Сергей Алексеев - Покаяние пророков
— Ты что, думаешь, это сделал я? — Бывший шахтер взбагровел.
— Если не вы, то кто-то из вашей команды. Ровда хотел спросить, кто, но удержался в последний момент, отбоярился:
— Мы от идиотов не застрахованы!
— Ладно, я не о том. Дело прошлое, бока зажили, уже забыл… Но ведь она второй раз заманила меня в Москву. Будто бы к умирающему академику, а на самом деле к вам.
Ровда пошел на уступку.
— Если быть откровенным, то Барвин действительно просил тебя приехать. Факт неожиданный, но это факт. Мы воспользовались случаем. А как с тобой иначе?
— И опять не это главное, — осадил его Космач. — Наталья Сергеевна сообщила, что ко мне пришла Вавила Углицкая. Верно? А пришла, потому что в Полурадах вашего казачка, засланного от моего имени, посадили в сруб и не знают, что с ним делать. Вот после этого и решили предложить работу. А вы мне что-то про ЦИДИК, про премьера… Сказали бы сразу, что вам нужен не я, а она.
Сергей Иванович выслушал спокойно и стал задумчив. Выпил рюмку водки, откинулся на спинку стула.
— Да, мы видим, как стареем сами, но не замечаем, как растут дети и ученики… Юрий Николаевич, ты должен понять, есть внутренние служебные секреты. Не я это придумал! А что касается Углицкой… Ее появление — это счастливое совпадение. Я хорошо все помню… Она произвела тогда сильное впечатление… Кстати, ты так и не позвонил ей?
— Странники не пользуются мобильниками, — съязвил Космач. — Говорят, эти блага цивилизации имеют натуру весьма подлую…
— Вавила Иринеевна сейчас находится в Холомницах, — уверенно заявил Ровда. — Может быть, ты не знаешь… Она никуда не ушла. Или уходила и вернулась. Но не волнуйся за нее, мы взяли деревню под негласную охрану. Светлана Алексеевна настояла. Волосок не упадет.
— Спасибо! — Космач потряс его руку. — От всего сердца! Только напрасно хлопотали. Ну что, на посошок пили, давай теперь стременную, и я пошел. Или мне отсюда не выйти?
— Юрий Николаевич, ты выйдешь, но только на работу.
— Даже под пистолетом не пойду.
Ровда подумал, взвесил что-то и вздохнул.
— Ладно, открою служебную тайну… В Москве и Петербурге существует некая организация, связанная с аристократическими кругами. Ни у кого не вызывала особого интереса, считалось, один из бывших дипломатов нашел себе забаву, чтоб коротать пенсионное время. На самом деле там варилась серьезная каша. Оказалось, твоя диссертация послужила им толчком к созданию законспирированной монархической партии. С новой концепцией Третьего Рима и Третьей династии. Весьма успешно обрабатывают мозги и тут, и на Западе. Истинных целей никто не знает, но ставку делают на библиотеку Ивана Грозного как символ Третьего Рима и на его мифическую казну, якобы вывезенную из Углича. На первый взгляд, полный бред и авантюра. Но выясняется, что Ватикан давным-давно ведет тайный розыск библиотеки в нашей стране и тоже называет ее символом Третьего Рима. А кто владеет им, тот владеет миром. Последнее время монархисты сильно активизировались. Ты сам видел, господин Палеологов явился к умирающему академику.
Представь себе, что будет, если их партия выйдет из подполья с этим символом.
— Не выйдет, — усмехнулся Космач. Ровда будто не услышал этого.
— Премьера лихорадит от одной мысли… В общем, ты займешься этой проблемой.
— Пусть премьер успокоится, библиотеку никто не найдет.
— Ты все понял, Юрий Николаевич?
— В общем, да. Только одна просьба.
— Говори.
— Даже заключенным полагается прогулка. Хоть на полчасика бы на воздух? Засиделся я в помещениях, развеяться бы, погулять, подумать?
— Ну что дурака-то валяешь? — Ровда чокнулся с ним и выпил. — Гуляй хоть всю ночь. Только по территории части и в сопровождении телохранителя. Но это в целях твоей же безопасности. Ты пока не знаешь обстановки и что значит вторая категория охраны.
— Значит, есть и третья?
— Есть первая, когда мы все сидим в подполье, — проворчал Сергей Иванович, натягивая куртку. — Как в оккупированной стране…
Проводив его, Космач выждал четверть часа, после чего снял пиджак, отпорол подкладку, из-под нее достал паспорт, разогнул скрепки, корки снял, изорвал и бросил в унитаз, спустив воду. Листы же разделил на две части и вместе с билетом на самолет засунул между тканью и ватными подплечниками. Деньги распихал в лацканы с тыльной стороны, а записную книжку пролистал и с сожалением тоже отправил в унитаз. Оставалось еще не прочитанное письмо Цидика к профессору Желтякову. Космач разрезал конверт, достал лист бумаги, сложенный вдвое. Текст был старомодный, но лаконичный и емкий, да и почерк больного академика вполне разборчив.
«Брат мой, Герман Лаврентьевич, — писал Барвин. — Имею честь представить моего ученика Юрия Николаевича Космача. Не оставь сего отрока без твоего благосклонного участия и наставления, ибо он заслуживает нашего внимания. Считай, это моя последняя воля. Барвин».
Ниже была его характерная, известная по публикациям, роспись и дата, совпадающая с датой смерти.
Еще не зная содержания, он хотел уничтожить это письмо в любом случае, но когда прочитал, заколебался: во-первых, это был документ, подтверждающий, что «совесть нации» могла, мягко говоря, кривить душой, называя Космача учеником. Во-вторых, Цидик, по сути, выдал ему мандат, с которым будет довольно легко найти загадочную личность Желтякова.
И наконец, кем бы ни был академик, это письмо уже исторический документ, последний автограф…
Он долго искал место, куда бы спрятать письмо, пока не остановился на брюках. Осторожно подрезал корсажную ленту на поясе, сложил конверт в несколько раз, промял сгибы ложкой и запихал поближе к спине. Потом оделся, проверил, не хрустит ли где бумага, охлопал плечи и лацканы — при поверхностном обыске вряд ли найдут.
В двенадцатом часу он решил, что самое время для прогулки перед сном, надел шубу, взял шапку и вышел в коридор. Охранник в черной форме стоял на лестничной площадке, как влитой, автомат на шее, руки на автомате — фашист.
— Пойдем погуляем? — предложил Космач.
Вероятно, Ровда сделал соответствующее распоряжение, часовой слова не сказал, снял с вешалки пуховую куртку и жестом указал на ступени, мол, иди вперед.
Вышли через подземный гараж, встретив по пути еще один пост, у въезда. На улице было тепло, под ногами чавкало, с крыш капало, а с танковых башен сползали шапки снега. Поскольку Космач оказался направляющим, то шел куда хотел, охранник следовал в трех шагах сзади. Однако скоро выяснилось, что ходить можно лишь там, где расчищено, в других местах снегу было выше колена. Остановился перед танками, выстроенными по фронту, спросил тоном скучающего обывателя:
