Эрик Сигал - Однокурсники
Да, он вспомнил, что тогда на него напало дикое веселье. Даже сейчас, когда он просто подумал об этом, сердце забилось чаще. От этих пилюль он и в самом деле почувствовал себя… решительным, что ли. А потом, чтобы утихомирить Дэнни, она дала какую-то наркоту, которая затуманила ему мозги, и он отключился.
И он забыл у нее спросить, что это было.
Из дневника Эндрю Элиота
20 декабря 1960 года
Завтра я женюсь. Похоже, будет интересно.
Ньюол застрял на Гавайях вместе с военно-морским флотом и приехать не сможет. Зато будут остальные мои приятели, включая Теда и Сару Ламброс и даже нашего сумасшедшего Джорджа Келлера.
Я попросил Джейсона Гилберта стать моим шафером, поскольку всегда восхищался им. Он согласился, но сказал, что форму морпеха не наденет, хотя это добавило бы блеска всему событию.
После венчания в церкви состоится свадебное торжество с шампанским в клубе «Бикон-хилл», по завершении которого мы полетим на Барбадос в свадебное путешествие, а затем вернемся в Нью-Йорк, где я начну свою стажировку в банке: буду иметь дело со всеми этими понижениями и повышениями процентных ставок, а также прочими инвестициями.
Уверен, все пройдет замечательно — особенно если мне самому удастся понять, как это вышло, что все случилось так скоропалительно.
В каком-то смысле я мог бы сказать, что на меня надавили родители. Хотя такое в нашей семье не практикуется. Отец обычно просто предлагает мне что-то сделать.
Когда прошлым летом я демобилизовался из флота, что бы присоединиться к своим родственникам в Мэне, он между делом заметил, что, на его взгляд, мне пора жениться.
И я покорно ответил, что, наверное, пора. Вот, собственно, и все содержание разговора. Правда, он еще поделился житейским опытом: «Все надо делать вовремя, а не ждать, когда уже будет поздно».
Честно говоря, обнаружив, что больше не надо драить палубу или подшивать флотские отчеты, я даже как-то растерялся и не знал, что делать дальше. К тому же ввиду длительного пребывания в море у меня еще больше обострилось желание тесного общения с женщинами. И полагаю, женитьба даст такое общение — теснее не бывает.
Еще до недавних пор я сохранял романтическое представление о том, что, когда люди женятся, это как-то связано с любовью. Но разумеется, поскольку я все это время был один — сначала в Гарварде, а потом среди просторов океана, — мне так до конца и не удалось понять, в чем же суть настоящей любви.
Собственно говоря, любовь — это одна из немногих тем, которая вызывает у моего отца такие сильные чувства, что выразить их он способен лишь одним словом из пяти букв. Мы как-то рыбачили с ним на озере несколько дней спустя, и я рассказал отцу, что свадьба Теда и Сары растрогала меня до глубины души. Именно такой должна быть идеальная любящая пара.
Папа посмотрел на меня, подняв бровь, и сказал: «Эндрю, разве ты не знаешь, что любовь — это… вздор?»
Не стану притворяться, будто я не слышал крепких выражений на флоте, но чтобы из уст моего отца — никогда. После он стал терпеливо объяснять мне, мол, во времена его детства самые лучшие браки заключались не на небесах, а за обеденным столом в клубе. Жаль, что подобная практика впоследствии вышла из моды.
Например, у его однокурсника Лаймана Пирса, президента «Бостон метрополитен», есть «совершенно потрясающая дочь», с которой, будь сейчас старые добрые времена, он бы организовал для меня великолепную помолвку.
Я заявил, что отнюдь не прочь встречаться с потрясающими женщинами и с удовольствием позвонил бы этой даме, просто по-дружески — без всяких обязательств.
На это мой отец ответил, мол, я не пожалею. И снова стал удить рыбу.
Вообще-то я не питал особых надежд, когда набирал телефонный номер Фейт Пирс в Фонде охраны природы, где она устроилась работать волонтером на полный рабочий день. Думал, вдруг это какая-нибудь вялая, избалованная, высокомерная «браминка». Так вот, может, какие-то из этих качеств ей и присущи, но сказать, что она вялая, уж никак нельзя. А больше всего при встрече с ней меня поразило то, какая она красивая.
По-моему, таких красивых девушек я в жизни еще не видел. Думаю, она могла бы на равных соперничать с Мэрилин Монро за самые высокие гонорары (разве что денег у нее и без того навалом).
Скажу больше: она мне просто понравилась. Существ, подобных ей — по-настоящему живых и непосредственных, — среди так называемых аристократок почти не встретишь. Все, чем бы она ни занималась, было для нее «забавным». Будь то перекидывание футбольного мяча на берегу реки Чарльз, ужин с изысканными блюдами в ресторане «Мэтр Жак» или секс до свадьбы. Кроме того, всю ее предшествующую жизнь можно было бы описать тем же самым словом.
Ее мамаша с папашей не очень-то ладили между собой. Однако когда родители развелись и отправили дочь в пансион в возрасте шести лет, оказалось, что это тоже «забавно». Как и то, что она окончила школу в Швейцарии, где научилась говорить с бесподобным французским акцентом — и даже запомнила несколько слов на этом языке.
Катание на лыжах или на лошадях, занятие парусным спортом или сексом (впрочем, о нем я уже упоминал, как мне кажется) — все это тоже подходило под эту категорию.
А еще она потрясающий садовод.
Наш роман с ухаживаниями был стремительным, как ураган, а насчет того, каким словом она бы его определила, я даже не сомневаюсь. В любом случае, у нас оказалось так много общих знакомых, что я боялся только одного: как бы не выяснилось, что мы с ней ближайшие родственники, и тогда вступление в брак стало бы невозможным во избежание кровосмешения.
Хочу подчеркнуть: я женюсь на Фейт не потому, что наши с ней отцы и матери тащатся от всей этой затеи.
Зная о глубоких убеждениях отца, я никогда не сознаюсь, что в душе я все еще романтик. И женюсь я на Фейт Пирс потому, что она сказала мне то, чего я никогда ни от кого за всю свою жизнь еще не слышал.
Как раз перед тем, как я сделал ей предложение, она прошептала: «Мне кажется, я люблю тебя, Эндрю».
*****
Как-то утром, ранней весной 1962 года, Дэнни Росси проснулся в одиночестве. Не просто один в постели, а еще и с чувством пустоты, пронзившей насквозь всю его жизнь.
«Как же так? — спрашивал он себя. — Вот я здесь, в своей новой двухуровневой квартире с видом на Центральный парк. Через минуту сюда, в эту дверь, войдет дворецкий, неся на серебряном подносе мой завтрак. Он также принесет мне утреннюю почту, обязательно включающую в себя приглашения по меньшей мере на дюжину торжественных приемов во всех частях света. А я вдруг чувствую себя несчастным.
