Нагиб Махфуз - Избранное
— Убийца должен погибнуть!
— Но кто на нашей улице согласиться свидетельствовать против него? — усомнился Абу Фисада.
— Ведь и нам грозит такая же участь, — ответил Хасан. Касем велел ему замолчать, а сам сказал:
— Будет разумнее, если вы не примете участия в его похоронах. А потом мы все соберемся на кладбище.
С этими словами Касем направился в квартиру убитого, отстранив рукой Садека, пытавшегося удержать его. Он вошел и позвал жену Шаабана. Женщина, удивленная его появлением, смотрела, широко раскрыв заплаканные глаза, в которых застыло горе.
— Чего ты хочешь? — спросила она.
— Я пришел выразить тебе соболезнование.
— Это ты убил его, — резко сказала женщина. — К чему нам имение?! Это ты хочешь завладеть им.
Как можно мягче Касем сказал:
— Успокойся, преступники ответят за это. Мы всегда готовы прийти тебе на помощь, а твой муж будет отомщен!
Женщина взглянула на него исподлобья, затем повернулась и вышла. Из соседней комнаты снова послышались плач и причитания. Касем покинул дом огорченный и задумчивый.
Следующим утром Саварис сидел у входа в кофейню Дунгуля, с вызывающим видом глядя на прохожих. Люди здоровались с ним с преувеличенной любезностью, скрывая свой гнев. Они избегали также выражать при нем соболезнование родственникам убитого, предпочитая отсиживаться в лавках или сгибаться, пряча лицо, над ручными тележками.
После восхода солнца из дома вынесли похоронные носилки, которые сопровождали лишь близкие родственники убитого. Но среди них был и Касем, который шел, не обращая внимания на испепеляющие взгляды футуввы. Зять убитого, рассерженный участием Касема в похоронах, резко сказал ему:
— Сначала ты убиваешь, а потом приходишь хоронить! Касем, стиснув зубы, промолчал. Другой родственник грубо спросил:
— Ты зачем явился?
Тогда Касем решительно сказал:
— Я не убийца, да упокоит Аллах душу Шаабана. Он был смельчаком. Вам далеко до него. Ведь вы знаете настоящего убийцу, а срываете зло на мне.
Большинство шедших за похоронными носилками хранили молчание. Женщины следовали за мужчинами, босые и одетые во все черное. Они посыпали головы пылью и били себя по щекам. Похоронная процессия прошла по Гамалийе к Баб ан-Наср.
Когда церемония погребения завершилась, все разошлись, и на кладбище остался один Касем. Он нарочно замедлил шаги и отстал от остальных, а затем вернулся к могиле. Там его уже ждали друзья. Глаза Касема наполнились слезами. Многие юноши тоже плакали. Наконец, вытерев лицо рукавом галабеи, Касем сказал:
— Кто хочет покоя и безопасности, пусть уйдет!
— Если бы мы хотели этого, ты не нашел бы нас здесь, — откликнулся Хамруш.
А Касем, опершись о надгробный камень, проговорил:
— Горько думать, что его нет с нами. Он был решительным и смелым. Его предательски убили, это для нас тяжкая утрата!
— Его убил вероломный футувва! — сказал Садек. — Но кто–нибудь из нас все же доживет до того дня, когда найдет свою смерть последний футувва на нашей улице.
— Но мы не должны стать жертвами вероломства и погибнуть, как погиб наш товарищ. Давайте думать о завтрашнем дне и о том, как нам добиться победы!
— призвал друзей Хамруш. — И как нам встречаться, чтобы договариваться о наших делах.
— Сидя в заточении в собственном доме, я имел время поразмыслить над этим, — снова взял слово Касем. — И пришел к выводу хоть и нелегкому, но единственно правильному. Вам надо уйти с улицы. И пусть каждый сам придумает, как ему это сделать. Мы поступим так, как давным–давно поступил Габаль и совсем недавно — муаллим Яхья. А собрания нашего клуба мы будем проводить где–нибудь в надежном месте в пустыне, чтобы укрепить наши силы и умножить наши ряды.
— Правильно! — одобрил Садек.
А Касем продолжал:
— Избавить улицу от власти футувв мы сможем только с помощью силы. И заветы владельца имения мы осуществим только силой. Справедливость, милосердие и мир на улице воцарятся лишь благодаря силе. Но наша сила впервые будет справедливой, а не притесняющей силой.
Мужчины слушали Касема с жадным вниманием, не сводя глаз с него и с могилы за его спиной, и им казалось, что Шаабан тоже слушает его слова и одобряет их. Аграма взволнованно произнес:
— Да, такие дела решаются силой, но силой справедливой. Шаабан шел к тебе, Касем, когда дорогу ему преградил Саварис, а если бы мы были рядом с ним, футувва натолкнулся бы на непреодолимую силу. Да будут прокляты страх и разобщенность!
Впервые за все время Касем облегченно вздохнул и с удовлетворением сказал:
— Наш дед возложил на нас свои надежды. Он верит в то, что среди его потомков есть люди, на которых можно положиться!
80.
Касем вернулся домой среди ночи, но Камар ждала его и еще не ложилась. Последнее время она была более, чем всегда, заботлива и нежна с ним. Касему было неловко, что жена не спит из–за него до такого позднего часа. Он заметил, что глаза ее покраснели от слез и взгляд их потускнел.
— Ты плакала? — спросил он участливо.
Камар не ответила, сделав вид, что поглощена приготовлением ему стакана теплого молока.
— Смерть Шаабана потрясла всех нас, — промолвил Касем. — Да упокоит Аллах его душу!
— Сначала я оплакивала Шаабана, — заговорила наконец Камар. — А потом стала плакать каждый раз, вспоминая, как Саварис напал на тебя, как он засыпал землей твою голову и лицо. Ты не заслужил подобного обращения.
— Разве можно сравнить это с тем, что постигло Шаабана?!
Камар подала мужу стакан молока и, садясь рядом с ним, тихо сказала:
— Мне так неприятно слушать то, что о тебе говорят на улице.
Он усмехнулся, желая показать, что его это не трогает, и поднес стакан ко рту.
— Гулта убедил род Габаль, — продолжала Камар, — что ты хочешь сам управлять имением и забирать себе весь доход. Хаджадж рассказывает то же самое в квартале Рифаа. Они утверждают, что своим поведением ты чернишь память Габаля и Рифаа.
— Все это мне известно. Как известно и то, что, если бы не ты, сегодня меня не было бы уже в живых!
Камар нежно погладила мужа по плечу, и на нее вдруг нахлынули воспоминания о тех далеких днях, когда их беседам не было конца, а счастью предела. Вспомнила она трудные и радостные ночи после рождения Ихсан. Сейчас ничего этого у нее не осталось. Муж ей больше не принадлежит, как не принадлежит он и самому себе. Поэтому она скрывала от него боли, которые временами ощущала. Ему некогда подумать о себе. Зачем же она станет обременять его заботами о ней! Она стеснялась быть ему в тягость, боялась, что этим, сама того не желая, окажет услугу его врагам. Кто позаботится о нем? Жизнь проходит так быстро! И дни покоя уже позади. Да простит тебя Аллах, наша улица!
А Касем говорил:
— Надежда не оставляет меня, хотя сейчас она едва брезжит. У меня много верных друзей. Это только кажется, что я одинок. Один из них осмелился бросить вызов Саварису, нарушив его запрет. Раньше на это никто бы не решился. И таких, как он, много. Наша улица нуждается в смельчаках, которые не позволят топтать себя ногами. Не давай мне совета жить спокойно. Человек, которого убили, шел ко мне в дом. Ты же не желаешь, чтобы мужа твоего считали презренным трусом!
Камар улыбнулась и забрала у него пустой стакан.
Жены футувв гордятся тем, что их мужья умеют драться, а ведь они защищают зло! Я тоже хочу гордиться тем, что мой муж силой отстаивает добро.
Касем понял, что чувства жены, ее любовь и печаль, гораздо глубже, чем это может показаться. Погладив ее по щеке, он ласково сказал:
— Ты для меня все в жизни, ты самый лучший друг. Камар улыбнулась и позвала Сакину, которая, видимо, уже легла…
Дядюшка Шантах, лудильщик, был очень удивлен исчезновением Садека. Придя к нему домой, он не нашел там ни самого Садека, ни членов его семьи. Торговец рыбой Абд аль-Фаттах также, как ни искал, не обнаружил на улице следов своего работника Аграмы. И Абу Фисада не вернулся в лавку Хамдуна и не предупредил его о своем уходе. А где Хамруш? Пекарь Хассуна сказал, что он как сквозь землю провалился. И другие куда–то пропали. Сначала об этом узнали жители квартала бродяг, потом новость распространилась и в других кварталах. Жители кварталов Габаль и Рифаа насмешливо утверждали, что бродяги решили удрать, чтобы не платить подать Саварису. Саварис призвал Закарию в кофейню Дунгуля и с угрозой в голосе сказал:
— Твой племянник лучше всех объяснит нам, куда подевались люди.
— Твои подозрения напрасны, муаллим, вот уже несколько месяцев он не выходит из дома, — вступился за Касема Закария.
— Все это для отвода глаз, — прорычал футувва. — Но смотри, как бы с твоим племянником чего не случилось!
