Олдос Хаксли - Слепец в Газе
Джоан сидела не говоря ни слова, бережно удерживая в душе хрупкую чашу неведомого блаженства, в которую также была налита сильнейшая печаль. Дездемона была мертва, Отелло мертв, и фонари, удалявшиеся навсегда сужающейся галереей, стали символами их участи. И все-таки уныние сходящихся параллелей и скорбь после трагедии были такими же неотъемлемыми составляющими ее теперешней радости и восторга, вызванного красотой поэзии, как и радость и почти аллегорическая красота тех сияющих листьев. Но эта ее радость не была каким-то одним, особенным чувством, затмевающим все другие; это были все чувства, слитые воедино, — состояние, может быть, цельной и неделимой тревоги. Голоса и отголоски ужаса, восторга, жалости и смеха — все гармонично уживалось в ее сознании. Она сидела там, за лошадью, бегущей мелкой рысью, спокойная, но спокойствие это содержало в себе накал сколь угодно сильной страсти. Печаль, радость, боязнь, веселье — неразделимо, необыкновенно переплелись во всем ее существе. Она лелеяла в душе призрачное чудо.
Экипаж, думал он, был самым надежным местом. Они подъехали уже к углу Гайд-парка; к этому времени он уже должен был по крайней мере держать ее за руку. Но она сидела, как статуя, глядя в пустое пространство, в потусторонний мир. И если бы кто-то грубо вернул ее в сферу реальности, она бы обрушила на того человека свой гнев.
«Мне нужно придумать версию для Мери, — решил он. — Но это не так уж легко». У Мери был исключительный талант распознавать ложь.
Старая лошадь в упряжи осторожно замедлила ход и остановилась. Они приехали. «Ой как быстро, — подумала Джоан, — ой как быстро». Она бы могла ехать так вечно, молчаливо нежась в лучах несказанной радости. Она вздохнула, едва ступив на тротуар.
— Тетушка Фэнни просила, чтобы ты зашел пожелать ей спокойной ночи, если она еще не ляжет.
Это означало, что последняя надежда на это исчезла, подумал он, последовав за ней в слабо освещенную прихожую.
— Тетушка Фэнни! — тихо позвала Джоан, открывшая дверь в гостиную. Но ответа не последовало; в комнате царил мрак.
— Легла спать?
Она повернулась к нему и утвердительно кивнула. Буквально секунду они молча стояли лицом к лицу.
— Мне пора идти, — наконец вымолвил он.
— Сегодня был удивительный вечер, Энтони. Просто удивительный.
— Я рад, что тебе понравилось. — За улыбкой-ширмой он думал и понимал, что последний шанс еще не упущен.
— Это было больше, чем просто удовольствие, — говорила она. — Я не знаю, как назвать то, что было. — Она улыбнулась ему и добавила: — До свидания. — И протянула руку.
Энтони взял ее, сказал «до свидания» в ответ; затем, внезапно решив, что это может быть теперь или никогда, обнял ее за плечи и поцеловал.
Внезапность его решения и смущение придали его движениям неуклюжую резкость, неотличимую от той, которая могла бы быть результатом импульсивного влечения, не поддающегося никаким правилам рассудка. Сперва его губы коснулись ее щеки, затем прильнули ко рту. Она пыталась отвернуться, спрятаться; но движение было совершено почти до того, как началось. Она прильнула к его губам своими, повинуясь неожиданному порыву Размытое и непостижимое чувство, наполнявшее ее весь вечер, внезапно обрело реальные формы, превратившись в почти сокрушительное наслаждение, которое, начиная от губ, овладело всем ее телом и разумом. Изумление и гнев первой секунды были поглощены бурей новых ощущений, Казалось, будто тихие сумерки внезапно зажглись ярким пламенем, будто расслабленные, немые струны музыкального инструмента вдруг натянулись и стали вибрировать, издавая резкие и пронзительные звуки, пока наконец яркость и напряжение не истощились после чрезмерного накала. Она чувствовала, словно внутри у нее возникла пустота, разверзлась пропасть мрака.
Энтони ощущал, как тяжелеет в его руках ее тело. Оно стало настолько тяжелым, что Энтони едва не потерял равновесие. Собравшись с силами, он еще сильнее прижал ее к себе.
— Что с тобой, Джоан?
Она не ответила, прильнув лбом к его плечу.
Он чувствовал, что если сейчас отпустит Джоан, то она упадет. По всей видимости, ей внезапно стало дурно. Он уже собирался позвать на помощь, разбудить тетушку, объяснить, что случилось… В отчаянии раздумывая, что делать, он огляделся вокруг. Лампа в прихожей бросала полоску света сквозь открытую дверь гостиной, так что был виден край дивана, обитого желтым ситцем. Все еще держа ее одной рукой за плечи, он нагнулся и подхватил ее под коленями; затем с усилием (поскольку она оказалась тяжелее, чем он предполагал) поднял ее на руки, пронес по узкой освещенной полосе, ведшей во тьму, и мягко, насколько смог, опустил ее на диван.
Встав на колени перед ней, он спросил:
— С тобой все в порядке?
Джоан глубоко вздохнула, приложила руку ко лбу, затем открыла глаза и взглянула на него мимолетным взглядом; охваченная робостью и стыдом, она закрыла лицо руками.
— Прости меня, — прошептала она. — Я не понимаю, что случилось. Я внезапно потеряла сознание. — Она помолчала секунду; лампы снова зажглись, нити накаливания колебались, но слегка, щадя зрение. Она вновь опустила руки и повернула лицо к нему, застенчиво улыбаясь.
Когда его глаза привыкли к слабому свету, он заботливо взглянул ей в лицо. Слава богу, с ней, казалось, было все в порядке. Ему не нужно звать тетушку. Чувство облегчения было настолько глубоким, что он взял ее руку и нежно сжал ее.
— Ты не сердишься на меня, Энтони?
— А почему я должен сердиться?
— Ну, у тебя есть все права. Так упасть в обморок… — Она чувствовала, что лицо ее было обнаженным и открытым; освободив руку от его хватки, она снова была вынуждена скрывать свой стыд. Так упасть в обморок… Воспоминание унизило ее. Помыслив о том внезапном, безмолвном, сильном его жесте, она сказала себе: «Он меня любит. А Брайан? Но существует ли Брайан?» Его нет, и таинственная сила заставила Джоан думать, что его не будет никогда и не может быть. Все, что она ощущала, было желание, присутствие рук и губ, присутствие сильное, ждущее вновь выразиться в поцелуях, как те. Грудь ее вздымалась, но она не ощущала этого, словно за нее дышал кто-то другой. «Он любит меня», — повторила она; это было тому подтверждением. Она убрала руки с лица, несколько мгновений смотрела на Энтони, потом протянула руки и, прошептав его имя, с силой притянула к себе его голову.
— Ну, и каков результат? — выкрикнула Мери, лежащая на диване, когда он вошел. По унылому выражению лица Энтони она сочла, что выиграла пари, и это повергло ее в уныние. Внезапно она почувствовала по отношению к нему сильный гнев — гнев вдвое и втрое более ожесточенный, чем раньше, за то, что он был так бессилен, из-за того, что он не потрудился выполнить то, что ему надлежало; потому что сделал то, чего она меньше всего хотела. После дня езды на машине с Сидни Гэттиком она пришла к выводу, что он был абсолютно невыносим. Энтони, наоборот, казался самым очаровательным из всех мужчин. Она не хотела выгонять его, даже временно, но ее угроза прозвучала громко и недвусмысленно; если бы она не привела ее в действие, по крайней мере частично, весь ее авторитет был бы подорван. А теперь бедняга вынуждал ее сдержать слово. Рассерженно-упрекающим тоном она произнесла:
— Струсил и проиграл. По тебе это заметно.
Он покачал головой.
— Нет, я выиграл.
Мери с сомнением взглянула на него.
— По-моему, ты лжешь.
— Нет. — Он сел рядом с ней на диван.
— Тогда почему ты выглядишь так угрюмо? Мне это не очень-то льстит.
— Какого черта ты заставила меня сделать это? — взорвался он. — Все выглядело идиотски. — Это было мерзко, но Мери всего-навсего рассмеялась бы, произнеси он вслух это слово. — Я с самого начала знал, что это будет по-идиотски. Но ты настояла. — Его голос был резким, в нем слышались жалоба и возмущение. — И теперь бог знает как это аукнется. Что потом будет с Джоан и с Брайаном, если на то пошло. Бог знает.
— Но объясни! — кричала Мери Эмберли. — Объясни. Не витийствуй, как малый пророк. — Ее глаза горели насмешливым любопытством. Она предощущала какую-то восхитительно-волшебную историю. — Расскажи, — повторила она.
— Я просто сделал то, что ты мне велела, — тускло ответил он.
— Герой!
— В этом нет ничего смешного.
— В чем дело? Ты получил пощечину?
Энтони сердито нахмурился и замотал головой.
— Тогда как она это восприняла?
— В этом-то вся и беда. Она восприняла это серьезно.
— Серьезно? — переспросила Мери. — Ты хочешь сказать, что она угрожала рассказать обо всем отцу?
— Нет, она как раз подумала, что я в нее влюблен. Она хочет порвать с Брайаном.
Миссис Эмберли запрокинула голову и разразилась звонким, раскатистым смехом.
Энтони почувствовал, что звереет.
