Икар из Пичугино тож - Хилимов Юрий Викторович
Вопрос привычек достаточно интимен, поскольку содержит много того, что составляет уязвимость. В случае квартир все проще. Там люди опосредованы друг от друга бетоном и повседневной рутиной. Но как удержать свои привычки в согласии с другими, когда границы, разделяющие соседей, условны и прозрачны? Как не выдать себя? Здесь все на виду, так недалеко и до мизантропии. И хотя в случае Шестнадцатой улицы участки дач были сдвоены, а значит, позволяли людям не быть нос к носу, но все же скрыть свою жизнь от любопытных глаз в полной мере не удавалось. Дача, знаете ли, природа, свобода — они расслабляют, заставляют забыться, и вот тогда случайный сосед увидит то, что не для постороннего, или услышит такое слово, какое лучше бы и не слышать вовсе.
Как-то давно у Елены Федоровны был период, когда ее ужасно раздражали соседи. Сам факт, сама мысль, что они могут наблюдать за ее семьей, делать какие-то выводы и давать оценки, была для нее унизительной. Ей не нравилось, что рядом находятся чужие люди, те, кого она не выбирала, но в окружении которых приходилось жить каждое лето. Здесь все на виду, не то что в квартире, где не видишь, что у тебя за стенкой делают соседи. По мере того как Елена Федоровна замечала за соседями привычки и пристрастия, она смягчалась сама, пока наконец полностью не освободилась от переживаний. Можно сказать, что соседи для нее очеловечились в тот момент, когда она стала замечать за ними детали, составляющие их характер.
У каждого было что-то свое.
Вера Афанасьевна имела привычку каждую неделю топить баню и приглашать гостей. На вопрос о том, как дела, она неизменно отвечала «Замечательно!», и этот ответ был частью ее характера. Ее главным пристрастием были люди, без которых она не могла физически. Каждое лето выручала внучка, но и ее было мало, поэтому на «Цветущих клематисах» несли вахту многочисленные подружки Плакущевой. Самой сложной для Елены Федоровны привычкой Веры Афанасьевны было ее нежелание признавать свои ошибки и радоваться чужим успехам. Елена Федоровна считала это именно привычкой, поскольку за ней был автоматизм и шаблонность. Но была у хозяйки соседней дачи и другая привычка — угощать и делиться, она очень нравилась всем на «Зеленой листве», и Вере Афанасьевне отвечали тем же. Плакущева дружила со всей улицей, и даже ее привычка совать нос в чужие дела никого не раздражала всерьез.
Пасечник привык жить один. Его утомляли люди, хотя он совсем не был человеконенавистником. Просто ему было хорошо среди берез и ульев, а общение с посторонними быстро надоедало. Его привычка молчать шла на благо всей улице, так как энергия, расходуемая на слова, у Григория Даниловича тратилась на общественно полезные дела. Уж так сложилось, что мир его привычек оказался сопряжен со словом «мало»: мало говорить, мало есть, мало спать, мало отдыхать. Аскетичная, интровертная «Березовая роща» и экстравертные, немного праздные «Цветущие клематисы» составляли яркое соседство, они взаимодополняли, помогали проявить друг друга, узнать о подлинной ценности, но соединиться вместе так и не смогли.
Самой незаметной дачей в отношении своих привычек был участок Воротынских. Молодость Мити и Сони и их принадлежность к театру, казалось, должны были сделать эту пару гораздо более обозначенной, яркой, но они являли собой обратное. Наверное, это было их своеобразной привычкой — держать все при себе. У них всегда было тихо и спокойно. Единственным и вполне предсказуемым их пристрастием оказывались театральные вечера, на которые приглашались все жители Шестнадцатой. Часто соседи играли в этих спектаклях небольшие роли, как было по мотивам Овидия, и тогда эти встречи превращались в удивительные события, объединяющие дачников.
Да, на Шестнадцатой умели объединяться. Когда в прошлом году из-за сухого лета загорелась трава на горе, никого не нужно было уговаривать идти на зады улицы, чтобы тушить пожар. Огонь очень близко подступил к дачам Пасечника и Логиновых, угрожая поглотить все, что тому было по зубам. Но смогли отстоять. Даже дети бегали с ведрами воды и поливали траву.
На Шестнадцатой улице было две дачи, слава о пристрастиях которых ходила по всему Пичугино тож.
Первой из них была «У горы Меру». Ввиду того, что привычки Жанны имели особое происхождение, они не могли оставаться в тени. Своей экстравагантностью она традиционно возбуждала интерес у местных и гостей поселка, чего стоило только одно углехождение. Каждую неделю на территории собирались участники действа и зрители, чтобы поглазеть, как босые ноги высекают под собой столп искр. А эта привычка петь гимны солнцу по утрам, странная музыка, всюду развешанные знаки… Впрочем, больше всего Елену Федоровну раздражало не это, а частые гости, посещавшие «У горы Меру». Ей не нравилось, что многие из них не упускали возможность порассматривать, как там все устроено на «Зеленой листве». Поначалу женщине даже пришлось пару раз иметь с Капналиной серьезный разговор, но затем неожиданно они подружились.
Со временем Елену Федоровну совершенно покорили особые способности Жанны. Она убедилась, что та если и играла в гуру, то совсем немного, в каком-то незначительном, простительном объеме. У Глебовой не вызывало сомнений, что ее соседка наделена определенными способностями, а следовательно, она не была шарлатанкой. Елене Федоровне импонировали ее вегетарианство, отказ от алкоголя, забота о собственном теле. Она даже находила много общего с ней. В сущности, Елена Федоровна почти так же, как и Жанна, каждое утро встречала солнце, только делала это иначе, по-своему. А однажды она попросила у нее слова мантры и иногда, когда домашние спали, глядя на солнце, тихонько пропевала их. Елене нравилось это.
Другой приметной дачей Шестнадцатой улицы были «Три медведя» Логиновых. Энергичная Лариса и избалованный Ян, конечно же, ничего не знали про буддистский принцип, что желание порождает страдание. Пристрастия этой семьи всецело замыкались на приращении материальных благ, что причиняло известное беспокойство окружающим. На их участке постоянно что-то строилось, и потому, кроме шума, приходилось терпеть грузовые машины, которые на одном из мест улицы проделали большую колею. Безусловно, всем повезло, что эта дача находилась в конце улицы. Иначе слышать бы еще и то, как разгоряченные друзья Яна из бани прыгают в бассейн, а затем горланят песни в караоке.
Долгое время соседи бойкотировали Логиновых — в Пичугино тож не было принято кичиться достатком. Дачи в поселке держали люди небедные, но все дома были скромными, добротными, красивыми, без излишеств и вычурности. Это являлось чем-то вроде неписаного кодекса. Глубокое возмущение охватило жителей Шестнадцатой, когда они узнали, что Логиновы хотели выкупить участки Воротынских и Капналиной. Логиновы хотели разбить маленькое поместье, и двенадцати соток им было крайне мало. Можно только догадываться, как выглядел бы их конечный замысел. В это время Лариса и Ян переругались почти со всеми соседями. С одними за то, что им делали замечания вести себя чуть тише, с другими за строительный мусор, с третьими за нежелание принимать участие в субботнике.
Логиновых укрощали всей улицей. Старший по проезду Пасечник строго контролировал всю их деятельность. Он внимательно следил за тем, чтобы забор «Трех медведей» не оказался выше установленной нормы, чтобы бассейн имел правильный слив, а столб линии электропередачи, что они завалили, был поправлен, чтобы, в конце концов, они вовремя платили взносы, о которых почему-то периодически забывали. Деятельная Лариса, привыкшая, что ее голос должен быть услышан, натыкалась на глухую стену. В первое время с ней не общались ни Елена Федоровна, ни Вера Афанасьевна, ни Жанна, ни Соня. Все ее предложения по благоустройству улицы встречались молчанием. В конечном итоге Логиновы сдались, они что-то поняли, а может, это все воздействие утеса, и подготовили замечательный праздник Дня Летнего солнцестояния, после которого улица приняла их.
Если Пичугино тож было особенным дачным поселком, подобного которому не сыскать во всем мире, то его Шестнадцатая улица отличалась от своих сестер. Определенно она имела свой характер и даже привычки. Смогла объединить очень разное — например, быть одновременно строптивой и домашней, уметь радоваться и горевать, обижаться и прощать. Казалось, это не люди сдвоили здесь участки, а сам утес, нависавший над улицей, проредил ее, выполов посторонних, будто сорняки. Так было для чего-то нужно. Очевидно, он специально собрал в Пичугино тож именно эти семьи. Сергей Иванович и Елена Федоровна часто об этом рассуждали между собой, но не находили ничего общего у соседей, разве что празднование Дня летнего солнцестояния. Праздник любили все без исключения. Это стало главной ежегодной привычкой и пристрастием Шестнадцатой. Единственное, что огорчало во всем этом, — целых шесть лет, шесть долгих лет нужно было ждать, чтобы снова выпал «свой черед».
