Михаил Однобибл - Очередь
«Приехали! Стой, приехали!» – сипло крикнул Немчик и заколотил по железу тележки. Возница встал. И вдруг вспыхнул свет. В один миг зажглись фонари на улице и желтые окна на разных этажах здания, в темноте тележка подъехала к нему вплотную. Искрящиеся на свету мириады снежинок ослепили учетчика. Он услышал гомон и постепенно различил огромную толпу перед зданием. Скопище людей в непроницаемом мраке сохраняло полную тишину, и так же дружно они встретили прибывших громкими возгласами. Учетчик машинально прикрыл лицо рукой и хотел отступить в тень козырька подъезда, где стояла привязанная к перилам крыльца, залепленная снегом коняга. Однако возница, как клещами, взял учетчика под руку, нельзя было противиться такой силище, и повлек по ступенькам крыльца к двери здания. Толпа радостно загудела, донеслись хлопки, свист.
Учетчик от неожиданности больно вывернул голову в сторону Немчика. А на кого еще он мог смотреть! Немчик выбрался из тележки и, шаркая, шел в здание. Он плюнул под ноги и стегнул учетчика прутом, чтобы не оборачивался.
В ярко освещенном теплом вестибюле, куда они вошли с порывом ветра и хлопьями снега, царили тишина, чистота, порядок. Несмотря на поздний час, внутри здания ощущалось напряженное бодрствование. Здесь тоже было многолюдно, но, в отличие от двора, никто не обратил на их троицу ни малейшего внимания. Посетители непонятного заведения и друг дружку не замечали. Часть в глубокой задумчивости сидела вдоль стен на лавках, какая-то девочка уткнула лицо в колени. Другие взволнованно расхаживали между сидящими. Двое взялись за руки, но глядели в разные стороны: наверно, пришли сюда по одному вопросу и вместе его обдумывали. Из-за дверей кабинетов по обеим сторонам коридора доносился шум. Казалось, двигали тяжелую мебель на маленьких железных колесиках, крутившихся по полу с писком и стуком. Дверь помещения в конце коридора распахнулась, из нее выбежал молодой взбудораженный служащий, его мундир с множеством мелких знаков различия расстегнулся, на рукаве темнело мокрое пятно. Служащий поймал висящую на нитке форменную пуговицу, оторвал и спрятал в карман, чтобы не потерять. Он свирепо огляделся вокруг, сделал глубокий вдох, круто повернулся к захлопнувшейся за ним двери и принялся дергать ручку. Дверь приоткрывалась и захлопывалась, кто-то невидимый за ней боролся и не хотел пускать к себе.
Учетчик не видел, чем закончилась борьба. Возница стремительно увлек его дальше. В засыпанной снегом одежде уличники оставляли мокрые следы на чистом линолеуме. Они достигли лестницы в торце здания и взлетели через две ступеньки на верхний, третий этаж здания. Здесь было пустынно, с площадки вела внутрь одна обитая железом дверь. Немчик унял дыхание, осторожно откашлялся в рукав, подсмотрел, опустившись на одно колено, в замочную скважину (странные в этом заведении были правила приличия!) и после томительно долгой паузы стал тихо царапаться в дверь. Немчик стучался деликатно, вкрадчиво, но тем грубее, безжалостнее, видимо, в страхе перед тем, кто за дверью, возница прижимал к себе учетчика. Учетчику трудно было дышать, но он не роптал из опасения, что мстительный страж зажмет ему рот огромной заскорузлой ладонью и оставит совсем без воздуха.
Наконец, тягучий властный голос сказал «да», и они вошли. Как только дверь за ними закрылась, возница отпустил учетчика. Оба ловца устало опустились на корточки и привалились спинами к двери. Их позы красноречиво говорили, что теперь учетчику некуда деться, они свою задачу выполнили, доставили задержанного по назначению.
В работавшей за огромным столом, одетой строго по форме женщине учетчик узнал Раю-архивщицу. Так вот куда его завели козни очереди! Он находился в архиве пресловутого райотдела права, внутри главной карательной машины города. Раньше учетчик только слышал о райотделе, и только раз издали, с верха музейной башни, видел его.
Ни на кого из троих архивщица не взглянула, а продолжала заниматься с толстой, взопревшей в тепле женщиной. По полу вился длинный обрывок ремня, намотанный на руку посетительницы. Римина хозяйка, наверно, стегнула бы учетчика, если бы увидела. Но дворничиха располагалась к нему спиной и была поглощена делом. Она забралась коленями на стул, уперлась локтями в стол и, задевая лбом архивщицу, что-то тихой скороговоркой ей излагала. Та в круге настольной лампы записывала.
Верхний свет в помещении не горел. Бетонный потолок провис, и на пересечении сходящихся трещин, в месте, где могла быть люстра, чернел пролом. Бетон и штукатурка выкрошились, обнажив прутья арматуры. Через дыру порывы ветра задували снег. Когда он сыпал гуще, архивщица беззлобно, чувствовалась давняя привычка, отмахивалась от белых мух и сдувала их из-под пера.
Длинные ряды высоких стеллажей терялись в полумраке просторного помещения. Они занимали весь верхний этаж здания, без колонн и перегородок. Возможно, внутренние опоры потолочного перекрытия были снесены при расширении архива, чтобы освободить место под новые стеллажи. Очевидно, с годами под струями дождей, под тяжестью сугробов и собственным весом старая плита не выдержала и просела, грозя рухнуть и похоронить под собой архив и его работников. А им некогда было оторваться от текущей работы, поднять голову и задуматься об опасности.
Крыша архива не чистилась годами. Это можно было понять по растительности. Сверху на райотдел намело столько пыли, что в ней укоренились и пошли в рост занесенные птицами семена. Крепкие жирные лианы плюща вползли через потолочный пролом в архив и разрослись далеко в стороны. На стенах и стеллажах висели ладошки темно-зеленых листьев. В помещение, где першило в горле от архивной пыли, дикий плющ впустили для оздоровления воздуха.
Беглого взгляда на архивные полки (многие документы наполовину выдвинулись из рядов и висели над проходами, а многие валялись на полу) было достаточно, чтобы понять, как остра здесь нехватка рабочих рук. Рая Лукаянова явно не успевала исполнять обязанности по хранению, выдаче и приему архивных документов. Ее главной заботой было руководство 26 отделом кадров на Космонавтов,5. В архиве женщина работала по совместительству. Если в штатном расписании райотдела архиву отводилось скромных полставки, то внештатной работы тут хватило бы на десяток помощников.
Не для того ли учетчика заманили в ловушку, чтобы обратить в канцелярское рабство? Неужто здесь конец его земным странствиям?
Учетчик тихо осмотрелся. Дворничиха продолжала секретничать с архивщицей. Немчик и возница сторожили дверь. Они обмякли и сползли на пол. Принесенный на одежде снег растаял и лужей растекся под ними. Немчик съежился. Возница вытянул перед собой длинные ноги и рассматривал наладонный номер. Нечего было и думать незаметно отодвинуть этих двоих от двери.
Учетчик убедился, что на него никто не обращает внимания, и направился в глубину архива. Упорно и долго вышагивал он длинными кривыми ходами между стеллажей. В одном месте он заметил огонек свечи. На высокой стремянке, под потолком, работала молодая девушка. Она просмотрела какую-то папку и любовно положила ее на колени в стопку отобранных документов. Потом задумчиво провела ноготком музыкального пальчика по корешкам других дел. Она как будто перебирала струны и вслушивалась в их звучание. Секунду она колебалась и вдруг бесшабашным жестом, наудачу выдернула из ряда скоросшиватель. Однако этот документ ей сразу не понравился. Она нахмурилась, пролистнула пару страниц и брезгливо швырнула его на пол. При этом девушка гневно мотнула косой. От порыва воздуха пламя свечи качнулось и облизало стеллаж. Нижним расплюснутым концом свеча была прилеплена к полке и роняла капли стеарина на нижний ряд папок. Да, при такой работе с документами можно было не заботиться о потолке: пожар уничтожит архив раньше, чем придавит крыша. Когда учетчик проходил под стремянкой, девушка быстро, отчужденно взглянула на него. Она показалась учетчику знакомой, и, если бы сняла очки, старящие ее, он, может, вспомнил бы, где и при каких обстоятельствах видел ее раньше. Впрочем, какое это имело значение? В любом случае им нечего было сказать друг другу.
Чем дальше от стола архивщицы уходил учетчик, тем захламленнее становились проходы. На полу валялись россыпи документов. Он чувствовал вину, нечаянно наступая на них. Внутри любой из пухлых папок и тощих тетрадочек могло заключаться окончательное и бесповоротное решение чьей-то участи. Вряд ли сходство запасников, исследованных Лихвиным на чердаке музея, и архива райотдела права было случайным. Неужели учетчику суждено разбирать эти чудовищные завалы! Когда он, наконец, пробрался к стене, чтобы выглянуть в окно архива, документы сплошным слоем устилали пол под ногами.
