Девушка из хорошей семьи - Мисима Юкио
– Перестань делать лицо, как у прилежной ученицы на лекции.
Саваи заговорил небрежно, даже грубовато:
– Мне неудобно все время тебе тыкать, могу я обращаться к тебе Касуми-тян? А меня можешь, как Тиэко, называть Кэй-тян.
– Разрешаю, – согласилась Касуми. – Ну, что там с гейшей?
– Неприятно это все. Знаю ее со студенческих лет, в последнее время надоела, разонравилась. Поехали в Атами [12], я сказал, что расстаемся, а когда вернулись, на вокзале в Токио она опять начала ворчать, злиться. Да еще сказала, что уж если расставаться, то в Атами, куда мы когда-то впервые поехали вдвоем, она хочет в ту же гостиницу. Обычное дело. Все бы ничего, если поехать в свободный от работы день, но надо было ехать, когда она согласилась, а то другой случай может и не представиться. В конце концов один день прогулял. Отцу только не говори.
– Ясно. И вы правда окончательно расстались?
– Расстались.
– А как ты познакомился с этой гейшей?
– Ну, тогда много чего было. Я студентом как-то поскандалил по глупости в ночном клубе. Кому-то на ногу, что ли, наступил, ерунда, в общем, но началась драка, я выбежал на улицу, а там уже пять человек. Ну, думаю, пропал, а тут появилась гейша, схватила меня за руку – я и ахнуть не успел, как втолкнула в машину. А там еще две гейши и их толстый покровитель – занятный он был человек, сказал, мол, понравилось ему, как я дрался. Так и довезли меня до Атами, там и ночь провел. С той самой гейшей, которая меня за руку схватила. Не устоял. Но стоит ли барышне рассказывать такие вещи? Гейшу звали Бэнико.
Касуми захватила эта история – все прямо как в кино. В их добропорядочной семье ничего подобного не услышишь.
– А что потом… потом? – Она хотела знать мельчайшие подробности. – А после того, как вы с ней расстались, был у тебя кто-нибудь?
– Я это тоже должен рассказывать?
– Конечно! Все без утайки, приказываю!
Касуми слушала, подавшись вперед, и гордилась, что совсем не ревнует.
– Давай на этом остановимся. Сегодня, во всяком случае.
– Нет-нет. Рассказывай все. Думаю, теперь ты станешь моим советчиком. У меня совсем нет предрассудков.
– Да какой из меня советчик. Хотя я тоже хотел бы в подруги девушку твоего возраста, понимающую, чистую, искреннюю, которой можно было бы открыть что угодно. У меня и в компании нет близкого друга, не с кем поделиться наболевшим. Я и не думал, что ты, Касуми-тян, способна такое выслушать. Ты ведь всегда холодная, сдержанная.
– Это ты плохо смотрел, – самодовольно парировала Касуми.
В шапках пыльной листвы расставленных в кафе деревьев путались клубы табачного дыма.
– Может, открыть окно? Весна ведь, – предложила Касуми.
– Сейчас. – Саваи распахнул окно. – Смотри-ка! – И он показал ей ладонь, черную от пыли с оконной рамы.
– Ты прямо как ребенок, который играл в грязи и перепачкал руки! – расхохоталась Касуми.
И пока она смеялась, он, пожимая плечами и скривив рот, словно актер в пантомиме, стоял, показывая всем черные ладони.
6
Увлекшись рассказом Саваи, Касуми совсем забыла о времени. Саваи уже не казался ей недалеким, каким она до сих пор считала и отца; теперь она прочувствовала, что мужчина – серьезное, загадочное явление.
Будь Саваи скрытным, легкомысленным красавцем, сердцеедом, Касуми, пожалуй, смотрела бы на него другими глазами и не заинтересовалась бы им настолько – прежде всего из брезгливости. Но Саваи говорил искренне, открыто и совсем не походил на человека с двойным дном.
К тому же свойственная ему «легкость» была особенной. Собеседника он озадачивал тем, что в любом серьезном высказывании у него непременно проскальзывала шутка. Женщины никогда не чувствовали, что Саваи к ним равнодушен, – им постоянно казалось, будто по телу ударяет мячик от пинг-понга. Это ведь совсем не больно. Маленький легкий мячик не может навредить. Вот тяжелый мяч может сильно поранить, а если заденет волан, то вздрагиваешь и портится настроение.
Саваи предложил пойти в кино, но Касуми было куда интереснее слушать его рассказы.
– Тебе сегодня к которому часу нужно домой?
– Да уж пора обратно. Сказала, что пойду послушать подругу на музыкальном вечере и сразу вернусь.
– Жалко тебя, как птица в клетке. Ну, такая птица…
– Хочешь сказать, домашний скворец? Ладно, пусть так. Но у меня не было проблем с тем, чтобы выйти из дома. Мама сказала, на музыкальный вечер надо надеть кимоно. Представь, что мы вдвоем, и я в кимоно, идем по Сибуе. Все сразу начнут глазеть.
– Хотел бы посмотреть на тебя в кимоно!
– Ну нет. В нем я выгляжу куклой.
– Не может такого быть! – серьезно возразил Саваи. – Уверен, тебе очень идет.
Касуми задумалась, как бы найти возможность показаться Саваи в кимоно, но одернула себя: «Нельзя!»
– Да, Касуми-тян, такие дела… – Саваи продолжал говорить, без стеснения называя ее так, как она разрешила. Это привычное «Касуми-тян» было как прирученная им белочка. Белочка, которая еще вчера принадлежала ей, а сегодня легко скакала с плеча на колени почти чужого мужчины. – Ну и хитрая же ты, Касуми-тян. Меня заставляешь рассказывать, а про себя ни слова. Поведай-ка свою историю. Когда ты в первый раз поцеловалась? Какой была первая любовь? А теперешний парень?
Касуми покраснела и замолчала. Она еще не знала, что такое первый поцелуй. На самом деле, она ничего этого не знала – из-за прекрасного воспитания и робости.
Она попыталась сделать еще глоток из давно пустой чашки, но, увидев на дне вязкую смесь растаявшего сахара и кофейной гущи, поставила чашку на место. Коричневый осадок чем-то напоминал залив на морском берегу. Как будто стоишь у полосы прибоя. Среди красновато-коричневых скал скопились выброшенные бурые водоросли, и мелкие волны, перекатываясь через них, лижут белый песок. Касуми подумала: а где он, этот берег? Может, она там ни разу не бывала, может, пейзаж с этим берегом мелькнул во сне. Вдруг крошечное море и темная кромка берега в чашке исчезли из виду.
Касуми знала, что кофе там уже нет, и все-таки, злясь на себя, опять поднесла чашку к губам. Саваи, конечно же, заметил. Заметил, что она растеряна.
Касуми не выносила, когда ее считали ребенком, и решила перейти в наступление. Если Саваи думает, что она растерялась, надо показать, что, наоборот, она женщина с большим опытом, просто не знает, с чего начать. Поглядывая краем глаза поверх крыш за окном на пригородные электрички, со скрежетом подъезжающие к остановке, Касуми произнесла:
– Да всякое бывало. Но если женщина открывает всем свои тайны, то это не женщина. Вот подружимся поближе, – может, и расскажу. А что насчет вас, господин Саваи? До сих пор я все спрашивала. Но где доказательства? Может, ты надергал отрывков из разных книжек и так сочинил свою историю. Что-то я не знаю, можно ли тебе верить.
Этот отпор принес свои плоды: по лицу Саваи стало понятно, что Касуми серьезно уязвила его самолюбие.
– Вот как? Ты мне не веришь? А как же Бэнико и другие девушки? Не говори о том, в чем не разбираешься. Ты велела рассказывать, и я все честно рассказал. С чего бы мне врать? К тому же на станции «Токёэки» ты видела Бэнико своими глазами.
– Ну и что? Может, ты утешал, например, любовницу друга.
– Черт! Черт! – Потрясенный Саваи без раздумий ринулся в наступление. – Ладно! Я прямо сейчас тебе покажу, как умею подцепить девушку.
– Неужели? – Касуми напустила на себя холодный вид, глянула свысока. – Ну тогда я сейчас же хочу это увидеть своими глазами.
– Хорошо, идем!
Саваи схватил чек и вскочил с места. Ветер из окна раздувал его небесно-голубую куртку.
7
Касуми специально не спросила, куда они идут, – посчитала, что ей выгоднее молчать. Если она что-нибудь скажет, Саваи ухватится за это и переменит решение.
Когда они влились в толчею перед станцией «Сибуя», обтянутые курткой плечи, которыми он прикрывал Касуми, чтобы та не потерялась, закаменели от досады. «Что я делаю!» – читалось в этом отчаянном напряжении. Саваи молча пробирался сквозь толпу. Касуми была спокойна, невозмутима, душу ей грело чувство победы. Они добрались до другого выхода со станции, и очутились перед высоким и современным общественным зданием.
