Илья Зверев - В двух километрах от Счастья
Необходимо еще, прежде чем я приступлю к самому повествованию, сообщить вам, что Костя Откосов — монтажник, поэт и жених — ровесник Саши, Виктора и Пашкина (последнего, чтобы отличать, зовут не Сашей, а Шурой), что Ира — новоиспеченный доктор, что табельщица Юлька Рябобык — прелестная девушка восемнадцати лет, что Ахат Фархутдиныч Фархутдинов — председатель постройкома, а его заместитель Гиковатый — образцово-показательный рабочий. Я не смею надеяться, что вы запомните все эти фамилии и характеристики. Но все-таки, мне кажется, хорошо, что есть эта страничка, в которую вы сможете заглянуть, если вдруг возникнет вопрос, скажем: «Гиковатый? Кто такой Гиковатый?» Посмотрите, скажете «Ага!» и станете читать дальше, если, конечно, захотите.
В повести вам встретятся еще и некоторые другие лица, кроме упомянутых, но с теми вы и сами разберетесь. Итак…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я хотел бы, чтобы перед вами предстала живая картина воскресника — этакого торжества молодой энергии. Сто или двести парней и девушек с лопатами, носилками, тачками весело орудуют у свежевырытой канавы, идущей от могучего (с пятнадцатиэтажный дом) главного корпуса ГРЭС к какому-то техническому зданию пониже и понеказистее. Но это все, считайте, где-то там, на заднем плане. А разговор — или, если угодно, диалог, — который предстоит вам услышать сейчас, он идет в холодке у стены вот того второго здания, которое понеказистее. На стене плакат: «НА ВОСКРЕСНИК ТЫ ПРИДЕШЬ — ВКЛАД РАБОЧИЙ СВОЙ ВНЕСЕШЬ!» С той стороны, где работают бригады, из-за высоченного вала разрытой земли доносится чуть приглушенный расстоянием говор, смех, музыка (духовой оркестр играет бодрую песню, ну, предположим, «Не кочегары мы, не плотники»). Под аккомпанемент всех этих жизнеутверждающих звуков и ведут свой разговор Виктор, Костя и Пашкин, то есть даже они еще не ведут разговора, просто сидят на бревне, блаженно вытянув ноги, покуривают… И тут подбегает Саша с лопатой в руке. И начинается диалог — первый из многих в этой повести…
Саша (бьет железной палочкой по лопате). А ну, кончай! Кончай загорать! Уже левая догоняет!
Костя (встает, делает последнюю затяжку). Жалко, бригадир… Московская, с фильтром… (Берет лопату и гасит об нее сигарету.) Вот товарищ Галанин угостил.
Виктор (не вставая достал из кармана пачку сигарет, протянул Саше). Одолжайтесь, как говорил Иван Никифорович… И сядь ты, ради бога!
Пашкин. Какой Иван Никифорович?
Виктор. Который поссорился с Иваном Ивановичем. Тебе бы надо, Пашкин, знать Н. В. Гоголя, раз ты деятель искусства… (Саше). Да сядь же!
Саша. Вы что, ребята, маленькие? Я же сказал, они догоняют… Ну, может, три метра осталось…
Пашкин. Это кошмарно, как любит говорить моя мамаша… Целых три метра!
Саша (свирепея). Ладно, ваше дело. Пошли, Костя.
Пашкин (примирительно). Да не фырчи ты. Все в порядке. Мероприятие уже состоялось.
Виктор. И не на нас надо шипеть. Ты бы лучше подумал, а на кой он вообще, этот воскресник?
Саша. Это я? Тебе? Должен? Объяснить?
Пашкин (усмехаясь). Да нет, нам объяснять не надо. Ты сам сообрази… Вон за водоочисткой, это что там такое?
Саша. Ладно, давай короче, работать надо.
Пашкин. Это стоит экскаватор марки «Ковровец». Трехкубовый. Он исправен, Костя?
Костя (недоуменно). Исправен.
Пашкин. Ну вот, значит, на четыре часа для двух товарищей работа. А тут, видишь, в выходной пригнали сто человек. Лозунгов одних (жест в сторону плаката) на пятнадцать рублей шестьдесят копеек. Лично я выписывал… И оркестр шахтостроевский (жест в ту сторону, откуда доносится марш). Они за похороны четвертной дерут! Так что тут, считай, не меньше полсотни. Вот разъясни мне, молодому (последняя фраза обращена уже к Косте), для чего это?
Костя (ошарашенно). Не знаю… Для трудовоспитания…
Саша (мрачно). А на хрена оно? Знаешь кого пускай трудовоспитывают! А мы всю неделю на главном корпусе. И по восемь часов. Когда аврал…
Виктор. Ты догадливый! Это действительно липа! Любимое наше дерево.
Саша. Чего ж вы молчали?!
Пашкин. А чего кричать? Мероприятие!
Саша (взбегает на насыпь, орет, машет руками). Ребята! Э-ге-гей! Бросай работу!
Пашкин. Тише, дурак! Спятил!
Виктор (взбегает за Сашей). Давай все сюда!
Сбегаются взволнованные ребята. Их поведение контрастируется со сладкими и фальшивыми звуками вальса «Дунайские волны», выдуваемого оркестром.
Саша. Ребята! Воскресник липовый… Тут экскаватор, оказывается… Давай все по домам!
Девушка с золотым зубом. Умница, Сашенька, золотко… (Целует его.) А то у меня белье намочено стоит! (Убегает.)
Первый парень. Давай, ребята! Живенько. А то еще раздумает бригадир.
Второй парень. Точно. Спасибо, Сашок, с нас пол-литра!
Некоторые с нездоровой поспешностью топают за насыпь и очень скоро возвращаются с лопатами и куртками в руках, на полной скорости проскакивают мимо нас и исчезают. Кое-кто уходит и вовсе налегке, без лопат.
Костя. Мишка, рогатик, а кто за тобой лопату подбирать будет?
Третий парень. Кто затеял, тот хай и подбирает!
Пашкин. Вот, товарищи, Малышев заварил кашу — теперь питайтесь: а) мероприятие сорвано, б) кубометры недобраны, в) вера в людях подорвана.
Саша. Думаешь, она от брехни укрепляется? В-вера!
Пашкин. В данный момент тебе должно быть интересно не что я думаю, а что подумают вышестоящие товарищи! Дурак! Идеалист! Г-гегель!
Подходит робкая девушка с лопатой, за нею оркестрант— рыжий молодец с огромной трубой. За ними еще несколько парней и девушек с лопатами.
Виктор. Все, музыка не требуется. Когда говорят пушки, замолкают музы.
Оркестрант. Это ваше дело. А мы чтоб ровно три часа. И будем свои три часа исполнять — есть вы тут, нет вас тут.
Робкая девушка. А нас не заругают, если мы уйдем?
Пашкин (оттесняя плечом Сашу, который порывался что-то ответить). Что ты его спрашиваешь? Он что, заведующий? Комсорг? Голову имеешь — решай.
Саша. Идите все! Мы с Костей пригоним экскаватор и все сделаем. (Пашкину.) И ты иди!
Пашкин. Товарищ Малышев, вы меня обижаете! Неужели я брошу товарища, заметив в нем пустяковый недостаток. Ну, недостаток серого вещества… (Постукивает пальцем по лбу.)
Вновь звучит оркестр. Видно, музыканты решили стоять насмерть. Они играют военный марш.
Саша. Да гони их, Витя… Чего зря дудят?
Пашкин. А они не уйдут… Хоть ты стреляй. Так и так им надо три часа. А то постройкой не заплатит…
Из-за насыпи выходят Сухоруков и Представитель.
Сухоруков (Пашкину). Почему не удержали людей? Почему не разъяснили им значение?
Пашкин. Так ведь оно почти что стихийно вышло. Действительно ведь есть экскаватор…
Сухоруков. Вы не можете знать, для какой цели предназначается машина. Громадная стройка, могут быть более важные решающие участки. Если каждый возьмется судить по своему разумению, что будет?
Саша. Но он же стоит! Третьи сутки стоит!..
Пашкин (оттесняет его плечом). Як Палч, мы им говорили… Объясняли… Но ведь экскаватор, Як Палч…
Сухоруков (уже добродушнее). Плохо, значит, объясняли. Растерялись. Ну ладно, на будущее наука…
Виктор. А как объяснишь, что черное — белое?..
Сухоруков. То есть что вы имеете в виду?
Саша. А я считаю, что, по сути, знаете что? Этот воскресник.
Пашкин отчаянно подмигивает, снова перебивает его нарочито громко и крикливо.
Пашкин. Мы с товарищем Малышевым решили: раз так получилось — все сейчас сами сделаем! По-комсомольски! Выручим. На экскаваторе. За три часа все сделаем!
Представитель. Что ж, это правильно, товарищи. А крикунов потом обязательно обсудите в своей среде. Желаю успеха!
Саша. Нет, подождите! (Пашкин больно бьет его каблуком по ноге). Ой! Как же вы хотите уйти? Ведь страшная же подлость, этот спектакль! Это я кричал, чтоб все уходили. Лично я!
Представитель. Вы кто?
Саша. Малышев, бригадир… Александр… А то есть еще Алексей.
Представитель. Значит, воскресник, по-вашему, спектакль?
Саша. А что ж он по-вашему?
Представитель (взвинчиваясь). Ин-те-рес-но! Значит, воскресник, или, скажем, субботник, — это спектакль? Великий почин — спектакль? Когда, понимаете, бревна на своих плечах носили! Вручную, уважаемый товарищ! Без экскаватора! Это, по-вашему, спектакль? Так это по-вашему?
