Кэтрин Вебб - Наследство
— И скоро уедешь, да?
— Да. Скоро. После Нового года.
— Так и будешь жить без оглядки назад? — Я так и чувствую горечь этих его слов.
— Да. — Голос Бет уже не так тверд.
От холодного воздуха меня пробирает дрожь, я умираю от желания узнать то, что знают они, вспомнить это.
— Ну, тогда я пошел. — Кажется, Динни признал поражение. — Поблагодари от меня Эрику. Надеюсь… надеюсь, мы еще увидимся, Бет, прежде чем ты исчезнешь.
Я не слышу, что отвечает Бет, только хлопок двери и неожиданный громкий вздох, как если бы тысячи невысказанных слов разом вырвались из ее груди, отозвавшись гулким эхом под высоким потолком холла.
Я еще какое-то время медлю на лестнице, прислушиваюсь к шагам Бет, входящей в кабинет. Слышу, как скрипит кресло, когда она резко садится в него, и больше ничего. Проще было бы, думаю я, выжать признание из этих каменных стен, чем из моей сестры. Расстроенная, я возвращаюсь на чердак, забыв о прежнем пиетете перед стариной, рывком поднимаю крышку красного чемодана и снова перебираю пожитки Кэролайн. Здесь наверняка должно найтись еще что-то, что я пропустила. Какая-то подсказка, которая расскажет, кем был тот младенец на фотографии и что с ним стало. Которая объяснит мне причину лютой ненависти Кэролайн к Динсдейлам, настолько сильной, что из-за нее в душе не осталось места даже для любви к собственной дочери. Но вот я выгребла из него все, а ничего не прояснилось. Я прекращаю поиски и, присев на корточки, замечаю, как дрожат руки. Нагнувшись, я собираюсь положить на место один из бумажных свертков, как вдруг взгляд падает на что-то, чего я до сих пор не заметила. Бумага, которой оклеено дно чемодана, надорвана и в одном месте отошла. А под оторванной бумагой что-то спрятано, так что виден только уголок. Это конверт. Я вынимаю его, вижу, что он надписан не рукой Мередит. Сердце колотится, пока я читаю письмо.
Вскочив на ноги, я несусь в кабинет. Огонь в камине пожирает внушительное полено, распространяя жар.
— Бет! Я нашла кое-что! В вещах Кэролайн, — объявляю я.
У Бет напряженный вид. Она еще не простила меня за то, что я наговорила у пруда.
— Что там? — спрашивает она без выражения.
— Это письмо к Кэролайн, я нашла его за бумагой, которой обклеен ее чемодан, и оно очень древнее, написано еще до ее приезда в Англию. Ты только послушай!
Конверт очень маленький, бумага внутри совсем ветхая, чернила совсем выцвели и стали бледно-бурыми. Страницы в пятнах, надорваны и потерты — видимо, за долгие годы письмо не раз читали и перечитывали. Я разворачиваю их как можно аккуратнее — бумага того и гляди порвется на сгибах. Местами я едва различаю написанное, но этого вполне, вполне достаточно, чтобы подтвердить мою гипотезу.
— 22 апреля 1902 года, — читаю я. — Душечка моя Кэролайн! Я получил твое письмо и страшно огорчился, узнав, что ты не получала моего — что ты, кажется, до сих пор не получила от меня ни одного письма! Уверяю тебя, я писал и пишу тебе почти каждый вечер. Я тут весь в хлопотах, еще многое предстоит подготовить в ожидании твоего приезда, потому что к вечеру я просто валюсь с ног, но клянусь, однако, что заботы не мешают мне постоянно думать о тебе. Нам сильно мешает весенняя непогода — позавчера прошел град величиной с мой кулак, таким можно убить человека! Этому дикому краю, любимая, отчаянно нужна нежная и ласковая женская ручка, которая бы его укротила! И я уверен, никаким бурям меня не испугать, когда ты будешь здесь, рядом с мной.
Прошу, не огорчайся из-за отъезда твоей тетушки — здесь ты обретешь дом и самую любящую семью! Я понимаю, тебя беспокоит, что расстаетесь вы с ней не по-хорошему, но наверняка… — Не могу разобрать, что тут дальше. Почти целый абзац неразборчиво, — объясняю я Бет. — Я заметил это, еще когда… Мне больно, что… Наберись терпения, уже совсем немного осталось ждать, любимая моя, ты и не заметишь, как мы будем вместе. Я уже наметил место рядом с домом, где разобью для тебя сад. Я ведь помню, ты, говорила, как бы тебе хотелось иметь сад. Так вот, у тебя он будет, твой собственный, ты сможешь посадить в нем все, что захочешь. Почва тут не очень плодородная, песчаная, но на ней много чего растет и цветет. И ты расцветешь здесь, родная моя, я это знаю. Сердце каждый день напоминает мне о тебе, я горюю, что тебя нет, и благодарю Господа, что скоро мы будем вместе… — Далее снова большой кусок, который мне совсем не удалось разобрать: тут пятно, похоже, он промок от чего-то…
Я обрываю себя, просматривая страницы до конца.
— И вот окончание: Жду не дождусь, когда я снова увижу тебя, и мое сердце наполняется радостью оттого, что скоро уже ты отправишься в путь. Не горюй, родная, осталось совсем немного, скоро мы будем вместе до конца наших дней. Всегда твой, К.
— Ну, что ты на это скажешь?
— Так она была замужем! — восклицает Бет.
— Похоже на то, хотя тут ничего не сказано про брак, но никакие другие объяснения мне в голову не приходят. Я не представляю, как иначе кто-то написал бы такое письмо — о том, что они начинают совместную жизнь, что у нее будет новая семья и все прочее.
— Куда она ездила? Что там на марке?
Я внимательно рассматриваю конверт:
— Ничего не разглядеть. Надписи, штампы — все стерлось.
— Как жалко. Может, она собиралась к нему, чтобы выйти замуж, но что-то случилось и помешало ей туда отправиться.
— А как же тогда ребенок?
— Да, правда. Значит, она потеряла и мужа, и ребенка еще до того, как приехала сюда. Сколько же лет ей тогда было?
— Двадцать один, по-моему. Она как раз вступила в права наследства.
— Как странно, и ничего об этом в ее брачном свидетельстве, ничего не было известно до сих пор! Поразительно, как все это могло быть забыто? — размышляет Бет.
Я пожимаю плечами:
— Кто знает? Если она с ним развелась, то хотела, возможно, сохранить это в тайне? Мэри сказала, что Кэролайн вообще не любила вспоминать свою молодость. Может, ей было что скрывать? А вспомни то письмо от тети Б., которое я тебе показывала, там упоминаются некие события в Америке и говорится, что их нужно в Америке и оставить. Она же явно опасалась какого-то скандала. Если бы ее муж умер, в брачном свидетельстве с лордом Генри было бы обозначено, что она вдова. Наверное, она от него сбежала. А если у нее к тому же умер ребенок, первенец, это может объяснить, почему она всегда была такой холодной, непроницаемой…
Бет неожиданно отворачивается.
Она не упомянула о том, что заходил Динни. Не передала его благодарность, и мне никак не выяснить, умышленно она так поступила или просто забыла, не признавшись при этом, что я подслушала их разговор. Но мне узнать не терпится. Просто невозможно удержаться, так хочется послушать, что ответит мне Бет.
