Владимир Степаненко - Точка росы
В квартире Викторенко — маленькой, тесной комнате — на самодельной полке, сбитой из досок, выкрашенных марганцовкой, выстроились книги, тесно прижатые друг к другу. На чертежной доске приколот кнопками лист ватмана. Мишустин уже слышал о мечте Викторенко автоматизировать процесс. Видимо, хозяин не отказался от своей идеи. Стараясь утолить любопытство, Мишустин взял наугад одну из книг.
Между страницами закладки из полосок ватмана и свернутых полосок газет. Больше всего записей оказалось в томе избранных произведений академика Губкина.
«Хитрюга, Иван Спиридонович, — подумал Мишустин. — Никогда не похвалится, что штудирует. Работами Губкина должен интересоваться геолог. А Викторенко — инженер. Значит, по-настоящему глубоко хочет разобраться в проблеме газа».
Толстый том раскрылся. Мишустин увидел отчеркнутый старательно текст. Прочел:
«Мы только-только коснулись нашей матери-земли, только-только начали разведывать ее недра, и она открыла нам свои богатства. Вспоминается легенда, как в Иванов день искали цвет папоротника, который указывал на закрытые в земле клады, вспоминается сказка и про разрыв-траву, которая обладает чудодейственной силой открывать все скрытые сокровища.
Так вот, наша разведка есть разрыв-трава, которая открывает те богатства и сокровища, которые таятся в недрах земли, открывает для того, чтобы эти богатства промышленно использовались, превращались бы в производственные силы страны и укрепляли через это мощь великого Советского Союза».
На новом месте Мишустин долго не мог заснуть: мучила сломанная рука. Гипсовое бревно он старательно умащивал, то подкладывал свернутое одеяло, то подушку, пока сон не сморил его.
Приснилось, что баржа царапала бортами по берегам, упрямо двигалась к Ево-Яхе. За штурвалом стоял капитан Самойкин, громко чертыхался, скрываясь в облаке махорочного дыма. Рыжий котенок прыгал в рубке, ловил лапами дождевые капли и складывал их в фуражку капитана.
В пять часов оглушительный треск будильника разбудил Мишустина. Он не сразу понял, что заночевал в чужой квартире. Случайно узнал еще одну тайну хозяина. Викторенко сократил до минимума время на сон, чтобы больше успеть сделать. После работы его ждала чертежная доска и книги. Вещи продолжали жить по установленному расписанию, подчиненные строгой воле хозяина.
Если будильник подымал Викторенко, то пора вставать и ему. Мишустин не стал залеживаться. Посмотрел на улицу. Песок желтый — значит, дождь кончился. «А солнце сейчас ни к чему», — снова озабоченно подумал он о реке, потом о двух капитанах самоходных барж Самойкине и Ванчугове.
Если что-то случится, ему все равно придется отвечать. Но подумал об этом без страха, сознавая правоту действий. Прежде чем отправиться на стройку, решил для себя переписать понравившуюся ему цитату. Только вооружившись карандашом, понял, какую трудную задачу ему надо решить: буквы налезали одна на другую, косили. «Разрыв-трава открывает сокровища, чтобы богатства промышленно использовались». Пожалуй, лучше не скажешь. Торопливо выпил чай и отправился в поселок.
Мишустин не любил коротких командировок. Он всегда выезжал на неделю или две. А на этот раз пришлось договариваться о продлении его работы на стройке.
Выйдя из дома, Мишустин захотел представить постоянный маршрут Викторенко. Наверное, в первый месяц он был короткий. Потом стал все удлиняться: строительство принимало огромный размах, и сейчас не назвать, какой участок надо считать главным, какой второстепенным: обустройство ли газового комплекса, строительство домов, постройку пекарни, запуск котельной или закладку детского сада. Копали траншеи под теплоцентраль, бурили артезианский колодец.
При свете нового дня поблекли глазастые прожектора. Они освещали площадку, где плотники ставили брусчатый дом. В стороне шумно причмокивала бетономешалка, и зубья шестеренок со скрипом перемалывали песок.
Бородатые парни просеивали песок. Головы закутаны сетками от комаров.
— Доброе утро, — поздоровался Мишустин. — Солнышко сегодня греет.
— А нам и в мороз жарко.
— Откуда, шутники?
— Из Мукачева!
— Что строите?
— Два стоквартирных дома под общежитие молодых специалистов.
Попрощавшись с бородачами, Мишустин остановился около электростанции. Устанавливали мощные трансформаторы. То и дело вспыхивали огни электросварки, и красные звездочки веером сыпались на землю. Ночная смена дорабатывала последние часы.
До начала утренней смены оставалось еще несколько часов. По дороге Мишустин то и дело встречал группы людей; они спешили к своим рабочим местам, в бригады, в гаражи и на строительные объекты. Около балков и общежитий стояли тракторы и самосвалы. На них прикатили домой водители. «Персональные машины надо ликвидировать, — отметил Мишустин. — Надо подсказать Викторенко».
Из гаража начали выползать вахтовые автобусы, разъезжаясь торопливо по стоянкам.
Мишустин дошел до маленького бревенчатого здании почты. Из трубы над крышей подымался сероватый дымок. Синий почтовый ящик висел косо, едва держась ни одном ушке. «Пишут много, грамотеи», — с улыбкой подумал инструктор горкома. Тут же попробовал водворить ящик на место, но не мог справиться одной рукой… Дела… инвалидом стал!
— Помочь?
Мишустин обрадовался голосу.
— Пядышев, куда в такую рань?
— К себе… Что у вас с рукой?
— Трубой замяло, хорошо, что так отделался!
— Баржу разгрузили?
— Да. Капитан Самойкин хотя и горлопан, но обещал еще прийти. Если слово сдержит, я ему в пояс поклонюсь.
— Почему вы? Мы с Викторенко тоже поклонимся. Слышали, разработчики вчера прилетели. Грозятся дать мне генеральный бой. Я сейчас один, Викторенко в Тюмень вызвали.
— Боишься, изобьют?
— Я не трус. Не могу понять, почему они вцепились в замерный узел. Вроде со всем согласились. А тут… Да разве я о себе пекусь… Деньги государственные жалко. Вчера пришла ко мне Мария Петровна. Оказывается, Жемчужников поставил перед ней задачу уломать нас с Викторенко, а мы не поддались очарованию женских глаз.
— Что ты ответил?
— Сказал, чтобы не волновалась, без работы не останется. Найдем ей у себя место.
— Правильный ответ.
— Я бы всех теоретиков сделал сначала практиками, меньше бы лепили ошибок, а то состыковать две трубы не могут. Мы с Лавчуковым не в состоянии проконтролировать все размеры труб.
— А не придираетесь ли вы с Лавчуковым? Такое тоже бывает! Да ведь и проектировщики своего рода практики.
— Так-то оно так. Но я не могу всерьез принять довод Жемчужникова о том, что если замерный узел окажется в цехе, то нарушается гармония проекта. Да гармония прежде всего в целесообразности и практической необходимости. Да что я все о делах и о делах? Что эскулапы сказали?
— Перелом! — Мишустин почти физически ощутил ту неуемную энергию, что бурлила в молодом специалисте, и почувствовал свою вину. Почему он до сих пор не заглянул в чертежи? Надо встретиться и с Лавчуковым. Дело с проектом куда серьезнее, чем он представлял. Об этом должен знать и первый секретарь горкома.
В кабинете Викторенко Мишустин попробовал связаться с Надымом, но линия оказалась занятой. Только положил трубку, раздался настойчивый звонок.
— Вас слушают.
— Товарищ Викторенко! Родилась девочка. Первый ребенок в нашем поселке.
— Кто родители?
— Березкины.
— Спасибо! — Мишустин принялся сочинять приветствие молодым родителям. Старался подобрать какие-то особые слова, чтобы девочка потом вспоминала поселок, суровую землю, где она родилась. А может быть, к тому времени здесь будет город газовиков. Как его назовут: Глухарный, Ягельный или Новый Уренгой?
Глава пятая
Выходя из своего балка, Пядышев, а жил он рядом со строителями, каждый день натыкался на высокие абсорберы. Не веря ни в какое чудо, он не удерживался и снова пересчитывал. Снова убеждался — четыре.
В те дни, когда с реки накатывался туман, он с тревогой принимался искать исчезнувшие башни. Старался представить тот счастливый день, когда все восемь займут в цехах свои определенные места. Как исполинские богатыри, они встанут наперекор погоде, снежным метелям и черным ночам. Мысли его невольно возвращались к месячным графикам. Они упорно срывались. Об этом говорили на всех планерках и совещаниях.
Снег лег на мокрую землю в самом начале августа. Как объясняли ненцы, зимний ветер мог каждый день проснуться за Камнем и задуть леденящим холодом. Холодные утренники и первый лед уже схватывали закраины Ево-Яхи.
Постоянная тревога лишила Пядышева спокойствия. Он часто просыпался среди ночи, мчался на стройку. Ему казалось, что бульдозеристы не разобрались в задании, нагребают не на то место песок или уже приступили к рытью котлована, который не предусмотрен. По сдвинутым валам земли, глубоким траншеям и разбегающимся в разные стороны трубам он старался дорисовать готовый комплекс. Видел поднявшиеся два цеха, диспетчерскую и котельную. Между цехами высокое здание — пульт управления.
