Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца
— Два журналиста приехали в Биафру, один со Среднего Запада, другой из Нью-Йорка, и обоих зовут Чарльз. Вот так совпадение! — засмеялся толстяк, когда оба представились. — И обе наши мамы зовут нас Чак!
Сколько они прождали рейса в Лиссабоне, Ричард не запомнил, а в Сан-Томе ожидание самолета на Биафру с гуманитарной помощью растянулось на семнадцать часов. Обоим журналистам не мешало бы помыться. А когда толстяк, сидевший рядом с Ричардом, заговорил о своей первой командировке в Биафру в начале войны, Ричард подумал, что и почистить зубы ему не повредило бы.
— Я летел на нормальном самолете, и приземлились мы в аэропорту Порт-Харкорта, — рассказывал толстяк. — А в этот раз сидел на полу в самолете без огней, а рядом — двадцать тонн сухого молока. Летели ниже некуда, из окна было видно, как палят нигерийские зенитки. Я от страха едва не обделался. — Его широкое, добродушное лицо расплылось в улыбке.
Рыжему совсем не было смешно.
— Точно неизвестно, нигерийские ли это зенитки. Может, и биафрийские.
— Да ну! — Толстяк бросил взгляд на Ричарда, но тот сделал каменное лицо. — Разумеется, огонь вели нигерийцы.
— Биафрийцы перевозят в самолетах продукты вперемешку с оружием. — Рыжий повернулся к Ричарду: — Правда ведь?
Ричарду он не нравился. Не нравились водянисто — зеленые глаза, лицо в конопушках. Когда Ричард, встретив их в аэропорту, вручил им пропуска и сказал, что будет их гидом и правительство Биафры приветствует их, его насторожила презрительная насмешка на лице рыжего. Казалось, тот ехидничал: это вы-то представляете Биафру?
— Наши самолеты с гуманитарной помощью перевозят только продукты, — сказал Ричард.
— Само собой, — кивнул рыжий. — Исключительно продукты.
Толстяк, перегнувшись через Ричарда, выглянул в открытое окно.
— Надо же, люди гуляют, ездят на машинах. И не подумаешь, что идет война.
— Это до первой воздушной тревоги. — Ричард отвернулся, стараясь не дышать.
— Можно посмотреть, где биафрийские солдаты застрелили итальянца-нефтяника? — спросил рыжий. — Мы писали об этом для «Трибюн», но я бы хотел осветить подробнее.
— Не получится, — отрезал Ричард.
Рыжий сверлил его взглядом.
— Ладно. Как насчет новых подробностей?
Ричард вздохнул. Словно жгучий перец на рану: биафрийцы гибнут тысячами, а рыжему нужны подробности об одном убитом белом. Ричард решил, что напишет об этом: правило западной журналистики — один убитый белый равен сотне мертвых черных.
— Ничего нового, — сказал он. — Эта территория теперь занята.
На посту Ричард заговорил с девушкой из народного ополчения на игбо. Та придирчиво изучила их пропуска, обещающе улыбнулась, и Ричард улыбнулся в ответ; высокая, стройная, плоскогрудая, она чем-то напомнила ему Кайнене.
— А она была бы не против, — хмыкнул толстяк. — Говорят, здесь полно бесплатного секса. Но от здешних девиц можно подцепить какую-то болячку… Болезнь Бонни? Так что, ребята, осторожней, чтоб не привезти домой подарочек.
Теперь и толстяк с его самоуверенностью раздражал Ричарда.
— Лагерем беженцев, куда мы с вами сейчас едем, заведует моя жена.
— Правда? И давно она здесь?
— Она биафрийка.
Рыжий, до этого смотревший в окно, развернулся к Ричарду:
— В колледже у меня был друг-англичанин, ему нравились цветные девушки.
Явно смущенный, толстяк поспешно спросил:
— Вы ведь хорошо говорите на игбо?
Ричард кивнул. Он собирался показать им фотографии Кайнене и оплетенного сосуда, но теперь передумал.
— Буду очень рад с ней познакомиться, — сказал толстяк.
— Она уехала. Пытается выхлопотать побольше продовольствия для лагеря.
Ричард первым выбрался из машины и увидел, что их поджидают два переводчика — вот досада. Идиомы, тонкости и диалекты игбо в самом деле ускользали от него, но директорат уж слишком торопился присылать переводчиков. Беженцы уставились на приезжих белых с рассеянным любопытством. Истощенный человек с кинжалом за поясом расхаживал по двору и разговаривал сам с собой. Пахло гнилью. Мальчишки жарили на костре крыс.
— Бог ты мой! — Толстяк, стянув шляпу, вытаращился на них.
— Черномазые жрут все без разбору, — процедил рыжий.
— Что вы сказали? — ледяным тоном обратился к нему Ричард.
Тот сделал вид, что не услышал, и вслед за одним из переводчиков поспешил к компании, игравшей в шашки.
Толстяк сказал:
— Знаете, что в Сан-Томе на складах пылятся и кишат тараканами продукты, потому что невозможно их сюда доставить?
— Да. — Ричард запнулся. — Можно вам дать пару писем? В Лондон, для родителей жены.
— Без проблем. Как только выберусь отсюда, брошу их в почтовый ящик. — Толстяк достал из рюкзака большую плитку шоколада, развернул, откусил пару раз. — Это ведь такая мелочь, я бы с удовольствием помог чем — нибудь посущественней.
Он подошел к детям, дал им конфет, сделал пару снимков, а ребята столпились вокруг, загалдели, выпрашивая еще конфет. Он сказал о ком-то: «Чудная улыбка!» Когда он отошел, пацаны вернулись к своим крысам.
Примчался рыжий, фотоаппарат у него на шее раскачивался при каждом шаге.
— Хочу посмотреть на настоящих биафрийцев, — сказал он. Вы поглядите на этих. Два года не ели по — человечески, а еще рассуждают о правом деле, о Биафре, об Оджукву.
— Вы перед каждым интервью заранее решаете, чему верить, а чему нет? — ровным тоном поинтересовался Ричард.
— Я хочу поехать в другой лагерь беженцев.
— Хорошо, поедем.
Другой лагерь беженцев, ближе к центру города, в здании бывшего муниципалитета, был меньше и не так вонял. На крыльце однорукая женщина что-то рассказывала кучке людей. Присев на ступеньку рядом с рассказчицей, рыжий завел с ней разговор через переводчика.
— Вы голодаете?
— Конечно, все мы голодаем.
— Вы знаете причину войны?
— Да, вандалы-хауса хотели нас всех перебить, но Бог не спал.
— Вы хотите, чтобы война кончилась?
— Да, Биафра вот-вот победит.
— А если не победит, что тогда?
Женщина сплюнула на землю, посмотрела сначала на переводчика, потом на рыжего долгим сочувственным взглядом. Поднялась и ушла в корпус.
— Чудеса, — подивился рыжий. — Пропаганда в Биафре налажена на славу!
Ричард знавал таких, как этот Чарльз. Вашингтонских информаторов президента Никсона, лондонских членов комитета премьера Вильсона, приезжавших с твердыми белковыми таблетками и еще более твердыми убеждениями: нигерийцы не бомбят мирных жителей, слухи о голоде раздуты, на войне как на войне.
— Пропаганда здесь ни при чем, — возразил Ричард. — Чем больше бомбят мирных жителей, тем сильнее сопротивление.
— Цитируете Радио Биафра? — спросил рыжий.
Ричард не ответил.
— Они едят что попало, — покачал головой толстяк. — Каждый паршивенький листик для них теперь овощ.
— Если бы Оджукву хотел положить конец голоду, он согласился бы на продуктовый коридор. Дети не должны питаться грызунами, — сказал рыжий.
Толстяк щелкал фотоаппаратом.
— Не так все просто, — возразил он. — О безопасности тоже нельзя забывать. Он же войну ведет, черт ее дери!
— Оджукву придется сдаться. Нигерии осталось лишь чуть поднажать. Биафра уже не отвоюет всю захваченную территорию, — сказал рыжий. — И что теперь Биафре делать с нефтью, если потерян порт?
— Мы и сейчас добываем нефть на месторождениях в Эгбеме, — сказал Ричард, не потрудившись объяснить, где это — Эгбема. — Сырую нефть переправляем на нефтеперегонные заводы по ночам, в танкерах без огней, чтобы не увидели бомбардировщики.
— Вы все время говорите «мы», — заметил рыжий.
— Да, я все время говорю «мы». Вы раньше бывали в Африке?
— Нет, в первый раз. А что?
— Просто любопытно.
— Думаете, я новичок в джунглях? Я три года работал корреспондентом в Азии, — улыбнулся рыжий.
Толстяк, пошарив в рюкзаке, выудил бутылку бренди и протянул Ричарду:
— Купил в Сан-Томе, да так и не довелось попробовать. Отличная штука.
Ричард взял бутылку.
Перед отъездом в Ули, на самолет, они пообедали в гостинице тушеным цыпленком с рисом; Ричарду думать было противно, что правительство Биафры оплатило рыжему обед. Машины то подъезжали к зданию аэровокзала, то отъезжали, впереди чернела взлетно — посадочная полоса. Их встретил начальник аэропорта в тесном костюме защитного цвета, пожал им руки и сказал:
— С минуты на минуту ждем самолет.
— Смехота: и в этой дыре блюдут протокол, — ухмыльнулся рыжий. — Когда я сюда прилетел, мне печать в паспорте поставили и спросили, есть ли вещи, подлежащие таможенному сбору.
Громкий взрыв сотряс воздух. Начальник аэропорта крикнул: «За мной!» — и они бросились за ним в недостроенный аэровокзал. Легли на пол. Жалюзи на окнах дребезжали, земля тряслась. Взрывы сменились редкими пулеметными очередями, и начальник аэропорта встал, отряхнулся.
