Джудит Леннокс - Призрак былой любви
Макс купил в Сенте велосипедную шину и повесил ее на бензонасос, чтобы Сесиль увидела, когда будет ехать мимо.
— Для меня? — спросила она, улыбаясь, и затормозила.
Он заменил стершуюся шину, и в воскресенье она снова явилась с корзиной, полной продуктов. Он надеялся, что она приедет. На этот раз они ели курицу в вине, на десерт — ягоды.
Пообедав, они перебрались в неухоженный сад с разросшейся смоковницей. Там же можно было спуститься в погребок, где Макс хранил вино. Он расстелил на траве старое одеяло. Сесиль стала рассказывать ему про небольшой виноградник, доставшийся ей в наследство от отца. И про женщину, которая владеет магазином одежды в Сенте. И про то, что у нее есть кузина, она выходит замуж в июле. И про то, что школьный учитель любит вино, а хозяин табачной лавки встречается с женой кондитера. И про давнюю вражду между владельцами двух соседних виноградников.
— Ну надо же, — протянул Макс, глядя на Сесиль. — Я и не подозревал, что здесь кипят такие страсти.
Она улыбнулась, но его слова не прокомментировала. Потом спросила:
— А у вас что?
— У меня? — Макс отвел глаза. — Держу эту дряхлую мастерскую. Все.
— Вы англичанин?
Он кивнул:
— Истинный.
— Для англичанина у вас просто дивный французский, месье Франклин.
— Я несколько месяцев жил в Париже. — Внезапно вспомнилось, как они с Тильдой шли по набережной Сены, пытаясь представить, чем обернется для них война.
— Но вы ведь не всегда занимались ремонтом машин и велосипедов, верно, месье Франклин?
— С чего вы это взяли?
Она пожала плечами.
— Вы — джентльмен. Английский джентльмен.
Убийственный приговор.
— Я работал в одной английской газете, — объяснил он. — Так и оказался в Париже — в качестве иностранного корреспондента.
— А-а, — произнесла она. — Но?..
— Но мне это дело разонравилось, — невеселым тоном сказал он.
— Вам больше нравится возиться с промасленными двигателями… с бензонасосом…
— Угадали.
Она встала.
— Что ж, пойду помою посуду.
— Не утруждайте себя. Я потом сам помою.
Она посмотрела на него.
— Только если вы позволите приготовить для вас обед в следующее воскресенье.
На ней была соломенная шляпа, с собой она принесла корзину со снедью для пикника. Они сели в разбитый «пежо» Макса, который он отремонтировал для себя, и поехали к устью Жиронды — к болотам, песчаным отмелям и устричным лавкам на хрупких сваях, будто подвешенным над водой. Сесиль выложила на циновку холодного цыпленка, салат, хлеб, малину. Макс охладил в реке бутылку белого вина. Пока они ели, Сесиль называла ему птиц, слетавшихся к серебристым зарослям по берегам Жиронды.
Когда в миске осталась одна ягодка, Сесиль взяла ее и положила Максу в рот. Потом поцеловала его. Ее губы имели вкус малины и вина, кожа пахла миндалем, руки, покоившиеся на его плечах, были холодными и мягкими. Он отстранился от нее. Она вопросительно посмотрела на него.
— Будем просто друзьями, Сесиль, — сказал он. — Ладно?
— Макс. — Она улыбнулась. — Истинный англичанин.
Тильда понимала, что должна подвести черту, смириться с тем, что она потеряла Макса, и начать жить с чистого листа. Она надеялась, что, покинув Саутэм, сумеет забыть прошлое. Однажды она так уже поступила — сбежала в Лондон, когда Сара сообщила ей, что ее отец — Эдвард де Пейвли.
Но на этот раз воспоминания не отпускали. Она вспоминала себя вместе с Дарой, их близость. Вспоминала лицо Макса, когда он сказал ей: «Ты мне обещала». Вспоминала Джосси в стареньком «бентли» с нерожденным ребенком, застрявшим в ее бездыханном теле. Работа по дому не мешала думать. Что бы она ни делала — мыла пол в доме, выпалывала сорняки в саду, — она вспоминала. Чтобы хоть как-то занять свой ум, она сходила на собрание «Женского института»,[59] где женщины, с любопытством глядя на нее, стали расспрашивать ее про мужа. Опасаясь вопросов о прошлом, она отклоняла дружеские приглашения на чаепития — говорила, что у нее много дел. К тому же бытовые мелочи, кулинарные конкурсы на лучший пирог без яиц — все это не отвлекало от тяжких дум. Чувство вины, списки покупок, заботы о детях — просто голова шла кругом.
Она увидела объявление Просветительской ассоциации рабочих, организующей лекции в Оксфорде, и записалась на цикл лекций об ООН. Одна из них была посвящена работе ЮНИСЕФ — Детского фонда ООН, основанного в конце 1946 года для оказания помощи матерям и детям, пострадавшим во время войны. После в ходе развернувшейся дискуссии Тильда упомянула про свою работу в рамках программы Kindertransporte. Потом глянула на часы и, увидев, что уже половина десятого, схватила свою сумку и помчалась на автобус.
Она бежала по тротуару и вдруг услышала за спиной топот.
— Постойте! — окликнул ее чей-то голос. — Подождите… да не спешите же вы так…
Она приостановила свой бег, обернулась. Запыхавшийся молодой парень протянул ей руку.
— Арчи Рейфел. Я был на лекции. Сидел через несколько рядов позади вас.
Тильда пожала ему руку.
— Рада познакомиться, мистер Рейфел, но мне нужно бежать, а то на автобус опоздаю.
— У меня машина. Я вас подвезу. — Он пошел рядом, стараясь не отставать от нее. — Я просто хотел сказать… это ведь вы на лодке переплыли Северное море, да?
Тильда резко остановилась. Парень от неожиданности налетел на нее и извинился, приподняв шляпу. Она вновь зашагала, очень быстро.
— Это была не лодка, а яхта. И ею управлял Феликс, а не я.
Парень будто и не слышал ее. Увы, история повторялась.
— Я видел вашу фотографию в газете. А у меня хорошая память на лица. И вы только что говорили про Kindertransporte. И еще: я знаю Гарольда Сайкса… вернее, его дочь, Лотти. Она воображает себя Джинджер Роджерс,[60] но вообще-то ей до нее далеко.
Арчи Рейфел, с волосами как пакля, был примерно одного роста с Тильдой. «Ему, должно быть, лет двадцать пять», — предположила она.
— Мне правда пора, мистер Рейфел.
Глянув на дорогу, она увидела, что приближается ее автобус. Она кинулась к обочине, замахала руками, пытаясь его остановить. Автобус прогромыхал мимо.
— Вот зараза.
— Простите, ради бога. Это я во всем виноват. Позвольте я вас подвезу, — снова предложил Арчи и добавил: — Можете на меня положиться. Я очень внимателен и осторожен за рулем, езжу со скоростью не более тридцати миль в час. И я — воплощенное благородство…
Похоже, ничего другого ей не оставалось.
— Вы очень добры, мистер Рейфел. Надеюсь, вы не пожалеете о своей доброте, когда узнаете, где я живу.
— Неужто в Эдинбурге? — Он широко улыбнулся.
— В Вудкотт-Сент-Мартине.
— Это почти одно и то же. Пойдемте. Мой автомобиль припаркован у колледжа. Опомниться не успеете, как я домчу вас домой, Мод… нет, не то. — Он наморщил лоб. — Не подсказывайте. Черт, на языке вертится. Мэри… Миллисент…
— Матильда, — представилась она, положив конец его мучениям. — Матильда Франклин. Но все зовут меня Тильдой.
В дороге Арчи попытался завести разговор о событиях 1940 года. Тильда смотрела на мелькающие мимо пейзажи. Фары выхватывали из темноты густые кроны деревьев, золотили листву.
— С моей стороны это была большая глупость, — сказала она, — и вообще, много воды утекло с тех пор. Я не хочу об этом говорить, мистер Рейфел. Я никогда об этом не говорю.
— Но мистер Сайкс…
— Гарольд почти все выдумал. Работа у журналистов такая.
Когда они подъехали к дому, она увидела сидящую на бордюре Рози. Тильда открыла дверцу машины.
— Рози?..
— Мне нужно было тебя увидеть, Тильда! Я должна была приехать домой! Ненавижу Ричарда! В жизни больше слова ему не скажу! — Заливаясь слезами, Рози затараторила по-немецки.
В лице Арчи Рейфела отразился интерес. Тильда вылезла из машины и, поворачиваясь к нему спиной, сказала сурово:
— Рози из тех детей, что прибыли в Англию в рамках программы Kindertransporte. На пароме до Хариджа, поездом до Ливерпуль-стрит. И никакого героизма. Спасибо, что подвезли. — Она захлопнула дверцу машины.
После уроков они ждали на остановке автобус. К ним подошел мальчик из соседней школы, пригласил Кейтлин на свидание.
Она пожала плечами.
— Хорошо. — Ее впервые пригласили на свидание. Торжествующая, она повернулась к Мелиссе. — Скажи Тильде, что я на занятии по теннису, или еще что-нибудь придумай.
Она зашагала по тротуару, вдогонку ей понеслись вопли протестующей Мелиссы. Мальчик — его фамилия была Чарльтон — не спешил заводить разговор, она тоже молчала, и постепенно радостное чувство начало исчезать. Она глянула на него, и при виде серого ворота его рубашки и неряшливого свитера к ней вернулись неудовольствие и скука.
