Майкл Корда - Богатство
– Тогда какое следующее обещание?
– Это будет тяжелее. Мой шестьдесят пятый день рождения – меньше, чем через год. Это дает мне время завершить преобразования в Тресте. О, я составлю к тому времени документ, просто, чтобы чувствовать себя в безопасности. Я больше не собираюсь купаться в ледяной воде, можешь быть уверена, но э т о заставило меня понять, каким дураком я был, не изложив свои мысли на бумаге. В любом случае я хочу, чтоб ты вытерпела до тех пор нашу нынешнюю связь, как бы утомительна она для тебя ни была.
– Артур, я не собираюсь никуда уходить. Я не для того тебя спасала, чтобы бросить.
– Нет, нет, я так не думаю. Но эта жизнь в четырех стенах… дурацкая секретность… тебе это не нравится. Я тебя не виню. И понимаю.
– Я не жалуюсь.
– Нет, и благодарен тебе за это. Но молчание тоже иногда бывает формой жалобы. Всякий, кто бывал в браке, это знает.
– Я не была в браке.
– Конечно, не была, – быстро сказал он. – Я забыл. Ну, неважно. Я хочу, чтобы ты пообещала мне кое-что еще.
– Что угодно.
– Нет, это особый вопрос, и тебе может совсем не понравиться. Ты знаешь мои намерения относительно Треста, семьи, состояния… Мы разделили бы с тобой эти тяготы, но, если по какой-то причине не сможем… – Он заколебался. – Алекса, я хочу, чтоб ты помогла исполнить мои намерения, если я это сделать буду не в состоянии.
Она уставилась на него.
– Почему?
– Потому что я, возможно, буду мертв, черт побери. Или недееспособен.
– Я не хочу об этом думать. Этого не должно случиться.
– Конечно, не должно. Но может. Это просто подстраховка, как говорится.
– Это перестраховка.
– Вовсе нет. Дай мне слово, и забудем об этом. В ответ обещаю сделать все, что ты захочешь. Даже уехать отсюда в коляске.
Она рассмеялась, надеясь подбодрить его.
– Тебе не потребуется заходить так далеко. Обещаю, если ты хочешь, но взамен я прошу тебя по возвращении пойти к своему врачу, и пройти полное обследование, как разумный человек.
– Ты ставишь тяжелые условия, но выполнимые.
– И сделаешь все, что врач тебе скажет.
– Черт! Лучше бы ты попросила бриллиантов. Ненавижу докторов.
– Знаю. Может, в следующий раз я попрошу бриллиантов.
Он уже почти засыпал.
– Да,– услышала она тихий голос, как бы сквозь сон, – нужно подумать о бриллиантах… Они все еще у Ванессы… о стольком нужно подумать…
Ей показалось странным то, что он сказал. В такое состояние он впадал, когда сильно уставал – словно разговаривал сам с собой. "Нужно разобраться с Фондом", – мог пробормотать он поздно вечером посреди беседы о чем-то совсем другом. Или, засыпая, он шептал: "Нужно внимательнее изучить материнский траст".
Она знала, как он одержим своими обязанностями – или тем, что он слишком долго ими пренебрегал, поэтому ее не удивляло, как работает его мысль, ища новых поводов для беспокойства, или возвращаясь на прежнюю почву, даже когда он засыпал…
Однако она не могла не удивляться, что бриллианты, что бы они собой не представляли, внезапно оказались столь важны для него.
Она на него не давила. У него были назначены встречи с юристами, банкирами, советниками, занимавшимися его налогами – людьми, чья жизнь, казалось, была посвящена изучению каждой детали финансовых дел семьи Баннермэнов, подобно тому, как ортодоксальные евреи штудируют Талмуд. Баннермэн не открывал своих планов никому из них, он просто производил впечатление человека, пытающегося разобраться в делах, как помещик, возвратившийся из отсутствия, производит инспекцию своих стад и амбаров. Не важно, сколь сложен был предмет – он требовал, чтоб отчет о нем занимал одну машинописную страницу, – урок, который он вынес из своей президентской кампании. Его люди жаловались, протестовали, клялись, что это невозможно, но, в конце концов, будучи Артуром Баннермэном, он всегда добивался своего, и она поняла, что в этом есть смысл.
– Дай и м сделать эту проклятую работу, – говорил он ей. – За это им и платят. Мне не нужно эссе, или отчет для Верховного суда, или целый ворох бессмысленных фактов и диаграмм. Мне нужны цифры, проблемы, варианты выбора. Я научился этому от Эйзенхауэра. "Хороший генерал – это хороший менеджер", – говорил он мне, и был прав. Никогда не забывай об этом.
Но ей казалось, вряд ли представится случай вспомнить этот совет, а тем более им воспользоваться. Артур, отметила она, в последнее время сыпал хорошими советами. Едва не утонув, и пережив бурю, он был " на высоте", как выразился бы Саймон, полон энергии, ретиво пробираясь сквозь груды одностраничных меморандумов, так, словно наслаждался каждой минутой. Прошла неделя, прежде чем она напомнила ему об обещании. Как и ожидалось, он нахмурил брови.
– Я дал тебе слово.
– Но ты его не держишь.
– Мне назначен прием на будущей неделе. Блюменталь – занятый человек. Он не может принять меня раньше понедельника. В конце концов, у этого парня есть пациенты с худшими проблемами, чем я.
Алекса не стала развивать тему. Она была совершенно уверена, что Артур не выразил ни тревоги, ни заинтересованности, а представил все, как обычный осмотр – иначе ни один врач, каким бы занятым и знаменитым он ни был, не оказался бы выделить время для Артура Баннермэна. Однако, если что-то не так, Блюменталь это обнаружит. Ей хотелось позвонить ему и рассказать, что случилось, но она прекрасно знала, что Артур не простит ее за вмешательство. В отличие от Артура, она питала абсолютное доверие к докторам, хотя сама никогда не болела.
Кроме того, нельзя было отрицать, что Артур, казалось, полностью поправился. У него был хороший цвет лица, он спал, как младенец, двигался такой походкой, что она за ним не поспевала.
Так что, решила она, причин для беспокойства нет.
– Много шума из ничего, – сказал он, целуя ее в дверях.
– Ты рассказал ему, что произошло в Мэйне?
– Конечно. Он отнес это за счет переутомления, переохлаждения, шока. Блюменталь выписал меня вчистую.
Его лицо лучилось убежденностью, голос был бодр. Она не верила ни одному его слову. С другой стороны, напомнила она себе, если б там было что-то серьезное, доктор, конечно, положил бы его в больницу, хотя бы для анализов. В любом случае, он не ребенок – вряд ли она может потребовать от него справку от врача.
Он подошел к бару, вынул бутылку шампанского и открыл пробку.
– Я думала, ты не любишь шампанского, – сказала она.
– Почему же, оно вполне мне нравится, просто у меня от него газы. Однако, это подходящий напиток для праздника.
– А что мы празднуем?
Он наполнил два бокала, чокнулся с ней, затем поднял пробку и провел ей за ухом.
– Предположим, тебе повезло. Блюменталь не просто осмотрел меня, он еще сделал анализ крови.
– Анализ крови? И что тут праздновать?
– Тебе тоже нужно его сделать.
– С чего бы?
Он ответил улыбкой, одновременно хитрой и застенчивой.
– Ага. Я тебе объясню. Потому что в штате Нью-Йорке нельзя получить свидетельство о браке без анализа крови. – Он деликатно кашлянул. – Что означает: я прошу тебя выйти за меня замуж.
Она на миг уставилась на него, стремясь осознать вопрос и собственные чувства. Сначала она подумала, что он шутит, но розыгрыши были не в его характере. Она выпила шампанское одним глотком, о чем пожалела, потому что у нее сразу закружилась голова.
– Ты уверен? – спросила она более осторожно, чем хотела.
Он снова наполнил ее бокал.
– Уверен ли? Конечно. Мы знаем друг друга несколько месяцев. Ты спасла мне жизнь. Множество браков совершалось по гораздо меньшим основаниям. Кроме того, я люблю тебя.
– Давно ли ты это надумал, Артур?
– О, это не скороспелое решение, будь уверена. Я достаточно размышлял. Просто я пришел к выводу, что больше нет смысла ждать. Конечно, ты можешь не захотеть – я вполне понимаю. Но это принесло бы мне много счастья.
Алекса не знала, что сказать. она вряд ли даже понимала, что чувствует. Она всегда была осторожна, строя планы на будущее. Брак был возможностью, о которой она даже думать отказывалась, обязательством, столь прочным, и, в данном случае, влекущем столь невероятные последствия, что это ее пугало. Брак сделает ее членом ее семьи – мачехой Роберта, подумала она. Она знала, что Артур хочет, чтоб она обняла его и ответила "Да", и чувствовала себя виноватой, что так не делает, но в то же время испытывала слабую раздражающую обиду за то, что вопрос был поставлен так внезапно.
– Что ж, я польщена – и, кажется, слегка потрясена. А как же твоя семья? Не думаю, что они встретят меня с распростертыми объятиями.
Он рассмеялся.
– Я тоже, к сожалению. Но до времени они не узнают. Я хочу кое-что обдумать, и когда все будет готово, сыграть в небольшую игру " кнут и пряник". Когда я созову их всех в Кайаву на свой шестьдесят пятый день рождения – им п р и д е т с я приехать, даже Сесилии из своего Богом забытого лагеря для беженцев, я сделаю им подарок в виде изменений в Тресте. Пряник, который будет предложен каждому взамен, будет сладким, о ч е н ь сладким, даже для Роберта. Им придется также принять тебя, дорогая, как часть сделки. В случае отказа в ход пойдет кнут.
