Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
Теперь Шарлотта уже сидела на постели. Она промычала что-то нечленораздельное, выжидая, пока глаза привыкнут к свету.
– А сколько времени?
В ответ – все тот же низкий вкрадчивый голос, а тон такой, будто они с Беверли лучшие подруги.
– Два или полтретьего, я точно не знаю. В общем, еще не поздно. Слушай, выручи меня, мне правда очень, очень нужно. – Алкогольный «выхлоп».
– Я спать хочу, – сказала Шарлотта. – Я уже сплю. – Она произнесла это недовольным тоном, но поняла, что фраза прозвучала как туманное объяснение очевидного факта.
– Да я все понимаю, ты уж извини, но выручи меня, это только сегодня, ну пожалуйста, Шарлотта. – Беверли принялась зачем-то массировать ее плечо, которое только что трясла. – Честно, только один раз, – сказала она. – Обещаю, что больше не буду тебя просить, честно, обещаю. – Судя по голосу, ей действительно что-то было нужно позарез, причем срочно.
Шарлотта никак не могла взять в толк, чего от нее хотят; все так же опираясь на локоть, она мутным голосом спросила:
– Только один раз… ты о чем?
В ответ все тот же приглушенный, но требовательный голос:
– Понимаешь, тут этот парень… ну, Харрисон… Ну пожалуйста, если ты меня подставишь, мне конец. Знаешь, как он мне нравится. Я хочу его с того самого дня, как мы сюда приехали… Шарлотта, ты хоть понимаешь, о чем я говорю?
Беверли опустилась на колени возле кровати, так что теперь ее голова была почти вровень с головой Шарлотты. Алкогольные пары окутали обеих плотным облаком. Глаза у Беверли были огромные… и прямо-таки горели в темноте, словно внутрь черепа были насыпаны уголья. Шарлотта даже отвернулась.
– Ну Шарлотта!
Та снова посмотрела на свою соседку. От света, который бил из коридора ей прямо в глаза, у нее кружилась голова. Он струился прямо из-за спины Беверли и играл сверкающими искрами на плечах ее шелковой блузки. Блузка была застегнута всего на одну или две нижние пуговицы.
– Я хочу привести его сюда. Мне очень нужно. Пожалуйста, пожалуйста, ты должна мне помочь! Переночуй где-нибудь в другом месте. Только один раз, честное слово! Я тебе обещаю, больше никогда просить не буду. Шарлотта! – Беверли закрыла глаза, запрокинула голову, изогнув шею, и прижала мелко дрожащие кулаки к щекам. Судя по всему, она считала, что так ее просьба будет звучать наиболее убедительно, и даже такое жестокое существо, как Шарлотта, не сможет ей отказать.
Сбитая с толку Шарлотта воскликнула:
– Да ты что, у меня же завтра зачет!
– Слушай, ты можешь переночевать в соседней комнате, у Джоанны и Хиллари! У них и запасной матрас есть.
– Как это? Я их почти не знаю!
– Зато я их знаю. Они всё поймут. Так все делают.
– У меня завтра зачет! Мне выспаться надо!
Беверли склонила голову набок и шумно выдохнула. Судя по выражению ее лица, у нее просто в голове не укладывалось, что на свете бывают такие бесчувственные, жестокие люди, не умеющие сосуществовать с другими и игнорирующие их потребности. Подумаешь, попросили тебя переночевать в другой комнате – дело-то житейское. Беверли явно приходилось сдерживаться, чтобы не высказать все, что она думает по этому поводу. Старательно сохраняя просительные интонации в голосе, она заглянула в глаза Шарлотте и сказала:
– Шарлотта, ну послушай меня. Ты прекрасно выспишься. Тебе нужно только перейти в соседнюю комнату и лечь на запасной матрас. Это займет три секунды. Ты и проснуться-то не успеешь. Пожалуйста. Ну как мне тебя еще упрашивать? В конце концов, дело-то ерундовое. Ты просто назло мне упрямишься. А мне комната сегодня ну позарез нужна. Ну же, Шарлотта! Сделай для меня такую малость. Вот если бы ты меня попросила, я бы для тебя сделала.
Шарлотта чувствовала, что силы оставляют ее, а решимость куда-то уходит, уступая место чувству неловкости. Беверли, конечно, была пьяна, но ей каким-то образом удалось так представить ситуацию и так сформулировать свой вопрос, что отказ выставил бы Шарлотту законченной эгоисткой, не желающей соблюдать элементарные нормы этикета, принятые в студенческом общежитии. Впрочем, при желании можно было бы представить дело и так, что Шарлотта оказалась бы не просто серостью и невежей, но упрямой и зловредной нарушительницей всех неписаных правил для девушек-студенток, вынужденных делить помещение с кем-либо еще и не имеющих возможности вести личную жизнь тогда и так, как им того хочется.
Шарлотта заставила себя сесть. Она прекрасно понимала, что должна отказать соседке, что нет никаких причин уступать и лишать себя нормального ночного сна накануне зачета по очень трудному курсу. Да и вообще – уступать кому-то фактически свою постель?… И все-таки она словно со стороны услышала свой голос:
– Чей там матрас? У кого спрашивать? Я же их совсем не знаю. – Как только прозвучали эти слова, капитуляцию можно было считать подписанной.
– Я думаю, что вообще-то он принадлежит Хиллари, – затараторила Беверли, стремясь закрепить достигнутый успех. – Спроси у Хиллари, но вообще это неважно. Хиллари… или Джоанна… но лучше спроси у Хиллари. Но в любом случае они обе все поймут. Они свои – что одна, что другая.
Шарлотта медленно, все еще в полусне, спустила ноги с кровати и нашарила тапочки. Она прекрасно понимала, что только что потерпела сокрушительное поражение, не сумев настоять на своем. Вздохнув, она встала и натянула халат.
– Достаточно просто постучаться к ним в дверь, – заверила Беверли. – Хиллари – отличная девчонка, можешь ей ничего не объяснять. Она всегда рада помочь, она такая классная… – Беверли и дальше готова была строчить, как из пулемета, – а все ради того, чтобы выставить не слишком понятливую соседку за дверь.
Так оно и получилось. Сама не понимая, что происходит, Шарлотта вдруг оказалась в коридоре перед дверью практически незнакомых однокурсниц в половине третьего ночи. Хиллари никогда не казалась Шарлотте гостеприимной и вообще склонной к альтруизму. У нее был резкий скрипучий голос и такой сильный акцент, что Шарлотта вначале думала, будто она приехала из Англии или еще черт знает откуда. Впрочем, впоследствии выяснилось, что Хиллари выросла в Нью-Йорке, и при каждом удобном случае, о чем бы ни шла речь, она обязательно вставляла: «Вот у нас в Сент-Поле…», – из чего Шарлотта сделала вывод, что этот самый Сент-Пол – такая же престижная школа, как Гротон.
Шарлотта прислонилась к стене и попыталась собраться с мыслями и – что было в данной ситуации еще важнее – набраться смелости. Ее душило чувство обиды и презрения к самой себе за проявленную слабость. Где-то в конце коридора из-за чьей-то двери доносились звуки рэпа и пробивались отдельные фразы: «Эй ты, возьми меня за тести-кулы… Обсоси их, как пепси-кулу…» Все это звучало не страшно громко, но достаточно громко, чтобы здесь, в коридоре, было отчетливо слышно. Шарлотта огляделась, подсознательно рассчитывая увидеть того парня, ради которого Беверли и выставила ее из комнаты. Впрочем, вместо одного парня она увидела приближающуюся компанию из двух парней и трех девушек, которые хохотали над чем-то, надрывая животы. Один из парней искусственным, наигранным басом повторял одну и ту же фразу: «Твое «эго» выписывает чеки, которые твое тело не в состоянии оплатить; твое «эго» выписывает чеки, которые твое тело не в состоянии оплатить». Хохот, хохот, хохот. Увидев Шарлотту, компания затихла и даже как-то присмирела. Проходя мимо, каждый счел своим долгом оглядеть ее с ног до головы. Халат, пижама, удобные мягкие тапочки. Не успев отойти от готовой сквозь землю провалиться Шарлотты, один из парней многозначительно протянул: «Да-а-а-а-а, дела-а-а-а…», – и все снова захохотали.
