Кен Кизи - Когда явились ангелы (сборник)
Д – р В у ф н е р: Добрый день. Все удобно устроились? Хорошо. Пользуйтесь, пока удобно. Это может недолго продлиться.
Группа располагается на солнечной лужайке. Над ней – ацетиленовое небо. Позади за скалами – пенная пасть Тихого океана. Впереди, за столом под навесом сидит мужчина лет под семьдесят; напротив него – свободный стул. У мужчины лысая голова, шелушащаяся от загара, и неопрятная козлиная бородка. Очки сидят на носу косо, сигарета свисает с губ.
Он снимает очки. Его взгляд переходит с лица на лицо, и в конце концов все начинают ежиться. Тогда он начинает говорить. Манера речи – аристократическая, но в голосе явно слышится презрение, как звон лезвий под элегантным плащом.
Д – р В у ф н е р: Прежде чем спросить, есть ли среди вас желающий взаимодействовать со мной, я проясню свою позицию. Во-первых, прошу вас забыть все, что вы слышали о «Суперпсихиатре», «Харизматическом манипуляторе», «Славном старом селадоне» и т. д. Я катализатор и только. Я вам не врач. Я вам не спаситель. Не судья, не раввин, не инспектор по надзору за условно-досрочными освобожденными. Короче, я не ответствен за вас. Если я перед кем и ответствен, то перед собой – хотя и в этом сомневаюсь. Мне с детства говорили: Клаус, ты гений. Я смог это допустить лишь несколько лет назад. Но – примерно на месяц. Потом я понял, что мне не по нутру ответственность, требующаяся от гения. Предпочитаю быть «Славным старым селадоном».
Группа хихикает. Он ждет, когда они перестанут.
Итак, я не Папа Гений, но могу играть Папу Гения. Или Папу Бога, или Маму Бога, и даже Бога Стены плача. Я могу играть эту роль в интересах терапии.
Моя терапия вполне проста. Я пытаюсь заставить вас осознать себя в здесь-и-сейчас и воспрепятствовать любой вашей попытке отвертеться.
Для терапии я использую четыре инструмента. Первый – это мои знания и опыт… мой возраст. Второй – свободный стул напротив – Электрический стул. Сюда приглашаю вас сесть, если хотите со мной работать. Третий – моя сигарета. Кого-то она может раздражать, но я шаман, и это мой дым.
И наконец, номер четыре – тот, кто хочет поработать со мной, здесь и сейчас, над некоторыми снами. А? Кто хочет действительно поработать с герром доктором, а не просто его подурачить?
Б и л л: Хорошо, я попробую. (Встает с травы, садится на стул, представляется дурашливым голосом.) Я Уильям С. Лотон, – если точнее, Уильям Лотон, капитан добровольной пожарной дружины Болинаса. (Долгая пауза, десять – пятнадцать секунд.) В общем, просто Билл.
В у ф н е р: Здравствуйте, Билл. Нет, не меняйте позу. Что вы отмечаете в позе Билла?
В с е: Нервная… Настороженная.
В у ф н е р: Да, Билл одет в сложный церемониальный доспех. Разнимите руки, Билл, откройтесь. Так, уже лучше. Что вы сейчас испытываете?
Б и л л: Мандраж.
В у ф н е р: Итак, мы переходим от сценических лат к страху перед сценой. Мы маленький встревоженный школьник, которому предстоит выход. Разрыв между «там» за кулисами и здесь часто наполнен не находящей выхода энергией, ощущаемой как тревога. Хорошо, Билл, расслабьтесь. Есть у вас сон, над которым мы можем поработать? Хорошо. Это недавний сон или повторяющийся?
Б и л л: Повторяющийся. Раза два в месяц мне снится противная змея, она всползает по мне. Нет, я знаю, это довольно банально, по Фрейду…
В у ф н е р: Неважно. Вообразите, что я Билл, а вы змея. Как вы по мне всползаете?
Б и л л: По вашей ноге. Но мне не нравится быть змеей.
В у ф н е р: Это ваш сон, ваше порождение.
Б и л л: Ладно. Я змея. Я ползу. На пути у меня ступня. Я переползаю через нее…
В у ф н е р: Ступня?
Б и л л: Что-то. Неважно. Может быть, камень. Безразлично.
В у ф н е р: Безразлично?
Б и л л: Ну, что-то бесчувственное. Неважно, если ты ползешь через бесчувственную вещь.
В у ф н е р: Скажите это группе.
Б и л л: К группе я не так отношусь.
В у ф н е р: Но к ступне так относитесь.
Б и л л: Не я так отношусь. Змея так относится.
В у ф н е р: А? Вы не змея?
Б и л л: Я не змея.
В у ф н е р: Скажите нам, что еще вы «не». Я не змея. Я не…
Б и л л: Я не… противная. Я не ядовитая. Я не холоднокровная.
В у ф н е р: Теперь скажите это о Билле.
Б и л л: Билл не ядовитый, не холоднокровный…
В у ф н е р: Смените роль, говорите со змеей.
Б и л л: Так почему ты ползешь по мне, змея?
В у ф н е р: Смените роль. Продолжайте менять.
Б и л л: Потому что ты не важен. Не имеешь значения.
– Имею!
– Да ну? Кто сказал?
– Все говорят. Я важен для города. (Смеется, снова говорит дурашливым голосом.) Капитан Билл, пожарный. Борец с огнем.
В у ф н е р (за змею): Да ну? Тогда почему у тебя ступня холодная? (Смех.)
Б и л л: Потому что она далеко от моей головы. (Опять смех.) Но я понимаю, к чему вы клоните, доктор; конечно, моя ступня важна. Она моя часть.
В у ф н е р: Пусть змея это скажет.
Б и л л: А? Ступня важна.
В у ф н е р: Теперь смените роль и отнеситесь к мисс Змее с уважением. Разве она не важна?
Б и л л: Думаю, вы важны, мисс Змея, где-то на великой лестнице Природы. Вы контролируете вредителей, мышей, насекомых и… меньших тварей.
В у ф н е р: Пусть змея вернет комплимент капитану Биллу.
Б и л л: Вы тоже важны, капитан Билл. Я это признаю.
В у ф н е р: Как вы признаете важность капитана Билла?
Б и л л: Я… ну, потому что он мне так сказал.
В у ф н е р: И только? А разве капитан Билл не контролирует меньших со своей более высокой ступени природной лестницы?
Б и л л: Кто-то должен указать им, как вести себя там, внизу.
В у ф н е р: Внизу?
Б и л л: У насосов, когда ползают в растерянности… со шлангами, про дым и прочее.
В у ф н е р: Понятно. Как же эти меньшие опознают вас в дыму и растерянности, капитан Билл, чтобы выполнить ваши указания?
Б и л л: Ну… по моей каске. По одежде. Капитану выдают особую форму со светоотражающими полосами на куртке и сапогах. Блеск! А на каске знак различия, такой щит…
В у ф н е р: Вот оно, люди! Вы поняли? Те же самые доспехи, в которых вышел он на сцену, – щит, каска, сапоги – полный гардероб фашиста! Мисс Змея, капитану Биллу необходимо сбросить кожу, вы не думаете? Расскажите ему, как сбрасывают кожу.
Б и л л: Ну, я… ты… растешь. Кожа обтягивает все туже и туже, так туго, что лопается на спине. И ты из нее выползаешь. Больно. Больно, но надо это сделать, если хочешь… подождите! Понял! Если надо расти! Я понял вас, доктор. Выползти из доспехов, даже если больно? Ладно, могу потерпеть боль, раз нужно.
В у ф н е р: Кто может потерпеть боль?
Б и л л: Билл может! Думаю, у меня хватит сил, чтобы перетерпеть небольшое унижение. Я всегда говорил, что, если личность по-настоящему сильная, она может…
В у ф н е р: Но-но-но. Никогда не сплетничать о том, кого здесь нет, особенно если это вы. Кроме того, когда говорите «личность», лучше произносить ее с маленькой буквы. Заглавная «Л» ушла в прошлое вместе с такими мифами, как вечный двигатель. И наконец, Билл, еще одно. Скажите, пожалуйста, что такое важное вы увидели там… (Поднимает палец и показывает на неопределенное место в пространстве, куда устремлен задумчивый взгляд Билла.) …что мешает вам смотреть сюда? (Пальцем прикасается к щеке под глазом, пронзительно голубым, оттягивает кожу так, что глазное яблоко, кажется, наклонилось вниз, словно неподкупный судья со своей священной скамьи.)
Б и л л: Извините.
В у ф н е р: Вернулись? Хорошо. Чувствуете разницу? Покалывание? Да? То, что вы чувствуете сейчас, – это «Ты» Мартина Бубера, «Дао» Чжуан Цзы. А когда пытаетесь улизнуть, вы разделены, как кьеркегоровский человек с двоящимися мыслями или «человек нигде» Битлов. Вы ничто, нигде, абсолютно ничего не значите, какую бы ни носили форму, и не морочьте мне голову кретинскими ссылками на мнение ваших горожан. Освободите стул. Ваше время истекло.
Тон Вуфнера многие коллеги считали чрезмерно язвительным. После семинара, в ванне с продвинутыми учениками, он выходил далеко за границы язвительности. В этой охоте за нутряным жиром он вонзал презрение, как гарпун, потрошил сарказмом, как разделочным ножом.
– Итак? – Старик погрузился под девушку и под воду еще глубже, до выпяченной нижней губы. – Der Kinder, кажется, заинтересовались законом укупоренной динамики? – Его пронзительный взгляд переходил с лица на лицо, но я чувствовал, что острие направлено на меня. – Тогда вас также, вероятно, заинтересует маленький бесенок, обитающий в этом сосуде, – демон Максвелла. Извините, дорогая…
Он сбросил судебную протоколистку с колен. Когда она вынырнула, отдуваясь и кашляя, он по-отечески потрепал ее по плечу.
– …будьте так добры, подайте мне брюки.
