Михаил Однобибл - Очередь
На подъемах, спусках и ровных отрезках пути учетчик внимательно слушал Немчика. Оказывается, он страшно отстал от событий. Он знал, что Рима в доме дворничихи пошла на поправку. Но не подозревал, для чего ей нужно выздоровление. Об этом до поры, до времени не догадывался никто в очереди. Когда от болезни осталась легкая хромота и Рима стала выходить на прогулки по двору, она вдруг исчезла. Усиленные поиски ничего не дали. Пару дней не было никаких известий. А потом стали доходить слухи страшнее неведения. Лучше бы она сгинула без следа. Оказывается, Рима подстерегала в пригороде идущие из города этапы, неожиданно выбегала к начальнику конвоя и просила взять ее на этап. Само собой разумеется, что просьба неизменно и решительно отклонялась. Этап очень серьезное мероприятие, самодеятельность недопустима и чревата самыми печальными последствиями для всех, вплоть до высокопоставленных служащих. Этапные колонны формируются в райотделе, на каждого этапируемого начальник конвоя получает сопроводительный документ, чего у самозванки Римы не было и быть не могло.
Ошеломляло, что Рима просилась на этап добровольно. В этом очередь чувствовала страшное кощунство, соединенное с дьявольским высокомерием. Рима пошатнула весь городской порядок. Этап считается самым суровым наказанием очередников, без страха перед этапом их не удержать под контролем (как это показала в свое время Великая Амнистия, может, в этом и заключался ее главный и неоспоримый урок). Никто не хочет под арест и на этап. Именно поэтому очередники относятся к служащим с крайней предупредительностью, стараются не огорчать, не мозолят глаза. Всякий отстоявший очередь и переступающий порог отдела кадров чувствует себя идущим по канату. Стоит раз оступиться, чем-то не угодить кадровику, невольно навеять грустное воспоминание, и тотчас в суд полетит иск, а из суда придет ордер на арест. В итоге, незадачливого соискателя уведут по этапу. Пересыльная тюрьма недалеко от города считается самым угрюмым и зловещим из известных на земле мест. Очередь может только гадать, что творится за тюремными стенами. А уж то, что ждет осужденных дальше на этапе, страшно и вообразить.
И вот, прекрасно все это зная, Рима возжелала добровольно принять нескончаемую этапную муку. Такое шокировало и трудоустроенных, и безработных. Пару дней очередь с ее премудрыми авторитетами пребывала в смятении, а затем объяснила самоубийственную выходку Римы помрачением рассудка неизвестной болезнью. Девушка заразилась, естественно, от учетчика, так как дольше и теснее других с ним общалась, и не от кого больше в городе заразиться чем-то подобным. А учетчик подхватил чуму неповиновения, естественно, за городом. Авторитеты припомнили учетчику дикий, выходящий за рамки разумного призыв 8 апреля к самороспуску всех очередей и массовому выходу за город на сезонные работы. Якобы то был первый симптом градоненавистничества, зоологической вражды к существующему порядку. Болезнь сразу дала себя знать, но очередь на свою беду догадалась о ней через полгода. Вспомнили авторитеты и Лихвина, докатившегося до измены очереди после знакомства с учетчиком.
Чтобы тоже не заразиться, очередники стали шарахаться от учетчика, как от чумы (авторитеты, по словам Немчика, просто-напросто удрали с переговоров). Боязнь подхватить этапную лихорадку, как окрестили поразившую Риму болезнь, вызвала далеко идущие, непредсказуемые последствия. В очереди распространилась атмосфера подозрительности. Судя по истории болезни Римы, лихорадка передается не легко и не всем, но имеет скрытый период развития, следовательно, может со временем проявиться у любого из тех, кто общался с учетчиком и Римой. Новые случаи заболевания пока не выявились, но в очереди бушует эпидемия отчуждения. Стояльцы избегают разговоров и прячут лица, чтобы не дышать одним воздухом.
В пучине очереди вызревает идея предочередей, наподобие кадровых приемных, чтобы впредь не допускать проникновения в город чужеродных элементов. Каждого новичка, приходящего занять очередь, предлагают сначала запирать в карантин под наблюдение бывалых стояльцев: пусть посмотрят на личность и поведение пришельца, а затем примут решение о его зачислении крайним в очередь, либо о выдворении из города. Естественно, из таких предстояльцев, одной ногой вставших в очередь, рано или поздно образуются очереди ожидающих окончания карантина. «Кто крайний в очереди занять очередь?» Сегодня этот вопрос кажется диким, а завтра может стать обычным для всякого входящего в город. Если нововведение приживется, хвост очереди фактически превратится в кадровую службу. Уличники будут решать участь предочередников со всеми злоупотреблениями, перекосами и крайностями, которые допускают кадровики в отношении очередников. Когда служащие узнают об этом обезьянстве, а им непременно донесут свои же, трудоустроившиеся братья-соискатели, то не поздоровится всей очереди. Вот до какого опасного сумасбродства может довести предосторожность, если ее крайние меры переходят в закрайние!
Передав учетчику эти шокирующие новости, Немчик сказал, что лично он в числе здравомыслящего меньшинства очереди не верит ни в душевное расстройство Римы, ни в заразность учетчика. Поэтому Немчик не прячет лицо. Учетчик больше рискует заразиться от Немчика банальным гриппом, чем Немчик от учетчика сказочной этапной лихорадкой.
Конечно, остается вопрос, что на самом деле творится с Римой. Немчик предложил свою версию мотивов ее поступков, более прозаичную и правдоподобную. Попытки Римы уйти на этап – крайнее проявление невыносимого, мучительного раскаяния, пусть неуклюжего, по-детски экзальтированного, зато чистосердечного. Девушка глубоко сожалеет, что позволила перерезать конвойный ремень и увести себя в побег, чем погубила репутацию дворничихи и доставила массу хлопот музею и райотделу права. В стремлении искупить вину Рима стремится подвергнуть себя самой суровой каре и навсегда избавить родной город от своего присутствия.
«Ты еще не передумал уйти из города вместе с Римой? – спросил Немчик, он искоса взглянул на учетчика и, получив утвердительный кивок, удовлетворенно сказал: – Вот потому я и веду тебя ей навстречу. Чтобы разом перевязать все узлы: одних друг с другом соединить, а других друг от друга избавить. К счастью, нашелся в очереди человек, не поддавшийся общей панике, не боящийся от тебя заразиться и согласившийся мне помочь. Это наш возница. Без него я, хворый, за тобой не угнался бы. Ты по достоинству оценишь его великодушие, если я тебе скажу, что этот самоотверженный парень крепко из-за тебя пострадал 8 апреля. Ты его, наверно, прежде не видел. Он 695 номер второподъездной очереди, тот, вместо кого ты вошел в здание. После такого вопиющего ротозейства он не мог сохранить место в очереди. Он пропустил тебя вместо себя и, таким образом, стал лишним. А кто же потерпит перед собой лишнего человека! У него отняли номер и отправили в хвост занимать очередь заново. Так что по твоей вине он до сих пор на улице, а мог бы с весны стоять в подъезде и сейчас вместе со всем подвалом праздновать начало отопительного сезона. Однако он, несмотря ни на что, любезно согласился помочь отвести тебя к Риме. И если в дороге ты выбьешься из сил, он повезет на тележке двоих. Он надежный парень, ты можешь смело пожать ему руку!»
23. Друзья
Немчик по одному ему понятным приметам выбирал путь на развилках. Могучий возница, совершенно седой от снега, шагал и шагал сквозь метель.
Учетчик уже не наклонялся к тележке, не разговаривал с Немчиком, старался только не терять спутников из вида. Настроение было приподнятое. И кто бы на его месте стал обращать внимание на такие мелочи, как усталость и жажда, холод и мрак, если открылась прямая дорога к цели. Отпала необходимость искать и выкрадывать Риму. Учетчика вели к ней за город! А там он как рыба в воде, там он найдет способы помириться с девушкой и увести ее далеко от гибельных этапных маршрутов. И если его добрые проводники, Немчик с возницей, тоже захотят освободиться от оков очереди, учетчик возьмет их в компанию. Вместе они найдут Рыморя и удобное зимовье, подлечатся, как-нибудь сообща прокормятся до весны и заживут привычной, нелегкой, но понятной и привольной сезонной жизнью.
«Приехали! Стой, приехали!» – сипло крикнул Немчик и заколотил по железу тележки. Возница встал. И вдруг вспыхнул свет. В один миг зажглись фонари на улице и желтые окна на разных этажах здания, в темноте тележка подъехала к нему вплотную. Искрящиеся на свету мириады снежинок ослепили учетчика. Он услышал гомон и постепенно различил огромную толпу перед зданием. Скопище людей в непроницаемом мраке сохраняло полную тишину, и так же дружно они встретили прибывших громкими возгласами. Учетчик машинально прикрыл лицо рукой и хотел отступить в тень козырька подъезда, где стояла привязанная к перилам крыльца, залепленная снегом коняга. Однако возница, как клещами, взял учетчика под руку, нельзя было противиться такой силище, и повлек по ступенькам крыльца к двери здания. Толпа радостно загудела, донеслись хлопки, свист.
