Александр Галкин - "Болваны"
3.
Весь следующий день Птицын промучился, но так и не увидел Оксану: вероятно, ее отпустили домой после ночного дежурства, вот почему не было обычного ежедневного обхода.
Птицын почти ничего не ел. Перед его глазами витало прекрасное женское тело. Он зажмуривался, чтобы увидеть его отчетливей, но оно расплывалось. Он открывал глаза и снова ощущал бесплотное и вместе с тем дразняще живое обнаженное женское тело. Это было как наваждение, от которого он не желал избавляться, а, наоборот, исступленно звал его.
Полночи в полусне его беспокоила дурацкая пословица: увидеть Париж - и умереть. Он упрямо переделывал эту пословицу, с кем-то яростно споря: выпить чаю - и умереть. Мечта его жизни - Париж. Он знал наверняка, что в прошлой жизни Париж - его родина, что в этом мистическом городе он по-французски разговаривал с женщинами, что Париж и женщина в его сне, да и наяву тоже, каким-то странным образом отождествлялись, сливались воедино, точно две стороны одной медали. Выпить чаю, выпить чаю - да ведь это то самое, что они должны были сделать с Оксаной, но не смогли. Им помешал дьявол, сатана, нечистый дух!
Еле-еле он дождался следующего утра. Впервые в жизни он ждал наступления утра - и медицинского обхода.
* * *
- Что это с ней? С левой ноги встала, что ли? На тебя и не взглянула! - притворно сокрушался толстопузый сосед, посмеиваясь над Птицыным.
Все в палате заметили, что с Оксаной Виленовной творится что-то неладное: она разговаривала с Птицыным как с чужим, перешла на "вы", держалась подчеркнуто холодно, не померила давления. Спросила: "Как дела?" - но не дослушав, отошла прочь, к соседней кровати.
Птицын впал в отчаяние. Мало того, что он нанес несокрушимый удар по ее женской гордости, он, ко всему прочему, задел ее профессиональные чувства. Разумеется, она поняла (теперь уже со всей очевидностью, раньше она могла только догадываться), что Птицын - трус и симулянт, что он морочит ей голову, а заодно и всему медицинскому персоналу 915 горбольницы, включая многоуважаемого профессора Тухеса.
Оксана.
Что возомнил о себе этот мальчик? Зачем она довела ситуацию до крайности? Неужели нельзя было раньше остановиться? Что он теперь будет о ней думать?! Ясно, что...
Разве она не понимала с самого начала, что он мальчик? Нет, не понимала! Вышло всё как-то по-дурацки. Почему почти все мужчины, которых она встречает на своем пути, тут же тащат ее в постель? Разве она производит такое впечатление? Продажной женщины? Кажется, нет. Но выходит именно так.
Мужчины как будто нюхом чуют ее сексуальность? Как бы она ни пыталась, скрыть ее она не в силах. Это на уровне флюида, мимолетного, странно волнующего запаха. Его чувствуешь на какую-то долю секунды, но он остается в памяти, глубоко-глубоко, не в сознании, а в теле, и от него никак не избавиться. Всякий раз, при новом появлении этого аромата, тебя охватывает повторный экстаз, тайный соблазн, предвкушающий запретную страсть, сладостный грех, тебя так и тянет в эту проклятую, манящую и гибельную бездну. Ты начинаешь себя ненавидеть. Но что ты можешь сделать со своим телом? Тело сильнее тебя! Намного сильнее души... С душой-то можно найти общий язык, убедить ее, доказать свою правоту на примерах, пошутить с ней, наконец. С телом не шутят! Оно требует - не просит. Оно ищет - или тоскует. Оно плачет так, что тебе ничего не остается, как подчиниться ему, бросить ему кость, точно собаке, и тело сожрет, загрызет тебя, высосет из тебя все соки. Тело ненасытно, оно как хищник. Хватает тебя грубо, точно насильник, и тащит в укромное место. А ты, по слабости своей, теряешься, пасуешь перед собственным телом, стелешься перед ним, скулишь, просишь пощады. И что в конце концов? Известно, что! Случайные мужчины, постель - разочарование.
Она любила трижды. Пальцы первого пахли табаком. С тех пор ей нравится запах табака, хотя сама она и не курит. От пальцев стоматолога, который недавно вырывал ей зуб, тоже пахло табаком. Вот каков запах первой любви! Любви, еще не оскверненной постелью.
Вторая любовь началась тогда, когда она уже год жила с Антоном. Он был ненамного старше ее, но уже развелся. Он единственный, кто за ней ухаживал, как это обычно понимают: дарил цветы, целовал руку, ходил с ней в кино и Консерваторию. В Консерватории всё и решилось. Назавтра, после вечера, где пел хор мальчиков, ужасно пронзительно и громко, она переехала жить к нему в квартиру. У него была собственная квартира! Она не могла жить с родителями, это было невыносимо. Все институтские годы она мечтала сбежать из дома куда угодно, лишь бы их не видеть: их дрязги, их лица, перекошенные ненавистью... Не слышать их раздражения, занудства, бесконечных нотаций, контроля. Нет ничего хуже родной семьи, где все стремятся друг друга допечь, загрызть, выжать, как половую тряпку.
Что он ей говорил в Консерватории? Она не помнит ничего. Да и, правду сказать, она почти ничего не слышала. Что-то про свою первую жену, жаловался, упрекал? У нее тогда жутко болело ухо. Она вычитала в какой-то газете, что больное ухо лечится лавандой: соцветие вставляется в больное ухо, и оно сразу же проходит. Действительно, ухо почти прошло. Она выдернула веточку, но, как видно, слишком резко... Повредила ухо изнутри... Боль не прекращалась ни на секунду. Ухо ныло и подергивало. В Консерваторию она надела красный берет. Красный берет кокетливо прикрывал ее больное правое ухо. Кажется, он говорил ей, что в нем она похожа на Кармен. Хор мальчиков прямо-таки разрывал ухо. Ей казалось, что она целиком состоит из одного уха. Оно росло, превращалось в тарелку, по которой скребут ножом и вилкой и безжалостно режут ее фарфоровую плоть, потом ухо становилось круглым окном, о стекло которого на бреющем полете бьются головами ласточки и стрижи, падая замертво.
Кого там пел хор мальчиков? Баха или Моцарта? А может, Шуберта? От этого вечера у нее осталось впечатление боли и шума в правом ухе, музыкального шума, долгого, невыносимого, томительного. Антон всё нашептывал ей в больное ухо во время пения, в антракте продолжал громко шептать в буфете, где угощал ее икрой, а она, вместо того чтобы морщиться от этой нескончаемой шумовой боли, кокетливо улыбалась. Улыбалась. Улыбалась. Вот почему он предложил ей жить у него. Так больное ухо на время избавило ее от родителей.
Антон был очень добр. Но оказался почти импотентом. Она изменяла ему в его квартире со многими мужчинами. Пока не влюбилась. Андрей вел у них курс патанатомии. Недавно он защитил кандидатскую диссертацию, работал в Боткинской больнице и преподавал. Он был женат. Как же без этого?! У нее судьба такая: влюбляться только в женатых мужчин. Да и домогаются ее одни женатые, пускай даже она не испытывает к ним ни малейшей симпатии. Точно все они не удовлетворены своими женами. То ли те не настолько сексуальны, то ли надоедают им со временем и кажутся неинтересными, пресными, а им, видите ли, хочется чего-нибудь остренького. По крайней мере, с ней мужчинам никогда не скучно.
Первый раз она привела Андрея в квартиру Антона, когда тот был в командировке. Вся ее жизнь - пошлый, скабрезный анекдот. Анекдот о том, как муж неожиданно возвращается из командировки, когда жена в постели с любовником. До этого они с Андреем только целовались. Антон позвонил в дверь из общего коридора, по которому должен был пройти до входной двери квартиры пятнадцать шагов. Она была в одном халате. Под ним ничего не было. Андрей к тому времени оделся и пил чай на кухне. Правда, он не надел носки. Кто знал, что Антон объявится на день раньше?!
У нее оставалось полторы минуты, учитывая медлительность Антона. За это время она запахнула постель, выкинула свое раскиданное возле кровати белье в ванную и открыла Антону дверь с самой обворожительной улыбкой, на какую только была способна. Она познакомила двух мужчин. Соврала какую-то чушь: будто бы ее послали от кафедры патанатомии к черту на кулички, в Ясенево, там у них филиал, держали до позднего вечера, и если б не Андрей на своей машине, она не знала бы, как добралась бы до дома. Андрей почти сразу трусливо сбежал. Пока мужчины разговаривали, она успела в ванной натянуть белье и колготки под халат и убрать со стула Андреевы носки. Андрей сбежал в зимнюю ночь без носков. Она вернула ему носки на следующий день в целлофановом пакете.
Антон успокаивал ее, говорил: "Да что ты так волнуешься? Успокойся. Всё нормально. Я тебе верю". Как она тогда не сорвалась?! Один Бог знает.
Она ушла от Антона. К родителям, в постылый родительский дом. Нельзя делить любимого и того, с кем спишь рядом в одной кровати, потому что другой кровати в квартире просто нет. Она ни о чем не жалеет. Она кинулась в эту любовь, как в омут. Ей всегда казалось, что любовь как сказка, как дурманящий сон. Он обволакивает тебя, отгораживает от низкой действительность, от обычной жизни, от семейной скуки, от быта. Поначалу всё так и происходило с Андреем. Но на самом деле она просто ничего не замечала, пребывала в столбняке любви. Через год у Андрея родился сын. Это значит, что, как только они с ним начали жить, он продолжал спать с женой, зачинал с ней сына, хотя и уверял, что ненавидит жену и с трудом терпит ее возле себя, что они давно чужие и живут как брат с сестрой, из-за квартиры. А после, пока жена ходила беременная и не допускала его до себя, он благополучно спал с ней, с любовницей, и спокойно ждал рождения сына.
