Сергей Алексеев - Чудские копи
– Вы отсюда не уйдете. – Законник все-таки дотянулся и поднял трубку внутренней связи.
– Не уйду?! Ха-ха! И вам советую покинуть помещение. Товарищи офицеры, пора нам на покой!
– Странно, отключили внутреннюю связь, – Ремез потянулся к другому телефону, но задержал руку. – Зачем это сделали, Абатуров? Вы что, с ума сошли?
– Нет, еще не совсем! – веселился тот. – И пока в уме, хочу уйти. Чтоб дожить остаток дней в одном духе. А то чую какое-то раздвоение! Была одна жизнь, теперь другая. Там третьей захочется! Что-то не нравится мне это бессмертие, господа бывшие...
Ремез схватил трубку городского телефона, послушал и тут же бросил на аппарат.
– Это что такое?
Шум и возня в приемной заставила всех насторожиться. Через несколько секунд в кабинет задом вбежала секретарша, захлопнула дверь и вцепилась в ручку, пытаясь ее удержать:
– Там люди в черных масках!.. Помогите!..
Ремез бросился к ней на помощь:
– Да что происходит, черт возьми!
– Говорят, нового собственника привели!
– Какого еще собственника?!
Секретарша не выдержала, впустила ручку, и двери распахнулись. Черный вихрь людей в униформе и масках ворвался, будто клуб дыма, моментально рассеялся по кабинету и выставил стволы автоматов. Изза их спин появились двое незнакомых гражданских, уже с открытыми лицами.
– Извините за вторжение, господа, – сказал один и, положив на стол папку, вынул бумаги. – Прошу ознакомиться с документами. Вы еще помните личную подпись президента компании Балащука?
– Что это значит? – опомнился наконец-то Ремез. – Кто такие? Кто вас сюда пропустил?..
– Мы представляем кемеровскую юридическую компанию, – был ответ. – Возьмите личные вещи и покиньте помещение.
Секретарша спряталась за широкую спину Абатурова, а тот трезвел на глазах и наливался багровым неудовольствием. Еще бы мгновение, и он бросился врукопашную, но даже сказать ничего не успел, потому что в дверях оказался Шутов, сопровождаемый судебными приставами.
Наряженный непривычно, в костюм, да еще с галстуком, писатель был почти неузнаваем. И только вихры, взвивающиеся по обе стороны широкой лысины, выдавали в нем прежнего Чертова.
Он сел в кресло Балащука, прокрутился на нем, как на карусели, и засмеялся:
– Ну что, господа? Под белы рученьки выводить? Или своими ножками?.. Кстати, Абатуров, можете остаться. Вы еще сгодитесь... Вы мне станете перья чинить! Перочинным ножичком!
22
Глеб отыскал место в квершлаге, где когда-то вырубал кристаллы пирита, погасил фонарь и, присев на корточки, выждал, пока в зрительной памяти сотрется световое пятно. Потом встал и, держась за стенку правой рукой, пошел назад, в сторону штольни. Этим маршрутом он ходил каждую ночь, давно уже вымерял его шагами и, двигаясь в полной темноте, никогда не спотыкался. В тупике он развернулся, нащупал левую стену и на обратном пути через сто двенадцать шагов точно повернул в узкую щель, где было так легко проходить подростку. Сейчас же он протискивался боком, да и то в некоторых местах чувствовал, как стенки сдавливают грудную клетку и каска все время стукается о низкую кровлю.
Чудские копи начинались сразу же после этого шкуродера – какое-то неведомое, чуткое и дрожащее пространство высоких выработок с колоннами-целиками, где под ногами только глухо шуршал золотой песок. Глеб ни разу не видел его пределов, поскольку не включал фонаря, и не потому, что, как в отрочестве, экономил заряд батареи. Он лишь чувствовал, что оно, это пространство, бесконечно, хотя ясно представлял себе, что такого не может быть, и все равно не зажигал света, чтобы не спугнуть это его трепещущее состояние. Казалось, одно неосторожное движение, громкий стук или яркая вспышка лампочки, и оно схлопнется навсегда, сложится, как складываются крылья бабочки, и станет непроницаемым.
Он наугад отыскал каменный столб и сел у его подножия. Было очень тепло, а от часовой непрерывной ходьбы так и вовсе жарко, поэтому Глеб снял каску и осторожно смахнул пот со стриженой головы.
Если Айдора приходила на эти свидания, то появлялась всегда в одно и то же время – на утренней заре, хотя он никогда не смотрел на часы. Зрение настолько привыкало к абсолютному мраку, что он замечал призрачные отблески светоча где-то в глубине копей, и потом уже безотрывно смотрел, как она приближается, и, по сути, зазывал, приманивал ее взглядом. Стоило моргнуть, как она исчезала, и надо было снова, замерев и затаив дыхание, глядеть во тьму, чтобы увидеть свет.
Чаще всего он возвращался из этого дрожащего пространства земных недр, не позрев даже отблеска, но ничуть не расстраивался, зная, что следующей ночью она обязательно придет.
На сей раз Айдора появилась вовремя. Радужный луч возник сначала как едва теплющаяся свеча и стал медленно приближаться. Глеб не видел ее – чудская дева заслонялась светочем, как щитом, но слышал шаги, мягкое шуршанье плаща и знал, что она.
Как всегда Айдора остановилась на каком-то расстоянии от него, определить которое было невозможно из-за слепящего света, бьющего в лицо, и, оставаясь незримой, сказала всего одно слово:
– Пора.
– Сколько еще осталось? – спросил он.
– Три шага.
– Всего-то?!
– Еще три шага, и ты откроешь Кайбынь.
Геофизики давали как минимум тридцать метров сплошного завала.
– Ты меня встретишь на той стороне?
– Придешь один – встречу. Вставай и иди!
Глеб проснулся ослепленным и еще несколько минут не открывал глаз, находясь одновременно в двух мирах.
Солнце било в окно вагончика, яркий свет падал ему на лицо, но это уже был этот свет, видимый даже сквозь веки.
А на этом свете с раннего утра начинался шум: сначала запускали электростанцию, потом компрессорные установки и дизеля транспортной техники. Под этот все возрастающий гул он перевел шаги в метры, и получилось примерно два с небольшим.
Это было расстояние, которое их разделяло. Расстояние в одну рабочую смену, хотя геофизики утверждали, что впереди еще почти месяц работы.
Глеб верил тому, что говорила Айдора...
Устье штольни в горе Кайбынь взорвали в девяносто пятом году, когда начиналась массовая тяга к отдыху на природе и вездесущие туристы, и не только они, полезли во все дыры, щели и норы, испытывая извечную тягу проникнуть в земные недра. Вход сначала просто замуровали диким камнем, но кладку разобрали быстрее, чем встал раствор. Сначала оттуда выдрали кабели и все, что содержало цветные металлы, затем вывезли и сдали в чермет вагонетки и рельсы. В среде искателей приключений будоражащими воображение волнами расходился слух, будто в этой штольне, и особенно в боковых выработках, кроме самородной меди есть коренное золото, которое достаточно легко добыть с помощью кувалды и долота.
