаривают на медленном огне. Даже легкое движение воздуха многократно усиливало боль в обожженных местах, но я, оказывается, был не единственным пострадавшим. «Medusa, medusa», неслось мне вслед, пока я в очередной раз пытался отыскать Алби.
Наконец я нашел его, спавшего без задних ног.
– Алби, Алби! Просыпайся!
– Па-па! – недовольно заворчал Алби, прикрывая рукой глаза от яркого света. – Ты чего?
– На меня напали. Медузы.
Он тут же сел:
– В воде?
– Нет, на суше. Забрали ключи и бумажник.
– Ты весь дрожишь.
– Потому что мне больно, Алби, действительно больно.
Увидев мои ожоги, Алби моментально начал действовать, схватил телефон и загуглил «ожоги от медузы», я же тем временем прятался под полотенцем, морщась всякий раз, когда махра касалась обожженных участков кожи.
