Андрей Школин - Прелести
— Да, вроде…
— Телефон мой ты знаешь, запомни наизусть, с собой не таскай. Звони, если что. Ну всё, иди, не светись здесь лишний раз…
Можно было бы не описывать эту поездку в Германию, если бы не одно «но». Через несколько лет сам президент Украины Леонид Кучма будет просить европейское сообщество сделать для Украины исключение и снять на время мораторий на приведение в исполнение приговора о смертной казни для этого «хлопчика» Валеры. До сих пор не выяснено, сколько десятков жизней загубил в Западной Украине этот, как его называют в газетах, «прикарпатский маньяк» до того, как он несколько лет отсиживался в Германии, и после того, как вернулся на Родину. Писали, что в некоторых деревнях он истребил больше населения, чем фашисты во время войны. К нему, по незнанию, меня и отправил Владимир Вагнер.
Рано утром я добрался до Бибераха. Общаясь на ломаном русско-английском языке, с добавлением немецких «данке шён» и «битте шён», всё же выяснил у местных жителей, что Биркенштадт находится в семи километрах от их города, и туда не ходят ни поезда, ни автобусы, ни оленьи упряжки, а добираются в сей населённый пункт люди исключительно на своих авто. У меня своего авто не было. Пошёл пешком. Дошёл.
Биркенштадт оказался типичной немецкой деревней. Строения в основном двухэтажные, кругом асфальт, подстриженные газоны, есть свой банк, а на перекрёстках улиц работающие светофоры. Оставалось найти дом, где проживал этот самый Валера.
Я долго бродил по улицам, которых, кстати, было всего две или три, высматривая нужный номер. Наконец, на самой окраине обнаружил серое двухэтажное здание без каких-либо ограждений и дворовых построек. Вошёл в открытую дверь и попал ни то в общежитие, ни то в коммуналку. Навстречу вышли два вьетнамца, маленькие и зашуганные.
— А где тут русский живёт, Валера?
Они ни черта не поняли, улыбаясь, обошли с двух сторон и выпорхнули на улицу.
По скрипучей, грязной, деревянной лестнице поднялся на второй этаж и принялся стучаться во все двери. Каких только лиц не насмотрелся. Видимо, население этого странного дома было представлено всеми пятью континентами. Вьетнамцы, индийцы, китайцы, албанцы, негры, арабы, болгары, югославы… Русского среди населения гетто (а другим словом этот свинарник не назовёшь) не было. Причем на мой вопрос: «Где?» — одни испуганно захлопывали двери, а другие начинали махать руками и корчить рожи.
Я уже отчаялся отыскать Валеру и всерьёз начал подумывать о том, не поджечь ли весь этот притон, дабы в дыму пожара услышать крик о помощи на русском языке. Но один болгарин всё же понял, о ком идёт речь, и проводил меня на первый этаж, в комнату возле туалета, единственного, кстати, на всё здание.
— Я-я! — в ответ на мой стук, раздался из-за двери голос, и не понятно было, что это — русское местоимение или немецкое «да-да».
Открыл дверь и вошёл вовнутрь. В комнате горел электрический свет. Окна не было совсем. На диване лежал хозяин и смотрел телевизор.
— Привет. Тебя Валерой зовут?
Он сначала растерялся, а потом удивлённо приподнялся со своего места.
— Во! Русский, что ли?
— Русский, русский.
— А откуда?
— Из Парижа, от Вагнера.
— Ну так заходи, — он вскочил и засуетился. — А я вначале даже опешил, с непривычки родной язык не узнал. Раздевайся.
Комнатка была тесной. Диван, стол, телевизор, шкаф и холодильник занимали почти всё пространство. Снял куртку, бросил в угол сумку и присел на край дивана. Хозяин уселся передо мной на стуле.
— Рассказывай, какими судьбами.
— Как какими? Ты Вагнеру звонил?
— Звонил.
— О делах каких-то говорил?
— Говорил.
— Вот я и приехал.
— Понятно, понятно. О делах потом. Чай будешь?
— Буду.
Он включил электрочайник, зачем-то вышел, потом опять вошёл. На вид Валерию было лет двадцать семь, на голове небольшая залысина.
— Ну, как там Вагнер? — опять присел он на стул.
— Нормально. А что с ним может произойти?
— Ясно… Кто тебе мою комнату показал, или сам нашёл?
— Ага, в этих джунглях найдёшь кого-то. Парень какой-то помог. Болгарин или югослав.
— Здесь и тех и тех хватает. Я потом узнаю.
— А что это тут у вас за филиал ООН такой? Кого только не встретил, пока тебя разыскивал.
— Ну да, — засмеялся Валера. — Точно типа ООН. Здесь ведь хаим. Общежитие для тех, кто политическое убежище попросил. Пока дела рассматриваются, так и живут.
— И ты политическое убежище попросил?
— Вроде того.
— И как давно?
— Три года скоро будет.
— Три года? — я удивлённо обвёл рукой помещение. — Три года в этом сарае?
— А что делать, — он, оправдываясь, поднял вверх ладони. — Другого мне сейчас не дадут, а на пособие квартиру не снимешь. Тем более из Биркенштадта выезжать нельзя.
— И что, рассчитываешь получить это убежище?
— Если честно, нет. Сейчас выходцам из Восточной Европы почти не предоставляют. У нас там демократия.
— А чего ждёшь?
— А что делать? — ответил он вопросом на вопрос. — В легион, что ли, завербоваться?
— Куда?
— Во Французский Иностранный Легион. Туда многие когти рвут. Но только меньше чем на пять лет контракт не подпишешь, а пять лет — сам понимаешь…
— Так ты уже три года в этой дыре торчишь, какая разница? Может, тебе тут нравится?
— Смеёшься, что ли?
— Нет, не смеюсь, устал просто. Давай, наверное, чай попозже попьём, а сейчас я вздремну маленько. Просплюсь, ворчать перестану. Там и поговорим посерьёзнее. Добро? Куда лечь?
— А? Да вот на диване ложись, — опять подскочил Валера. — Спи, я пока в магазин схожу.
* * * Разбор полётов:Долго не мог понять, где нахожусь. Взлетел вверх, сфокусировал образ Территории-2 и приземлился на знакомом месте. Внизу разглядел Енисей.
Прошёлся по тропинке, спугнул двух чёрных воронов и остановился, следя за кругами, которые описывают надо мной эти птицы-долгожители.
Солнце было скрыто тучами, деревья уже скинули листву, но снега ещё не было. Поздняя осень.
Начинало темнеть. Значит, я попал в конкретное время. Разница между Биркенштадтом и Красноярском составляла шесть часов. В Германии часов одиннадцать утра. Здесь, соответственно, около пяти вечера.
Дул ветер. Видимо, было прохладно, хотя я совсем не чувствовал температуру воздуха. Одет был в ту же куртку, в которой приехал в Европу. Интересно…
Вспомнил, как я убегал от полиции. Легко и непринуждённо. Тогда оба тела оказались в одной временной и пространственной плоскости. Одно убежало, другое нет. Может быть, стоило помочь основному коню?
Почувствовал, что просыпаюсь. Резко взлетел вверх, до смерти напугав воронов. Когда картинка наладилась, приземлился на то же место.
Захотел увидеть Елагина. Через секунду он стоял рядом. Совершенно пустой — зомби. Понятно, он сейчас никак не может спать. В это время Саня всегда на работе. Отправил обратно.
Вытянул Бобылева. Та же история. Зомби. Отправил вслед за Саней. Вызвал ещё пару знакомых — то же самое. И вдруг, не знаю почему, подумал о погибшем год назад Антоне Красновском. Подумал и непроизвольно вытянул его сюда, на берег Енисея. Он стоял закутанный в какой-то серый плащ, и ветер рвал и разбрасывал его светлые волосы. Самым поразительным в этом являлось то, что Антон не был пустым зомби.
— Привет, Андрюха, — первым поздоровался Антон.
— Привет, вот уж кого не ожидал встретить, — я стоял к нему в пол-оборота и внимательно следил за действиями гостя. — Добро пожаловать на землю.
— Спасибо, — улыбнулся он. — Тебе тоже, добро пожаловать.
— Даже так? — я покачал головой и усмехнулся.
— Ты чего так настроен агрессивно? — перестал он улыбаться. — Ты ведь меня позвал?
— Да уж ладно, Антон, не сердись, сам должен понимать, — замялся, не зная, что сказать. — Непривычно, просто…
— Ну, теперь-то привыкнешь, — он отвернулся от меня и поглядел на реку. — Если я тебе не нужен, то, наверное, пойду?
— Иди.
— Ну, пока… — Антон развернулся и просто зашагал сквозь кусты вдоль тропинки.
Я провожал его взглядом до тех пор, пока он не скрылся совсем.
Затем долго лежал с открытыми глазами на диване, прокручивая в памяти все подробности этой встречи. Да уж. Чем дальше в лес…
* * *По рассказу моего очередного нового знакомого, я выяснил, что родом он из Западной Украины. В двадцать лет, отчаявшись найти место в жизни на благодатной украинской почве, решил перебраться в более, как ему казалось, перспективное и цивилизованное место — город Ленинград. Прожил там несколько лет, мотаясь по общагам и, не обнаружив ни манны небесной, ни гречки земной, решил, что и Питер не отвечает его внутренним потребностям. Занимался в основном перепродажей шмоток на барахолке, то есть являлся, говоря языком более ёмким, барыгой-спекулянтом. Накопив в результате этой деятельности некоторую сумму денег, уехал в Париж. Но там, как оказалось, его тоже не ждали с распростёртыми объятиями. Тысячи идиотов уезжали на Запад, где, как им мерещилось из Совка, можно, не ударив палец о палец, жить припеваючи. В итоге западное общество пополнялось новыми поломойками, мусорщиками и безработными иждивенцами.
