Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей
Я расстроилась. Что нужно от меня военному прокурору? Черт бы побрал все это! Видно, мне уже нигде и никогда не будет покоя. Прямо жить не хочется.
Здание военной прокуратуры находилось рядом с управлением госбезопасности. Здесь, как и там, меня сразу же охватил страх и робость.
Я надела свое лучшее летнее платье, белое в синий горошек, с нарядной синей отделкой, туфли на высоком каблуке.
Разыскивая нужную комнату в этом мрачном здании, я бессознательно шла на цыпочках – меня пугал стук собственных каблуков.
Дважды сверив номер комнаты, указанный в повестке, с номером на двери, я взглянула на часы. До назначенного срока оставалось пятнадцать минут. Они тянулись бесконечно. Когда я, наконец, вошла в комнату и протянула повестку, меня попросили вернуться в коридор и ждать вызова.
Я села на скамейку у стены. В коридоре было очень оживленно. Люди суетились, бегали с озабоченным видом. То и дело проходили группы арестованных в сопровождении конвоиров.
Адвокаты в тогах держали себя уверенно и торжественно. Нетрудно было определить, с кем они здороваются, проходя мимо. Высокомерный кивок – без сомнения, ответ на приветствие назойливого посетителя. А этот уважительный поклон явно адресован прокурору или судье.
Было что-то еще в атмосфере этого коридора. Что-то неповторимое. Здесь люди смотрели друг на друга так, словно пытались по лицу угадать, какое кто совершил преступление.
Я ждала уже полчаса, когда ко мне вдруг подсел незнакомый молодой человек.
– Вы на допрос? – спросил он, испытующе глядя на меня. Мне он явно не понравился. У него была не внушающая доверия внешность героя-любовника из скверного довоенного фильма.
– Не знаю.
– Повестка у вас есть? – продолжал незнакомец деловым тоном. – Можно узнать по повестке. Там номер, а рядом буква. Если «С» – то свидетель, если «О» – обвиняемый. Я в этом разбираюсь – у меня тут связи.
Я инстинктивно отстранилась.
– Не бойтесь, девушка. Я могу быть вам полезен. Обычно это стоит денег, но такой красотке можно и даром оказать услугу.
– Я не боюсь. И благодарю вас. Мне ничего не угрожает, и следовательно, ваша помощь не нужна.
– Тогда давайте просто пойдем куда-нибудь вместе вечерком? Поужинаем, потанцуем. Надо ведь поразвлечься.
– Очень жаль, но у меня ревнивый муж. Кстати, я его жду здесь с минуты на минуту. Уходите!
– Это вы бросьте, меня на мякине не проведешь. Ревнивый муж! А где обручальное кольцо?
– Продала. Деньги нужны на адвоката. Ясно?
– Дубинская, на допрос! – позвал дежурный, выглянув из комнаты. Все головы повернулись в мою сторону. Кусок коридора, отделяющий меня от двери, я прошла как под перекрестным огнем.
– Садитесь! Ваши документы? – сказал поручик, сидевший за столом. Он был похож на Фронтчака, только намного моложе.
– Начнем с анкетных данных. Прошу отвечать не спеша, четко и ясно. Фамилия? Имя? Год рождения?
– Дубинская Катажина… – как отвечать, я знала. Напрактиковалась в управлении госбезопасности.
– Ну, с анкетой покончено. – Поручик взял в руку небольшой листок бумаги, прочитал его и спросил: – Почему вы уехали из Львова?
– Так хотела моя мама. Мне тогда было шестнадцать лет, и моего мнения не спрашивали.
– Откуда у вас был велосипед во время оккупации?
– Велосипед? У меня в жизни не было своего велосипеда. Кататься мне случалось иногда, но на велосипедах моих подруг.
– В каких отношениях вы были с Каролем Мигдаловским и когда вы с ним познакомились?
– Я не знакома с Каролем Мигдаловским. И никогда не слышала такой фамилии.
– Ведь в управлении госбезопасности вам устроили очную ставку.
– Ах, тот гражданин! Я его тогда увидела впервые в жизни.
Вопросы и ответы здесь были почти те же, что в управлении госбезопасности. Но тут никто не кричал. Принимали к сведению мой ответ и больше к этому не возвращались.
– Есть ли у вас знакомые, которые могут подтвердить, что вы относитесь положительно к нашему государственному строю?
– Не знаю. С некоторых пор я вообще ничего не знаю. Может быть, вы скажете мне все-таки, в чем дело, почему я здесь?
– Еще ведется следствие, и объяснять пока не время. Мы записали ваши показания, прочитайте внимательно протокол допроса и распишитесь. О дальнейшем ходе дела вам сообщат, когда будет нужно. По всей вероятности, мы вернем его в управление госбезопасности для доследования. Вот все, что я вам могу сказать. Дайте свой пропуск, я его отмечу. До свидания, гражданка Дубинская.
Я вышла из кабинета прокурора словно в дурмане, с одним желанием – поскорее уйти отсюда.
– Ну как, малышка, замучили тебя? Этот прокурор – сущий зверь. Если привяжется к кому-нибудь – пиши пропало. Ты проверила протокол допроса?
– Вот что, гражданин, оставьте меня в покое, а то я позову милиционера.
– А ты, оказывается, девушка с характером. Прекрасно! Я таких темпераментных люблю. Пойдем повеселимся?
Я вышла на улицу, надеясь, что донжуана не пропустят через проходную. Но он только помахал рукой вахтеру, побежал за мной и больно схватил за руку.
– В чем дело? Стой, говорю! От меня не удерешь, тем более что ты мне пришлась по вкусу. И не вздумай дергаться, а то побью, хуже будет.
Я беспомощно озиралась вокруг. Что надо делать в таких случаях? Как защищаться? Ничего путного не приходило в голову.
Внезапно донжуан выпустил мою руку. Я повернулась. Рядом стоял Фронтчак.
– Ты что, молодой человек, к девушке пристаешь? По шее захотел? А ну-ка проваливай, да поскорее!
– А… папаша, мое почтение! Исчезаю. Я просто хотел помочь девушке! Привет!
Да, Фронтчак появился как нельзя более кстати.
– Ох, спасибо вам! Этот тип пристал ко мне в военной прокуратуре. Проходимец какой-то.
– В прокуратуре? А что вы там делали?
Я рассказала все с самого начала.
– Ну вот, я по-прежнему понятия не имею, в чем дело. Какая-то загадочная история. Похоже, здесь действует та же рука, что написала на меня донос в партийную организацию.
– Я, кажется, начинаю понимать нашего начальника отдела кадров. Он был уверен, что вас не выпустят, и написал приказ об увольнении. Боюсь, что с устройством на работу у вас тоже могут возникнуть трудности. В случае чего, приходите ко мне. Я знаю, к кому обратиться в комиссии партийного контроля.
– Не уходите еще, пожалуйста. Объясните, чего они хотят от ни в чем не повинных людей? Что все это значит? Мне бы надо теперь лучше разбираться в жизни, а я понимаю все меньше и меньше. Вокруг меня словно туман, сквозь который ничего не видно.
– Я и сам не знаю, как это объяснить. Видите ли, сразу же после войны разгорелись политические страсти. И очень много наших поубивали. Управление госбезопасности стремится не допустить повторения этого, но чудовищно перебарщивает. Каждый, кто без разрешения, а иногда просто по неведению хранит ружье, выстрелившее в последний раз двести лет назад, готовит государственный переворот, угрожает власти. В такой обстановке любой человек может погубить кого угодно, если только не пожалеет бумаги. Достаточно написать первое, что взбредет в голову, – осечки не будет. Делу дадут ход, а автор доноса ровным счетом ничем не рискует. Ну, я пошел. Мы еще поговорим об этом. Не забудьте, что я вам сказал относительно работы.
Найти работу оказалось действительно нелегко. Я каждый день подавала заявления. Их охотно принимали, но уже назавтра выяснялось, что вакансии нет. Сначала мне это казалось роковым стечением обстоятельств. Но вот прошла неделя, десять дней, и я почувствовала, что мои неудачи не случайны.
Я подала очередное заявление на вакантную должность калькулятора. Объявление публиковалось в газете в третий раз, из чего нетрудно было заключить, что в кандидатах на это место избытка нет.
Меня встретили с энтузиазмом. Характеристика с прежнего места работы понравилась. Мне предложили на следующий же день приступить к работе. Я согласилась. Но назавтра, когда я пришла на работу, меня вызвали в отдел кадров и сообщили, что Варшава не утвердила мою кандидатуру.
Теперь мне все стало ясно. Я пошла к директору предприятия, который накануне сам принимал меня на работу, и сказала:
– Дайте мне, пожалуйста, адрес вашей варшавской организации, я съезжу туда и узнаю. Не сердитесь, мне самой это очень неприятно, но за десять дней это уже пятый отказ. Происходит что-то непонятное для меня. Посоветуйте, что мне делать?
– Я вас прекрасно понимаю, – директор явно жаждал от меня отделаться. – И очень сочувствую. Мы еще попытаемся переговорить с Варшавой и сообщим вам…
– Я сама поеду в Варшаву. Если это они мне отказывают, то я, по крайней мере, узнаю правду.
– Ехать долго, утомительно. И жалко денег. Я вам не советую.
– Тогда что мне делать? Не могу же я жить без работы.
– Ладно! Так и быть, я вам скажу. Нам по секрету сообщили, что вы находитесь под следствием. Теперь ясно? Только, ради бога, не выдавайте меня, а то неприятностей до конца жизни не оберешься.
