Александр Галкин - "Болваны"
Обзор книги Александр Галкин - "Болваны"
Галкин Александр Борисович
"Болваны"
Предисловие издателя
Роман Александра Галкина "Болваны", который Вы, читатель, сейчас держите в руках, вовсе не детектив. Это современный, временами весьма желчный сатирический роман, и вместе с тем в нем есть все свойства интеллектуального романа-притчи. На его страницах не появляются популярные ныне и изрядно всем надоевшие киллеры, проститутки, "новые русские": мафиози или олигархи. В нем действуют самые обыкновенные "маленькие" люди, в точности такие же, как мы с Вами, читатель. Как давно мы изголодались по таким "простым" "героям нашего времени", живущим обычными повседневными проблемами, ведь для них эти проблемы (любовь, ревность, обиды) представляются столь же великими, как мировые катаклизмы!
К тому же это любовный студенческий роман. А разве есть люди, которые без щемящего сердечного волнения не вспоминают о грустных и радостных днях собственной молодости?! Юноши и девушки в этом романе проходят первые испытания жизнью, они узнают, какова цена любви и дружбы, какое обличье бывает у предательства и измены.
К тому же герои - студенты-филологи московского педвуза. Вот почему они не могут любить просто так: они принимаются расцвечивать свои чувства разнообразными культурно-литературными ассоциациями. Они ищут Бога, но не подозревают об этом. Они хотят обрести идеал и смысл жизни, но находят один лишь абсурд и непонимание. Их беспокоят знаки из прошлых жизней, но они не в силах их понять. Государство набрасывает на них сеть. Мир "взрослых" стремится уничтожить в их душах детскую непосредственность, и поэтому герои то и дело садятся в калошу и выглядят законченными болванами.
Этот роман-дебют давно зрелого, сорокалетнего человека. Он с печальным юмором рассказывает о судьбе своего поколения - поколения 80-х. Шестидесятники и семидесятники, без сомнения, тоже узнают себя в этом романе, а также и живые реалии тогдашней, ныне безвозвратно ушедшей жизни. С другой стороны, этот роман предназначен и для молодежной аудитории. Она найдет в нем все те особенные молодежные проблемы, которые каждый раз заново встают перед всяким следующим поколением, независимо от времени, когда это поколение вступает в жизнь.
В те трудные годы брежневского застоя такой роман немыслимо было бы опубликовать. Цензура его не пропустила бы ни при каких условиях, а может быть, автора романа ждала бы и неминуемая тюрьма: так парадоксальны, смелы и ироничны его социальные и политические оценки, так подчас беспощадно и зло он рисует повседневный быт и реалии тех лет. После прочтения романа становится очевидно, что корни перестройки, хаоса, нынешних социальных неурядиц пришлись именно на те последние брежневские годы. Не мудрено, что только сейчас, в эпоху полной авторской свободы, автор решился представить роман к публикации.
К тому же роман "Болваны", подобно булгаковскому "Мастеру и Маргарите", искусно зашифрован, полон удивительных мистических совпадений и неожиданных синхронностей в судьбах персонажей. Сквозь канву современного сюжета в нем просвечивают иные таинственные нити. Героев преследуют странные мистические переживания, воспоминания о прошлых жизнях - реинкарнациях. Герои пытаются постичь, почему им приходится получать те или иные горькие уроки судьбы с точки зрения их прошлых воплощений. Эта линия в романе особенно загадочна и в то же время привлекательна своей странной зыбкостью.
Герой видит себя в эпоху Атлантиды с ее кровавыми жертвоприношениями, одно из которых кончается извержением вулкана и трагической гибелью целого народа. Другой герой вспоминает, как его душа пребывала в теле быка во времена исхода евреев из Египта под предводительством Моисея. Один из персонажей - обыкновенный московский студент 80-х - внезапно начинает говорить на древнееврейском, и потом ему открывается, будто в незапамятные времена он был библейским пророком Урией в Израиле и его забила камнями разъяренная толпа евреев, не пожелавшая внимать нелицеприятным Божьим истинам.
Вообще, еврейская тема удивительно тонко и бережно решена в романе: ни малейшего намека на антисемитизм; наоборот, в нем явлен сочувственно-проникновенный (мы бы сказали, ласково-женский) взгляд русского интеллигента на своего еврейского собрата, с которым, по пророческим словам Солженицына, русский уже 200 лет мирно живет вместе.
Насыщенный неожиданными событиями, резкими конфликтами современный занимательный сюжет сочетается в романе с изысканными метафорами, символами и мифологемами, которые по достоинству смогут оценить "высоколобые интеллектуалы".
Издательству "Мультиратура" выпала большая честь опубликовать энергичный роман "Болваны" в серии "Это - литература". Эта серия как раз и призвана открывать новые имена и новые оригинальные таланты. На фоне женских и мужских детективов с их бесконечной пальбой по машинам политических деятелей или "воров в законе" этот роман воспринимается как глоток чистого воздуха, как явление настоящей литературы, связанной крепкими нитями с русской классической литературой, конкретно: с именами Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Льва Толстого. Ибо именно эти имена все время звучат в мыслях и ассоциациях героев романа, студентов-филологов, для которых русская классическая литература - их будущий хлеб насущный.
ЧАСТЬ 1.
БЛАЖЕННЫ АЛЧУЩИЕ...
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся (Ев. от Матфея, 5, 6; поется церковным хором во время Божественной Литургии в числе других "Заповедей блаженств").
ГЛАВА 1. ПТИЦЫН.
1.
Птицыну снилась собственная смерть.
Птицын был большим арбузом. Широкий нож с длинным лезвием вонзился в его макушку и рассек надвое красную арбузную плоть. Снизу на белую скатерть вытекла лужица крови.
Энергичные руки двумя точными движениями вырезали сочную мякоть со дна и с боков арбузной корки и вывалили все содержимое на белоснежную скатерть.
Дальше сновидение Птицына как бы раздваивалось. Кроваво-красная мякоть арбуза превратилась в огненную лаву, медленно сползавшую со склона горы.
А вычищенные пол-арбуза стали представлять глубокую горную впадину, дно которой заполнила многотысячная толпа. Люди, задрав головы, глазели на вершину гигантского многоступенчатого храма, где на полукруглой площадке перед святилищем, происходило некое действо, привлекшее всеобщее внимание.
Храм был высечен в громадной скале, и святилище уходило в глубь горы. Слева от храма, по склону горы, на каменных тронах, прятавшихся в тени пещеры, восседали мужчина и женщина, головы которых украшали белые и красные перья. По другую сторону храма, над пропастью, нависла гигантская фигура вырубленной в камне изогнувшейся кошки, дикой кошки - рыси или пумы. Она прильнула каменным боком к отвесной скале. На ее отшлифованной до зеркального блеска спине играли лучи предзакатного солнца. Кошка мигнула красными глазами: в ее глазницах сверкнули цветные стекла.
Мужчину на троне Птицын не разглядел, а женщину он рассматривал пристрастно и настороженно. Она показалась ему до странности знакомой. Она была облачена в красное, расшитое золотом платье, чем-то похожее на греческую тунику; на плечи наброшена пятнистая шкура, скорее всего ягуара. Мочки ее ушей прятались под массивными золотыми пластинами в форме дисков. Птицын увидел ее в профиль: хищный ястребиный нос, острый кончик которого загибался к чувственным и толстым губам, накрашенным каким-то ядовито-зеленым составом. Ее холеные руки в кольцах величественно возлежали на коленях, между тем как зрачок беспокойно бегал за частоколом длинных ресниц. Рядом с женщиной в синем плаще стоял черноголовый воин с разноцветными перьями на затылке, подобострастно склонивший голову и, кажется, ожидавший ее приказаний. Птицын узнал в воине Голицына, только без щетки усов.
Она пошевелила пальцами правой руки (на безымянном блеснуло золотое кольцо с приподнятой змеиной головой). Воин выбежал из пещеры и махнул рукой.
Народ внизу заволновался. На плато, напротив площадки с тронами, три воина беззвучно, как в немом кино, со свирепым видом застучали ладонями по длинным узким барабанам, качая лысыми головами под ритм барабанов, потряхивая убором из перьев и кольцами в ушах. Еще несколько воинов по знаку их командира натянули луки. Птицын посчитал: лучников было семеро. Стрелы полетели к храму, перед которым в окружении жрецов стояла юная женщина поразительной красоты, прижимая к груди запеленатого ребенка, как видно спавшего. Птицына поразила не столько ее красота, сколько удивительная улыбка женщины, глядевшей на младенца: в ней светилась такая любовь и доброта.
Стрелы пронзили грудь юной женщины. Одна впилась в тело ребенка и намертво пригвоздила младенца к груди матери. На ослепительно белой в лучах солнца одежде выступили пятна крови. Один из жрецов с черным родимым пятном на шее подхватил под мышки падавшую женщину и столкнул с лестницы. Вместе с ребенком она полетела головой вниз по крутым ступеням гигантского храма. Тело ее подскакивало и сотрясалось от соприкосновения с острыми краями ступеней этой бесконечной лестницы. Наконец, чуть дальше середины, тело остановилось.
