Ян-Филипп Зендкер - Искусство слышать стук сердца
В дом не пошла. Не хотела видеть мир, в котором жила Ми Ми. Не сейчас.
У Ба повел меня к себе домой, где я в изнеможении повалилась на кушетку и уснула.
Я прожила у него два дня, сидела в кресле и наблюдала за тем, как он реставрирует старые книги. Мы почти не разговаривали. У Ба склонялся над столом, погрузившись в работу. Просматривал страницы, ставил на них крошечные бумажные заплатки, а потом ручкой дорисовывал недостающие фрагменты букв. Ученые-реставраторы нашли бы его способ варварским, но ему было все равно.
Спокойствие его движений, их монотонность успокоили и меня. У Ба не задавал вопросов, ни о чем меня не просил. Время от времени он поглядывал на меня из-под очков и улыбался. Мне и не требовались слова. Рядом с этим человеком было легко и спокойно.
Утром третьего дня мы пошли на рынок. Я сказала У Ба, что угощу его едой собственного приготовления. Я умею готовить, хотя и не особо люблю это занятие. Мое предложение удивило У Ба, но возражать он не стал. Кажется, оно ему даже понравилось. Мы купили рис, овощи, зелень и специи. Я хотела приготовить вегетарианское карри. В Нью-Йорке у меня есть подруга-индуска, и мы с ней иногда готовим это блюдо. Я попросила дать мне картофелечистку. У Ба удивленно посмотрел на меня, не поняв, о чем я. В его хозяйстве был всего один нож, и тот тупой.
Я впервые готовила на открытом огне. Рис подгорел. Овощи выкипели, загасив огонь. У Ба лишь улыбнулся и снова разжег очаг.
Он был доволен моей стряпней, сказал, что ему понравилось. Мы ели, сидя, скрестив ноги, на кушетке. Приготовление еды отвлекло меня от горестных мыслей. Теперь они вернулись, и У Ба это почувствовал.
— Вы надеялись вновь увидеть отца? — спросил он.
Я кивнула.
— Простите, Джулия. Это я виноват. Я должен был по-иному выстроить рассказ.
— Нет, — замотала головой я. — Вы замечательно рассказывали. Ваши слова делали отца настолько живым, что мне казалось: еще немного, и я его увижу… Я ведь так и не попрощалась с ним. Ни в Нью-Йорке, ни в Кало. От этого мне больно. Я и не подозревала о существовании такой боли.
У Ба молчал.
— А ваш отец жив? — спросила я его.
— Нет. Покинул этот мир несколько лет назад.
— Он болел?
— Мои родители умерли от старости. По бирманским меркам оба были глубокими стариками.
— Ваша жизнь сильно изменилась после их кончины?
У Ба задумался.
— Я привык проводить много времени, общаясь с матерью. Естественно, одиночество дает о себе знать. А в остальном… моя жизнь почти не изменилась.
— Простите за бестактный вопрос: сколько времени вам понадобилось, чтобы прийти в себя?
— Прийти в себя? Я бы поставил вопрос по-другому. Прийти в себя означает преодолеть, оставить позади и идти дальше. Как вы думаете: мы оставляем наших умерших позади? Я думаю, мы берем их с собой. Они сопровождают нас, оставаясь рядом, хотя и в другой форме. Нам нужно принять их смерть и смириться с их новым обликом. Мне на это понадобилось два дня.
— Всего?
— Как только я понял, что не потерял родителей безвозвратно, мои душевные силы восстановились. Я каждый день думаю о них. Представляю, что сказали бы они по тому или иному поводу. Спрашиваю совета даже сейчас, когда мне самому достаточно лет и вскоре пора будет думать о собственной смерти.
Он зачерпнул новую порцию подгорелого риса.
— У меня не было особых причин оплакивать родителей. Они оба были старыми, уставшими от жизни и готовыми умереть. Оба прожили полноценную жизнь. Смерть не вызывала у них ни страха, ни душевных страданий. Они не мучились от боли. Уверен: в тот момент, когда их сердца перестали биться, они были счастливы. Что может быть прекраснее такой смерти?
— Может, я слишком молода, чтобы считать смерть прекрасной. Наверное, в пятьдесят пять у меня будут другие мысли на этот счет.
— Возможно. В молодости смерть других воспринимается гораздо тяжелее. Я очень долго не мог принять смерти жены. Она умерла, не достигнув и тридцати лет. Мы только-только построили этот дом. И были очень счастливы вместе.
— От чего она умерла?
У Ба задумался.
— Обычно мы не задаем себе такого вопроса, поскольку очень редко получаем на него ответ. Вы видите, в какой бедности мы живем. Смерть для нас — часть повседневной жизни. Люди в Бирме умирают раньше, чем в Соединенных Штатах или Англии. На прошлой неделе восьмилетний сын моих соседей простудился. У него поднялся сильный жар. Через два дня мальчика не стало. У нас нет лекарств для лечения даже самых простых болезней, которые в вашей стране и за болезни не считаются. Так какой смысл доискиваться причин смерти? Как будто это что-то изменит. Моя драгоценная супруга покинула меня ночью. Утром я проснулся и увидел, что она мертва. Это все, что я знаю.
— Простите, — виновато пробормотала я.
Мы снова надолго умолкли. Я стала думать о смертях своих близких. Получалось, что, кроме отца, я никого не теряла. Дед и бабушка со стороны матери живы и неплохо себя чувствуют. Правда, в кругу моих друзей и знакомых было несколько смертей. В прошлом году брат подруги утонул в Атлантическом океане. Мы иногда ездили с ним на выходные в Сэг-Харбор и Саутгемптон. Мне он нравился, но особо близки мы не были. Я не попала на его похороны, поскольку они совпали с важной деловой встречей в Вашингтоне. Мать моей партнерши по теннису недавно умерла от рака. В детстве она учила меня играть на пианино. Болезнь была тяжелой и долгой. Я обещала навестить ее в больнице, но откладывала визит, пока не оказалось, что навещать уже некого. Смерть не была частью моей повседневной жизни. Теоретически я знала, что люди болеют и умирают, но их мир не соприкасался с моим — миром здоровых, энергичных людей. И потом, здоровые и энергичные не хотят знать о больных и умирающих, словно оба мира не имеют точек пересечения. А точки существуют и подстерегают нас в самых неожиданных местах. Можно провалиться в полынью, припорошенную снегом. Или забыть задуть свечу перед сном и сгореть в собственной квартире. Или врач, вертя в руках рентгеновский снимок, вдруг скажет, что у тебя в груди обнаружен белый узелок.
У Ба тихо встал и понес пустые тарелки на кухню. Там он раздул угли, подбросил в очаг полено и подвесил чайник.
— Я не буду пить чай! — крикнула я. — Я хочу пойти на кладбище и увидеть место, где их кремировали. Вы пойдете со мной?
— Обязательно, — ответил У Ба.
Мы замедлили шаг. У меня перехватило дыхание, но причиной был вовсе не подъем по крутому склону. Склон был совсем пологим. Я приближалась к финалу своих поисков. Увидела дом, где умер отец. Ела фрукты в саду, где он провел детство и юность. Теперь мне хотелось посмотреть на место, где окончилось его жизненное путешествие.
