Джоди Пиколт - Время прощаться
Я прижалась к Гидеону, положила голову ему на грудь. Он начал меня целовать, приподнял, чтобы я смогла обхватить его ногами… Поверх его плеча через обычное прозрачное пластмассовое окно, которое так и не застеклили, я смотрела на стекающие капли дождя — очищающий дождь.
Не знаю, как давно стояла в дверях и смотрела на нас Грейс. Она сложила зонтик — он совершенно не защищал ее от ливня.
Позвонили из садика. У Дженны поднялась температура, девочку тошнило. Кто-то мог бы ее забрать?
Грейс могла бы и сама туда съездить, но подумала, что я должна об этом знать. В сарае с африканскими слонами она меня не нашла, хотя я сказала, что направляюсь именно туда. Потом она заметила красный зонт Гидеона и подумала, что, может быть, он знает, где я.
Я зарыдала. Стала просить прощения. Молила простить Гидеона и ничего не рассказывать Томасу.
Я отдала ей Гидеона.
И вновь вернулась к своим исследованиям, потому что больше не могла ни с кем из них работать. Невви со мной не разговаривала. Грейс просто не могла — тут же захлебывалась слезами. А Гидеон замкнулся. Я, затаив дыхание, ждала, что кто-то из них расскажет все Томасу. А потом поняла, что они ничего говорить не станут. Где еще они втроем найдут работу со слонами? Этот заповедник — их дом. О себе же я такое едва ли могла сказать.
Я начала планировать побег. Я не раз читала истории о родителях, которые похищали собственных детей. Они перекрашивали детям волосы и тайно перевозили их через границу по поддельным удостоверениям, под выдуманными именами. Дженна еще слишком мала и вырастет, практически ничего не помня об этой жизни. А я… Что ж, я найду чем заняться.
Я не смогу издавать свои работы, опасаясь, что Томас найдет нас и отберет у меня Дженну, но если анонимность гарантирует безопасность, разве это того не стоит?
Я даже собрала большую спортивную сумку, куда упаковала наши с Дженной вещи, и начала копить доллары, пока за подкладкой сумки для ноутбука не набралось пары сотен — достаточно, как я надеялась, чтобы купить начало новой жизни.
В то утро, на которое был запланирован побег, я мысленно тысячу раз все прокрутила.
Я надену на Дженну ее любимый комбинезон и розовые кроссовки. Покормлю ее любимыми вафлями, нарезанными соломкой, чтобы она могла макать их в кленовый сироп. Разрешу ей, как обычно, взять с собой в садик одну плюшевую игрушку.
Но в садик мы не поедем. Промчимся мимо, выскочим на шоссе, а когда кто-нибудь хватится, нас уже не будет в городе.
Я в тысячный раз прокручивала в голове все шаги, как вдруг в наш домик, сжимая в руке записку, ворвался Гидеон. Он спросил, не видела ли я Грейс, и в его глазах я увидела мольбу: «Скажи, что видела!»
Записку Грейс написала от руки. Там говорилось, что к тому времени, когда Гидеон ее найдет, будет уже слишком поздно. Как я позже узнала, записка лежала в ванной на полочке. Гидеон обнаружил ее, когда проснулся. Она была прижата пирамидкой из камней, маленькой идеальной пирамидкой — наверное, такими же камнями Грейс набила себе карманы и опустилась на дно реки Коннектикут всего в паре километров от того места, где крепко спал ее муж.
Серенити
«Полтергейст» — одно из немецких словечек, таких как «Zeitgeist» — дух времени или «Schadenfreude» — злорадство, смысл которых все думают, что знают, но на самом деле не понимают их значения. Переводится «полтергейст» как «беспокойный гость», и это логично, потому что полтергейст — отчаянные хулиганы в мире паранормального. Они часто привязываются к девочкам-подросткам, которые занимаются оккультизмом, или к тем, у кого частые перепады настроения, — и первые, и вторые привлекают злую энергию. Я часто говорила своим клиентам, что полтергейст — это просто направленная злость. Такими «шумными гостями» часто становятся призраки обиженных женщин или мужчин, которых предали, то есть людей, которым так и не выпал шанс отомстить. И эта обида и раздражение проявляется в том, что они кусают и щиплют обитателей дома, хлопают дверями, стучат по шкафам. Или через комнату со свистом проносятся блюда, а ставни сами открываются и закрываются. В некоторых случаях они предпочитают какую-то одну шалость — внезапный ветер, который сдувает со стен картины, или огонь, вспыхивающий прямо на ковре.
Или наводнение.
Верджил вытирает глаза краем рубашки, пытается осмыслить происходящее.
— Значит, ты полагаешь, что нас из дома выгнало привидение?
— Полтергейст, — поправляю я. — Но не будем вдаваться в тонкости.
— И ты думаешь, что это Грейс?
— Это логичное объяснение. Она утопилась потому, что муж ей изменял. Если кто и захотел вернуться и стращать водным полтергейстом — это она.
Верджил кивает, размышляя над моими доводами.
— Похоже, Невви думает, что ее дочь до сих пор жива.
— Если быть точным, — замечаю я, — Невви сказала, что ее дочь скоро будет здесь. Она просто не уточнила, в каком образе.
— Если бы только я не был полностью вымотан бессонной ночью, мне трудно было бы заморочить голову, — признается Верджил. — Я привык к неоспоримым уликам.
Я хватаю его за край рубашки, выкручиваю ее.
— Да, — саркастически усмехаюсь я. — Похоже, этого доказательства тебе мало.
— Значит, Гидеон инсценировал смерть Невви, и она оказалась в Теннесси, в доме, который принадлежал ее дочери. — Он качает головой. — Но зачем?
На это у меня ответа не было. Но отвечать и не пришлось, потому что зазвонил телефон.
Я роюсь в сумочке и наконец нахожу его. Узнаю´ номер.
— Пожалуйста… — говорит Дженна. — Мне нужна помощь!
— Не гони! — в пятый раз просит Верджил.
Она сглатывает, но глаза покраснели от слез, из носа течет. Я ищу в сумочке бумажный платочек, но нахожу только тряпочку, чтобы протирать солнцезащитные очки. Предлагаю ее Дженне.
Куда ехать, она рассказывает как подросток: «Проезжаете «Уолмарт», так где-то налево. А потом «Уаффл-хаус». Точно помню, что за «Уаффл-хаус» мы повернули». Честно признаться, просто чудо, что нам вообще удалось ее найти. Когда мы приехали, Дженна пряталась за металлическим забором сервисной станции и мусорным баком — сидела там на дереве.
— Дженна, черт побери, ты где? — завопил Верджил, и только услышав его голос, она выглянула из густой листвы — маленькая луна в зеленом поле звездочек. Она начала осторожно спускаться с дерева, потеряла одну туфлю и упала Верджилу на руки.
— Держу, — заверил он.
— Я разыскала Гидеона, — высоким, срывающимся голосом говорит Дженна.
— Где?
— В заповеднике.
Она снова заливается слезами.
— Сначала я подумала, что он мог обидеть мою маму, — всхлипывает девочка, и я вижу, как Верджил крепче сжимает ее плечи.
— Он тебя обидел? — спрашивает Верджил. И я абсолютно уверена, что если бы Дженна ответила утвердительно, то он убил бы Гидеона голыми руками.
Она качает головой.
— Просто было… такое чувство.
— Хорошо, что ты послушалась своей интуиции, милая, — успокаиваю я.
— Но он сказал, что после того, как маму увезли в больницу, больше он ее не видел.
Верджил поджимает губы.
— Он мог соврать и глазом не моргнуть.
Глаза Дженны вновь наполняются слезами.
Я тут же вспоминаю Невви и гостиную, которая вдруг начала рыдать.
— Он сказал, что мама носила ребенка. Его ребенка.
— Знаю, мои экстрасенсорные способности уже не те, — бормочу я, — но такого я не ожидала.
Верджил отпускает Дженну и начинает расхаживать туда-сюда.
— Вот вам и мотив.
Он что-то бормочет, мысленно сравнивает. Я наблюдаю, как он загибает пальцы, качает головой, начинает сначала и наконец с мрачным лицом поворачивается к Дженне.
— Ты кое-что должна знать. Пока ты общалась в заповеднике с Гидеоном, мы с Серенити были у Невви Рул.
Дженна резко вскидывает голову.
— Невви Рул мертва.
— Нет, — поправляет Верджил. — Кто-то хотел, чтобы мы поверили в то, что Невви Рул умерла.
— Отец?
— Тело нашел не он. Его нашел Гидеон. Когда приехала полиция и эксперты, он уже сидел с ней.
Дженна вытирает глаза.
— Но тело-то было.
Я опускаю глаза в ожидании, пока Дженна сложит два и два.
Когда она это делает, стрелка поворачивается в неожиданном для меня направлении.
— Гидеон этого не делал, — настаивает она. — Сперва я тоже его подозревала. Но мама была беременна.
Верджил делает шаг вперед.
— Вот именно! — говорит он. — Именно поэтому ее убил не Гидеон.
Перед отъездом Верджил уходит в уборную на автозаправке, и мы с Дженной остаемся одни. Глаза у нее все еще заплаканные.
— Если мама… умерла… — Она не договаривает. — Она дождется меня?
