Сергей Алексеев - Чудские копи
Поэтому нужно было не стоять, а действовать. Для начала поспеть вперед Ремеза и выяснить обстановку.
Через десять минут Лешуков въехал в Осинники, покружив для порядка, издалека заметил, что законника на месте встречи еще нет, после чего направился поближе к дому матери Балащука. Он бросил машину за перекрестком, скрываясь от света фонарей, пробрался к дому своей новозавербованной осведомительницы и без стука проник во двор.
Было всего-то одиннадцать вечера, однако свет у Софьи Ивановны уже не горел, что сразу же насторожило: раньше полуночи она не ложилась, а иногда телевизор маячил до самого утра – соседка расписала весь режим дня.
Старуха приоткрыла дверь и поманила Лешукова в избу.
– Света сегодня и не зажигали, – сообщила она. – Не бывало такого...
– Может, внучку рано уложили?
– Когда Ульянку привозят, у них и до трех ночи скачки и дым коромыслом... Тут что-то не то. Весь день глядела, колготились. Веронка с Ульянкой в открытую гуляли! А ранее все тайком, по ночам. В семь Софья корову подоила, и больше никто на улицу не выходил.
– У них что, и корова есть?
– Им сегодня выдали! У нас все для богатых делается, и все даром. Им теперь сена дадут бесплатного... Пока Ульянкин хранитель травы накосил, корову в мастерскую поставил. Зачем, спрашивается? Когда у них скотный сарайчик есть?
– И охранник не выходил?
– В том-то и дело. Тихо у них как-то стало... Подозрительно! Я уж вас ждала!..
– Вот и хорошо, – обрадовался Лешуков. – Пойдите, спросите, как корова, много ли молока надоила...
– А я спрошу, будет ли продавать. – нашлась бабка. – И почем за литру. И банку возьму, если что, куплю...
– Посмотрите там, кто где находится, все ли на месте. Про Глеба поинтересуйтесь...
– Это само собой.
Старуха прихватила банку, взяла клюку и покопотила через улицу. Тем временем Лешуков позвонил Ремезу, который поджидал его в условленном месте и, похоже, нервничал.
– Сделаю еще пару кругов, – успокоил его чекист. – Проверю, нет ли слежки, и подъеду. Из машины не выходите, стекол не опускайте. Вас никто не должен видеть.
Разведчица вернулась неожиданно быстро, с пустой банкой и загадочно-хитроватым видом:
– Их и нет никого! Хранитель один спит на диване. Так и добудиться не могла.
– Совсем никого? – Лешуков ощутил волну смутных чувств.
– Будто сквозь землю провалились! Вместе с коровой!
– Если и впрямь сквозь землю?
– Я и в мастерской была. Люк открывала, звала – в погребе вроде пусто! А спуститься, хоть пять тыщ давай, – не стану...
– Огородами уйти не могли?
– Весь день наблюдаю! Мне все видать... Должно, и впрямь под землю!
Чекист, почти не скрываясь, перешел улицу и заглянул на двор Балащуков. Бабка двигалась за ним тенью и давала пояснения испуганным шепотом:
– Дверь открытую оставили. Все добро не тронуто... Людей нет и коровы! Хранитель один... Тут кругом одно колдовство!
Охранник и в самом деле спал на диване возле телевизора – в одежде, с плечевой кобурой, откуда торчала пистолетная рукоятка. На включенный свет не реагировал, дышал прерывисто, коротко, словно от волнения, хотя на лице выражалось полное умиротворение и блаженство.
Лешуков для очистки совести заглянул даже в подпол, затем осторожно спустился по ступеням в подземелье: луч фонарика выхватывал дощатые стенки и деревянные подпорки – ни души...
Бабка в присутствии его чуть расхрабрилась и тоже заглянула в люк.
– Далеко не ходи, – прошептала громко и до озноба проникновенно. – Коль под землю ушли – заклятье поставили! Обратно задом поднимайся и крестись...
У него и впрямь было желание перекреститься...
В офис они вернулись только утром и в том состоянии, когда не помогали даже ни многолетняя привычка к бессонным ночам, ни приобретенные опытом способности переводить свои аналитические возможности на второе дыхание. Кроме тех версий, что были выработаны в первые часы пребывания в Осинниках, другие в голову не приходили.
Далее начиналась неприемлемая их сознанием мистика, противоречащая природе оперативного мышления.
Не сговариваясь, они оба сходились на том, что исчезновение всей семьи Балащуков – дело рук самого Балащука. Или его конкурента и свояка Казанцева. Иначе придется поверить в нечистую силу, колдовство, заклятье, ушкуйников и всей прочей чертовщины, которую они слышали в последние дни. И, чтобы сохранить хоть какое-нибудь здравомыслие, они договорились не разъезжаться по домам, а отдохнуть по паре часов в кабинете и на посвежевшую голову составить хоть какой-нибудь план действий.
Однако замысел нарушила женщина. Едва они вошли в кабинет, как с проходной позвонила охрана и доложила, что на прием к руководству пришла весьма импульсивная и энергичная женщина по имени Эвелина Даниловна и требует немедленной встречи.
Лешуков был сыт по горло общением со старой девой, поэтому замахал руками, но Ремез уже распорядился пропустить.
– А если она что-нибудь знает? – спросил он. – Нет, ее надо послушать!
Профессорша вошла стремительной походкой деловой независимой женщины, правда, этому не соответствовал слишком яркий и броский наряд. На ходу она достала из сумки увесистый пакет и с презрением швырнула его на пол, к ногам Лешукова:
– Возьмите! И скажите спасибо, что я принесла это сюда, а не в прокуратуру!
Судя по скандально-гордому накалу, она должна была бы тотчас же уйти, хлопнув дверью, но что-то ее задержало – возможно услужливо подставленный Ремезом стул.
– Прошу вас, Эвелина Даниловна!
Она сделала одолжение и села, скрестив красивые, обтянутые черными колготками ножки в тонюсеньких босоножках. Лешуков внутренне изумился столь резкому и неожиданному перевоплощению профессора: когда лично вручал этот самый пакет, она выглядела опустившейся домохозяйкой, у которой семеро по лавкам. И еще тогда подумал, что напрасно заготовил сумму в сто тысяч – для нее впору и половина.
Сейчас она тянула если не на леди, то на провинциальную светскую львицу и, самое неожиданное, должно быть, испытывала чувство превосходства.
Опять мистика!
– Полагаю, вы заняты поиском Глеба Николаевича? – не без злорадства спросила она. – Не тратьте напрасно время. Вы его теперь никогда не найдете.
– Вы что-нибудь знаете о нем?
– Теперь я знаю о нем все!
– А где он находится сейчас?
Профессорша загадочно улыбнулась:
– Вот этого я вам ни за что не скажу.
– Понимаете, мы обеспокоены его здоровьем, Эвелина Даниловна, – попробовал растопить лед чекист. – Кому, как не вам, известно состояние...
– Успокойтесь, господа. Глеб Николаевич здоров, и это говорю вам я, психиатр, доктор медицинских наук. Или хотите со мной поспорить?
