Виктор Ерофеев - Лабиринт Два: Остается одно: Произвол
Что же касалось индивидуально оценочных комментариев, то с ними можно было соглашаться или не соглашаться. Так, в статье «Христианская мифология» было дано характерно пристрастное противопоставление жертвенной сущности Христа иконографии «невозмутимо восседающего, а иногда и возлежащего Будды». С Буддой С.Аверинцев обошелся с грубостью политического журналиста, стремящегося в предвыборной борьбе скомпрометировать лидера чужой партии всеми возможными средствами во имя успеха своего кумира. Но почему нужно Будду рассматривать как конкурента Христа на международной духовной арене?
Скорее всего они оба сходят с дистанции.
Фундаментализм — песня наших сердец.
Речь идет не о религиозной терпимости — явлении, видимо, утопическом при человеческой пристрастности к своему представлению об истине (Боже, какое нечеловеческое слово!) или ее отсутствии. La verite, la verite, la verite. Скорее можно говорить о пределе, к которому мы подходим, ощущая перекрестную (увиденную, подсмотренную каждым соглядатаем со своей стороны) ущербность основных мировых религий.
Высокомерие рационализма, ищущего Бога подобно гоголевской невесте. Но слепить подходящего кумира с помощью рационального знания было бы полным провалом. Бог — не Голем, его нельзя ни заказать, ни исполнить — его можно только ожидать, и опять-таки даже не его, а его новую маску. Будет ли следующая маска приближением к Богу или удалением от него? Будет ли она подарком или наказанием? Кто мы, носители беды/вины? Скорее всего не будет прямолинейного продолжения. Ядро Бога, в человеческом разумении, лучше искать в основном мифе, нежели в сакральных текстах, подвергнувшихся многочисленным исправлениям.
Ощутимое оскудение метафизических способностей современного человечества говорит скорее о духовной усталости, нежели о торжестве разума. Более того, сам разговор о метафизике кажется совершенно неуместным и даже моветоном. Спасаться полагается теперь исключительно в одиночку, спустившись в собственное подполье.
Новое обветшание мирового пантеона, что называется, грядет. Метафизическая эклектика, выразившаяся в потребности бурно размножающегося религиоведения, означает агонию слепой веры. Мы, кажется, переживаем процесс превращения основных религий в систему мифологических верований. Этот процесс еще находится в самом начале, он еще многим не заметен, и разговор о нем способен вызвать реакцию бешенства. Но все уже пошло-поехало.
Агония. Она выражается то во вспышках религиозной нетерпимости на всех уровнях, то в судорожных бросаниях от одной религии к другой, религиозных примерках и переодеваниях, в мечтах о полном экуменизме. Но количественные усилия не заменяют качественных изъянов. Можно, конечно, предположить, что человечество выросло из основных религий, как из коротких штанишек, и продолжает носить их лишь за неимением длинных брюк. Но это сравнение было бы слишком лестным и неточным. В конце концов, никакие научные открытия, которые сначала ошеломили человека XX века, а потом сделали его равнодушным, не могут добавить зрелости человеческим переживаниям. Оккультизм тоже оказался квадратным колесом. Мусульманство отдает бедами «третьего мира». Стабильность и предсказуемость судьбы кое-как обеспечиваются астрологией, которую скорее можно отнести к голодным спазмам, нежели революционным достижениям mankind[145]’а на пороге понятно чего.
Может быть, значение нашего времени… что?.. оно испытывает невыразимое чувство ущербности божественного пантеона. У этого времени еще не сложился свой дискурс. Мы испытываем смущение от больших слов, написанных с прописной буквы. Кажется, мы готовы умереть без отпущения грехов, лишь бы только не выглядеть смехотворно.
Возможно, мы переживаем нечто подобное тому, что существовало при загнивании язычества.
Языческие боги кажутся нам лишь великими символами, соединившими откровение с человеческим несовершенством. Но «новые» боги тоже устали; как революционный караул. Люди, впрочем, не стали совершеннее, хотя какая-то часть человечества выглядит вполне цивилизованной. Но это только так — выглядит. С точки зрения римской культуры первые христиане были истинными дикарями. Культура — не залог нового завета.
Нужна смена богов и героев. Мы не будем чересчур непочтительными: боги не выродятся в рукотворных кумиров. Они сохранят все величие своих внечеловеческих откровений. Но человек смещает богов с пьедестала не потому, что он выше своих созданий, а потому, что он — тварь плохо слышащая, и потому принимает свою глухоту и слуховые галлюцинации за минутные откровения, пропуская мимо ушей полноту информации. И так здесь будет, наверное, всегда. Это часть общего плана. Глушилка, мешающая услышать, входит в конструкцию того измерения, где поселен человек. Вера не станет продолжением знания, не перестав быть верой.
Когда мир оказался маленьким и перенаселенным (трюизм), странно смотреть на конкуренцию религий, считающих себя истиной в последней инстанции. Все слишком очевидно. Но было бы дешевым трюком искать поводы для сближения. Их все равно не найти. Банка «Кока-колы» уже сейчас более универсальный символ утоления жажды, чем любая из мировых религий. Неужели на каком-то другом уровне мы не получим as a gift[146] своей банки «Кока-колы»?
Волны маскультуры, прокатывающиеся по всему миру, готовят почву для нового откровения. Только не зажимать брезгливо нос. Шаманы, полные блох, как собаки, не хуже заведующих кафедр философии, пахнущих парфюмом. Да что я говорю: конечно, лучше! Так, может быть, все эти панки и рокеры — вся эта молодежная шпана, подзаборная наркота с дефицитом извилин способна родить религиозно нечто более созидательное, чем С.Аверинцев со всем коллективом энциклопедии? А может быть, они тоже перегной и надо еще подождать. Но мы уже занесли ногу над пропастью.
1995 год
1
Подробнее об антигоголевских высказываниях в русской критике см.: Манн Ю. В поисках живой души. — М., 1984.
2
Более общие данные о жизни и творчестве Розанова см. в моей статье «Разноцветная мозаика розановской мысли», ставшей предисловием к книге: Розанов В.В. Несовместимые контрасты жития. — М., 1990.
3
См.: Шкловский Виктор. Розанов. — Пг., 1921.
4
См.: Розанов Василий. Избранное. — Мюнхен, 1970.— С.442.
5
Розанов В.В. Литературные очерки. — СПб., 1902.— С.94.
6
Розанов Василий. Избранное. — С.238.
7
Там же. — С.50.
8
Розанов Василий. Избранное. — С.238.
9
Там же. — С.380.
10
Розанов В.В. Литературные очерки. — С.95.
11
Розанов В.В. Литературные очерки. — С.150.
12
Там же. — С.151.
13
Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе. — СПб., 1902.— С.10.
14
Там же.
15
Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе. — СПб., 1902.— С.132.
16
Там же — С.10.
17
Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе. — СПб., 1902.— С.11.
18
Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе. — С.134.
19
Дружинин А.В. Собр. сочинений. Т.7.— СПб., 1865.— С.59–60.
20
Розанов В.В. Литературные очерки. — С.88.
21
Розанов В.В. Литературные очерки. — С.253–254.
22
Розанов В.В. Литературные очерки. — С.250.
23
Розанов В.В. Литературные очерки. — С.217.
24
Розанов В.В. Литературные очерки. — С.387.
25
Розанов Василий. Избранное. — С.447.
26
Розанов Василий. Избранное. — С.139.
27
Розанов Василий. Избранное. — С.33.
28
Там же — С.57.
29
Там же — С.175.
30
Розанов Василий. Избранное. — С.159.
31
Розанов В.В. Среди художников. — СПб., 1914.— С.13.
32
Розанов Василий. Избранное. — С.160.
33
Там же — С.23.
34
Розанов считал, что «не использовать такую кипучую энергию, как у Чернышевского, для государственного строительства — было преступлением, граничащим со злодеянием». Но и Чернышевский сам «виноват»: «Каким образом, чувствуя в груди такой запас энергии, было, в целях прорваться к делу, не расцеловать ручки всем генералам… — лишь бы дали помочь народу…» (Розанов Василий. Избранное. — С.14.)
